История №1102929
Долго будет, как раз для тех, кому не выйти из дома. Уж простите, и пожалуйста со спасибо заранее)!
Начало 90-х. Мы вдвоем с напарником-водителем  Толиком тогда уже частично отсоединились от  родного кооператива по выращиванию женьшеня,  и по решению общего собрания отданные на потеху рыночной экономики,  зарабатывали как могли торговлей,  для оставшихся на плантации почти родных  долбоебов,  и для себя.  В новый кооперативный  ГАЗон,  с кузовом «колхозник» мы правдами и не совсем,  загружали мебель от нашего, умирающего  мебельного комбината,  и возили  ее продавать за 400 км. в  Хабаровск.  Об этом, немного подробнее я напишу в следующий раз.
А тогда, оставшиеся работать  в тайге (Приморский край), из-за внезапно сошедшего на нет спроса на корень, как говориться,  для «поддержки штанов»,  затеялись выращиванием огурцов.  Благо техники и голодных кадров с их семьями у нас в кооперативе  было в избытке.  Если 16 экзальтированных, кооперативных Буратин  умножить на количество членов их семей, не считая домашних животных, кормить нам Толей приходилось  почти десантно-штурмовую  роту времен кончины Советской Армии.
Арендованные  5 Га земли, к тому времени уже не используемые несколько лет,  по причине развала местных совхозов, урожай дали неожиданно богатый. Огурцы  наши сотоварищи собирали день и ночь, а когда забили все сусеки,  начали думать,  кому их продать. В нашем городке, к тому времени еще не особо  избалованном китайской цивилизацией,  овощи обильно выращивались самостоятельно его населением на дачах и приусадебных участках, а те кто по разным причинам был далек от сельского хозяйства, удовлетворяли свои потребности в витаминах и клетчатке на городском сельхоз-рынке. По тем же причинам, местные заготовительные конторы принимали сельхоз продукцию исключительно по бросовым ценам.  Кто-то самый умный из нашего  кооператива додумался  до того, возможно чистокровный еврей Лева,  чтобы реализовать местный урожай  в большом, но «ненашенском»  городе  Хабаровске.  Нам с Толиком нечего было возразить. Загрузили с верхом кузов-колхозник  сетками, набитыми огурцами,  и поехали. 
По накатанному маршруту доехали до места без приключений, если не считать того,  что одна из 20-ти литровых канистр с автолом которые мы всегда загружали с собой в дорогу,    в пути открылась и опорожнила в кузов все свое содержимое,  хотя  об этом мы узнали чуть позже.   Зачем, спросите вы между прочим, столько много автола возить с собой, отвечу,  не утаю. За 400 км. до Хабаровска наш, подчеркиваю, новый ГАЗон  съедал одну канистру, а второю  легко закусывал на обратном пути – отечественные допуски-посадки, видите ли. 
Утро мы  начали на Хабаровском рынке,  и сразу  с изучения рыночных основ – спроса и предложения.  Предлагаемая цена в  рознице, судя по ценникам на прилавках,   отличались от наших огурцов раз в пять  в большую сторону,  что нас  безумно радовало ожидаемой  прибылью,  а спрос на цену оптовой закупки ровно во столько же раз увеличивал  наши шансы  сработать в минус,  что так-же безумно огорчало.   Люди, которые формировали на этом рынке баланс между спросом и предложением, были исключительно смуглыми и волосатыми снаружи и черными внутри.  «Спалив»  наши не местные автомобильные номера,  они рекомендовали нам уебывать на родину на своих колесах,  чтобы не возвращаться пешком,  и даже не пытаться торговать  в  Хабаровскую розницу  из  Приморского  кузова.
Вняв не добрым акцентам представителей одной из бывших, советских республик,  мы поехали искать бледнолицых,  и к обеду  их нашли.  Снежки прятались от жары в  тени огромных пустых складов  ОРС ДВЖД.  Это была одна из железнодорожных снабженческих организаций советских времен.  Братья по разуму были приятно удивлены нашей ценовой политикой,  и предложили разгружаться. 
Вот чем мне не нравится Хабаровск – всем!  -40 зимой, и +40 летом.  Хотя, пожалуй, разгружать четыре тонны огурцов лучше зимой. Может жар сам по себе  «костей не ломит», но в сговоре с четырех-тонной  бандой  огурцов ,  они нас к вечеру чуть не доконали.  
