Папа с мамой у меня пошутить любят. Хохмачи, понимаешь. Друзей и детей
до икоты довести или до обморока - самое милое дело. Вот вам несколько
историй:
Исто(е)рия раз. 1 Мая отмечалось, кто помнит, массовыми
демонстрациями единства советского народа с воздушными шариками,
транспарантами и лозунгами из матюгальника. Затем следовали обильные
возлияния с непременной миской оливье. Ну и мои, соответственно, не
отставали. После очередной первомайской демонстрашки вместе с друзьями
отправились к ним в гости. Хозяин пошел в магазин или куда там, неважно.
В доме трое: мои и хозяйка (скажем, тетя Рита). Пока тетя Рита на кухне
возилась, мои в комнате типа стол накрывают. Теперь представьте: идет
тетя Рита проверить гостей через темный, длинный коридор, заходит в
комнату, видит: маман моя сидит в кресле, журнальчик читает, папашка на
диване лежит, пледом накрылся с головой.
Маман, опережая вопрос: "Рит, Сашка устал, пусть поспит минут
пятнадцать, щас накроем".
Базара нет, тетя Рита направляется на кухню последние приготовления
готовить. Идет по коридору (темный, длинный). В полной тишине из-за
шкафа (в коридоре) на нее вываливается тело с тихим, надрывным "У-у-у".
Тетя Рита: крик, бряк на пол, слезы, истерика на полчаса, отпаивание
водкой. Оказалось, с демонстрации кучу воздушных шариков домой
притащили. Плед нашли быстро, остальное, думаю, ясно.
Исто(е)рия два. Лето. Ждут теперь мои знакомую (скажем, тетя Света).
Долго ждут. Скучно. Наконец, в окно видят: идет. Папашка идет ко мне в
комнату, одевает мою гимнастерку и противогаз (дедушка военрук в школе,
в гости к нему ездили, он мне кучу амуниции подогнал). Тетя Света стучит
в дверь. Дверь распахивается, выскакивает мужик в гимнастерке, сапогах
(резиновых), противогазе, и, тыча трубой противогаза ей в лицо (бачок
противогаза откручен), истошно орет: "ГАЗЫ!!!". Тетя Света: крик, бряк
на пол, слезы, истерика на полчаса, отпаивание водкой. Водку тогда все
любили.
Исто(е)рия три. Все три истории произошли в течение одного года, и эта
была апофигеем. После этого они на некоторое время завязали. Так вот,
осень. Мне от силы лет десять. Маман, как образцовый советский инженер,
участвует в битве за урожай морковки, папаня на кухне холодильником
хлопает. Время: десять-одиннадцать вечера. Я лежу в кровати, читаю "Вий"
Гоголя. Свет настольной лампы освещает со столика аккурат книгу,
остальное в кромешной тьме. В воображении вокруг ведьмы на гробах верхом
скачут и вампиры лапы ко мне тянут. Впечатлительный был мальчик. Тут,
между мной и книгой, влазит ЛАПА. Корявые, узловатые,
болезненно-красноватые пальцы оканчиваются тонкими, подрагивающими
усиками. Ладонь узкая, большой палец торчит не сбоку, а из середины
ладони перпендикулярно. Вся рука грязная, как из могилы. От запястья и
выше, во тьму - мех. Секунду поторчала передо мной и быстро скрылась в
темноте. Глюк. Сердце трепыхается, но читаю дальше. Через секунд
пятнадцать эта же лапа появляется на границе света-тени. И замирает. По
словам садистов-родителей: я глянул на лапу, в книгу, опять на лапу, еще
раз в книгу. Потом книга улетела в сторону лапы, я судорожно вцепился в
одеяло, прикрываясь от лапы, и заорал, обливаясь потом и слезами. Такого
ужаса я, к своим теперь двадцати шести годам, не испытывал больше ни
разу.
Свет зажгли, предки выглядели озадаченными такой реакцией (думали,
наверно, что я посмеюсь удачной шутке).
- Сынуля, лапочка, ну что ты? Это просто морковка, видишь, мама какую
морковку в поле нашла? Правда, на руку похоже? - приговаривал папа,
стаскивая с руки летную куртку, вывернутую мехом наружу.
Часа полтора меня успокаивали. Чуть заикой не остался. Мистер Спок их
наверно четвертовал бы. А я их все равно люблю. Родителей не выбирают.