Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Edi
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Василий Иваныч, взяв Петьку и Анку, А также червей поллитровую банку И всех погрузив в боевую тачанку Поехал рыбачить к реке спозаранку.
Приехали: Петька с рыбалочным грузом, И Анка с большим восьмимесячным пузом. Река подражала лирическим музам И пахла грядущим Советским Союзом.
Улов был отличный, уха закипела, Чапай закемарил, девица запела, А Петька – поскольку остался без дела – Купался в реке, развивал свое тело.
Поели ушицы, денек был прекрасный, Не то чтобы жаркий, но теплый и ясный. Ржавел на стремнине осколок фугасный. Обычный осколок: ни белый, ни красный.
Закат догорал на исходе субботы. Василий Иваныч травил анекдоты Про то, как «бойцы отращають живОты» И Анка представила писаря роты...
Вернулись во Лбищенск. В домах уже спали. Чапаев устроился на сеновале. Подумал о крале: Антеною звали. Назавтрa решил искупаться в Урале…
*** Конец, но не страшный. Не жизни, а лету: Еще порубать, покататься по свету. А что тут смешного? Смешного тут нету. Стишок ни о чем. Уж простите поэту.
Ты, Серега, едешь в Питер. Там - хотя не забугор - Писсуар зовут пюпитер, Зоопарк - гостиный двор. Будя ты усатый мачо, И имея ледоруб - А уедешь горько плача: Увозя астральный труп.
Там читают неустанно, Дискутируют везде И у каждой их путаны Томик Пушкина в руках. А таких как наша Шура, За размер и красоту Держат не за штукатура, А в Кунсткамере, в спирту.
Про развод известно много: Тут и загсы и суды... Только в Питере, Серега, Разводные есть мосты. Там разводят всех на свете От девиц и до мужчин. Да, у них бывают дети - Но как следствие причин.
Ты ходи там не глазея Каждой девушке вослед: Это экспонат музея, Или, брат, искусствовед. Питер - скромности рассадник. Чтобы всякий не блудил, Им, Серега, Медный Всадник Исторически всадил!
Даже выпимши и даже Если холодно в груди Задержись у Эрмитажа Или просто упади. С этих мест почти без боя Расплодилась власть (в Москве) Без царя над головою И в усатой голове.
Говорят, что коммунары В ночь Седьмого Ноября Покидают рай и нары Зимний заново беря. Наш товарищ из Тамбова Там в подзорную трубу Видел Ленина живого, А в Москве – увы - в гробу.
А вообще, Серега, брат мой, Это счастье и беда: Золотой грифон крылатый, Да свинцовая вода. Да простор реки свободный, Не законченный нигде... Да литой Канал Обводный... Тень России на воде.
Его не прельщали ни деньги, ни тети, Он думал о плане, мечтал о работе, Питался со свалки, не пил никогда И спал на портретах героев труда. Он письма писал столярам, комбайнерам, Швеям-мотористам, министрам, которым Приносят бумаги скрывая испуг И плюс одному кандидату наук.
Он славил их труд в окрыленных посланьях, Желал им здоровья, молил о свиданьях, Просил рассказать для народов всех стран Во сколько разов перевыполнен план. Молочника он вопрошал о надое, Швею об игле, поваров про второе, Господ стукачей про их бдительный стук, Плюс кое о чем кандидата наук.
Обычно ему не бывало ответа, Но главное было конечно не это, А главное было, чтоб жить в унисон, С гигантами строек, с конвоями зон. К мартену встают силачи-сталевары, Шофер зажигает цигарку и фары, Сажает крестьянин картфиль и лук, И моют полы кандидатом наук.
А он вместе с ними, в едином порыве: С врачом, утопающим в сильном нарыве, С монтером, тревожно глядящим на свет, С разведчиком * *, которого нет. Он строит мосты и воюет с Пол Потом, Идет на субботник по многом субботам, На происки шлет свое гневное «нет», Дает кандидату научный совет.
Но вот на закате советского строя, Прихидит депеша, в которой герои От имени граждан и от своего На несколько букв посылают его. Послал его плотник, шахтер и нефтяник, Стекольщик, колхозник, рыбак, группа нянек, Разведчик в шифровке назвал его: гад, Плюс корень (квадратный) извлек кандидат.
Он выпал из времени и из пространства, Его не прельщали ни тети, ни пьянство, Он долго блуждал, отбивясь от рук И звал в темноте кандидата наук. Нарушив баланс гормональный и осмос Забрался на крышу гостиницы Космос И выпрыгнув с этих заоблачных сфер, Впечатал любовь свою в СССР.
У каждого турка есть некая штука И с этою штукой он входит без стука К одной из своих многочисленных жен, Красою которой с обеда сражен.
А в старой Европе бледнеют от скуки. Одни любят факи, другие лишь звуки, Кто выдует шнапс, кто разбавит вино, Кто лихо сыграет с тобой в домино. Есть фаны футбола, есть фаны корриды, Кто любит просторные снежные виды, Кому кофеварка, кому чернобурка, Но в целом Европе нужна штука турка.
Вас виртуально нет, присутствует лишь аська, И хоть знакомил нас Sergey ака Bar-bоss, Но ни в одном чату от Шуйска до Kitайска Я ваших не нашел ни постингов, ни slyoss.
Вы были неспроста так немногоканальны, И через 100 minut, сказавшись ламерной, Признали, что, увы, не слишком виртуальны, Что лучше мне зайти к вам poprostu domoj.
Конечно я не truss, но как же это будет! А вдруг вы там mujik и даже спайдермен! И ясные черты прекрасных фотостудий Жестоко исказит reality домен.
И понял тогда, вы просто не хотите В кристальный монитор явиться без помех. К чему мне этот блеф – взаправдашние тити, А если вы с луны – то и зеленый мех.
Гляжу на кнопку send: и глючится, и манит... Пульсирует модем, белеют провода.... Провайдер не спешит, провайдер понимает, Что с devushkoiu я прощаюсь навсегда.
Чтоб страна не волновалась я пишу ей восемь строчек. Написал - и семь осталось (шесть и этот уголочек). Пять последних строк в клавире и готовы мои вирши. А теперь уже четыре (плюс кусок готовый выше).
Ну давай, пиши бездельник: три последние мыслишки. Ты получишь как их... денег! две строки - и дело в книжке. Так, пятнадцать слов осталось, впереди восьмая строчка. Пол строки, какая жалость! десять букв… рывок… и точка.
Я зайку свою милую Люблю с такою силою, Что норкой и шиншилою Укутал бы, но нет! Я против отнимания У норок одеяния И не люблю давания Их шкурок за минет.
А лучше тебе заинька, За то, что стала паинька, Я сделаю ебаинька И нашепчу стихов. И зайка раскраснеется, Мурашка в ней поселится И запылает девица Без норковых мехов.
Я поцелую солнышку За кисленькую зернышку, Достану ей до донышка А может быть и за. А норковые зайчики, Лесные горностайчики, Уткнутся в ее пальчики И поглядят в глаза.
Над седой равниной моря возникает дядя Боря. Ветер тучи собирает. Дядя Боря выпивает.
Между тучами и морем, не успев за дядей Борем, в клюве сжав кусочек сыра гордо реет голубь мира, а за ним премьер невъебный Черной Мордии подобный.
То крылом народ потрогав, то стрелой взмывая к Боре, расхититель прод-налогов - Грач уселся на заборе.
Киря тоже страстно дышит. Он кричит, и Боря слышит сквозь сопение в сортире радость в смелом крике Кири.
В этом крике - жажду бури, "Бей евреев", треск наганов и уверенность в Бабуре слышит в меру злой Зюганов.
Чайки стонут перед бурей, - стонут, ездят по парадам. Под фуражкой – чайник дури. И Чечня маячит рядом.
Глупый БАБ - пингвин московский - прячет тело в то, что модно. Да и гордый Ходорковский реет смело и свободно от Парижа до Находки, где Романыч - сын Чукотки.
Все мрачней и ниже тучи от Москвы до Петрограда. Русским хочется как лучше - как всегда пока не надо. Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, ветр ширя. Вот идет бухая дева, а за ней выходит Жиря. Жмет ее, кладет засосы и бросает вдруг с размаху в дикой злобе на утесы - и кладет нагую Маху, в изумрудные громады жопы, жирной от помады.
***
Вдруг летит Партай Геноссе Разогнав других Шайгою. Есть вопросы? Нет вопросы! Если тонешь – Курск с тобою. Как стрела пронзает темень, пену волн Грызлом сатиря. Вот он носится, как демон, - гордый, черный дух сортира. Он неймет. Ему неймется. Он смеется, и рыдает... Он над (залито) смеется, он от радости рыдает! В гневе грома, - чуткий... (прочерк), - он давно уста... (цензура), он уверен – этот почерк Нас не скроет (Тише, дура!) (Сам дурак!) (Кисель несчастный, раскричался – заглушают!) Кто об хуй не терся властный - синим пламенем пылают.
От Москвы и до повсюду, От людей и до улиток, От Аллаха и до Будды, От живых и до убитых – Я так горд – и ты конечно, Что живем в такие годы, Где над нами человечно Он расставил зонт свободы. Нас смеют и нам смеется! А кто нет – те, видно, гады. Ничего на нас не льется. Никому от нас не надо. Правда, классно, Алл Борисыч? Правда, блеск, Иос Кобзоныч? Правда, хуй, Ирина Сисич? Разве нет, Михайло Зоныч?
Вот и мы о том: прекрасно! Всем спасибо, пуле-дуре, Всем зонтам, торчащим властно. И, конечно, Славной Буре.
Отряд умылся в срок предельно сжатый И чистеньким предстал перед вожатой, Прекрасной, как парижский Нотер Дам. -Вот это да! - шептались по рядям.
Она сказала: -Вы у нас впервые: А моете вы члены половые? На радость Ильичу, врагам назло Приказываю, члены наголо! Сначала показал свой член Серега, Изящный и залупленый немного. Охотно показал свой член Борис, Вполне масштабный, но глядящий вниз. Смущенный и стеснительный Валера Открыл кусочек маленького хера. А армянин по имени Вазген Достал изрядный, но горбатый член. Был очень тонкий членик у Олега, А у Петра – пупырчатый как лего. У Коли член держался на прыще. У Семы члена не было вообще. Довольно странно было у Володи: Конечно член, но в неизвестном роде, А Вася рассмешил ребят до слез, Сказав, что письку откусил Барбос. Барбос стоял коленопреклоненно, Держа в зубах остатки его члена, Остался очень скромный Николай. Вожатая сказала: - Заголяй! Теперь стояли все перед вожатой, У каждого в руке был член зажатый. Виднелись только чистые концы. Вожатая сказала: - Молодцы!
А после мы с ребятами спросили: -А вы свою пизду вообще-то мыли? А то иной вошел уже в года, А у него немытая пизда... Вожатая занервничала жутко: -Конечно мыла, что я, проститутка?! И вскоре каждый убедиться мог, Что у вожатой чисто между ног.
Прошли года и многое забыто, Романтиков заели службы быта, Но до сих пор – кто бывший пионер, Имеет чистый, «будьготовый» хер.
Пусть в закромах твоих ни крошки, Лишь колбаса как экскремент... Но снова на облезлой кошке Ты ставишь свой эксперимент. Наносишь телу ее раны От любопытства – не со зла, Чтобы убив ее гуманно Понять, зачем она жила. Зачем бездомные котята, Ее блудливые сыны, Снуют в ночи и верят свято Во все четыре стороны. Эй, кошка бросовой породы, Кто дал Вам форы пол очка? Где Ваша Статуя Свободы С зеленым факелом в зрачках? Эфиру! Кошка засыпает Упрямо веруя: проснусь!
И кто-то пульс ее считает... И кто-то наш считает пульс...