Мы дошли до момента когда следует вспомнить  кУзова-колхозника, неспроста упомянутого  мною чуть выше.  Спроектирован,  и выполнен он был таким образом, чтобы в кузовные щели в период сбора и перевозки зерновых, из него не просыпалось ни одного народного зернышка. Нужно отдать ему должное,  в отличие от двигателя,  заложенную в него парадигму кузов отдуплял  по полной.  Ни капли, пролитого из канистры автола,  наружу он не выпустил, что мы собственно и обнаружили,  добравшись до заваленной огурцами пустой канистры. Все двадцать литров разогретого на солнце моторного масла,  ровным,  и вполне ощутимым слоем,   покрыли весь кузов. 
Первые сетки огурцов, из пропитанного автолом самого нижнего ряда,  мы развязывали,  и пересыпая в чистые мешки их содержимое, протирали чуть ли ни каждый огурец.  Вязкость автола  в градусах  Энглера мы с Толиком не измеряли, но судя по результату  для огурцов было самое то. 
 Очищенные от дорожной пыли,   они  платили нам глубоко-зеленой  благодарностью,  сверкая на солнце маслянистым глянцем, и выглядели  восхитительно товарными.   Затем, когда закончились сетки, и пропиталась маслом вся ветошь, мы уже не развязывая,  стали протирать мешки только  снизу, чтобы  с них хотя бы  не капало. 
Ближе к вечеру, размазав ровным слоем по телам,  перемешанный с автолом пот, мы с Толиком зашли в прохладный ангар для расчета. Сумма,  указанная в счет-фактуре, не смотря на нашу дикую усталость,  нас вполне устраивала, но свинья которую мы чуть не подложили принимающей конторе , стремительно возвращалась обратно  причем самым наглым образом. 
  Денег в конторе не было вообще. На наш вопрос: - Когда будут? - Нам без труда внушили,  что  никогда.
Альтернативой  нашему негодованию было предложено прогуляться по ОРСовским складам,  и подобрать  себе бартер.  Некоторые из тех,  до кого до сих пор не добралось отечественное здравоохранение, еще помнят времена бартера.  Нас провели по бесконечным лабиринтам коридоров и пустых ангаров,  и наконец его показали.   Бартер  болтался  на вешалах  в одном конце огромного склада в виде синих китайских спортивных костюмов а-ля Адидас, и поддона картонных коробок  с неизвестным содержимым. 
Угрюмо свыкаясь с мыслью о том,  что ничего хорошего из этого уже не выйдет, спортивные костюмы мы с Толиком отмели единогласно.  Мало того,  что подобными изделиями на тот момент   был наводнен весь Дальний восток,  и в них  уже стеснялись щеголять  даже самые отъявленные гопники, они  все  как один были небесно-голубого цвета с рядами нескончаемых белых полосок вдоль и исключительно монструозных  размеров. 
-Хочешь такой костюм? – Спросил я Толю. Но для того чтобы он его захотел, Толей должно было быть два или три. 
-Неа.
- Вскрывайте коробки! - отчаянно надеясь на удачу, приказали мы. Но чуда не вышло. В картонных коробках,  упакованные наподобие  электролампочек,  и в такой же серый  картон, рядами стояли какие-то стекляшки грязно-небесного цвета.  Текст на мутной бумажке, найденной нами  внутри одной из коробок, гласил:   Духи «Южная ночь». г. Симферополь
  Бутыльки представляли из себя миниатюрные изделия 5-7 см высотой,  вылитые в виде амфор из множества мельчайших шариков. Сверху амфоры было отверстие в которое вставлялся цилиндрический  пробник-колба 3-5 мл. с полиэтиленовой пробочкой и бесцветным содержимым.  Запах содержимого  мы с Толиком оценить не смогли, по причине глубокой усталости и отсутствия опыта обоняния симферопольской южной ночи, и хотя, на мой взгляд, в Симферополе той ночью скорее воняло - деваться было некуда. 
В расстроенных чувствах,  мы кое-как закрепили  в кузове с десяток коробок ожидаемой маржи,  и двинули на Юг  в сторону маленькой  родины.  Я отрубился  почти сразу,  и болтался без памяти в спартанской ГАЗоновской кабине почти  до самой приморской границы, стучась по очереди  башкой во все кабинные стекла, до тех пор пока не отрубился Толик. Мы поменялись местами, и я немного очухавшись,  втопил  дальше.  Был по дороге еще забавный  эпизод,  когда я на полном ходу  влетел в огромную яму,  прямо на стыке наших двух Дальневосточных краев, и Толик чуть не вылетел в окно, но он был быстро забыт по причине сонной амнезии компаньона и более не вспоминался, тем более, что очарование южной ночи, разлетевшись коробками по кузову,  почти не пострадало. 
По приезду, выслушав скорбный рассказ   о наших злоключениях,   наши кооперативные и очень добрые самаритяне даже на мое предложение разделить все бутыльки поровну между членами кооператива, нас не отпиздили, но предписали их продать, а вырученные средства ссыпать в общий котел. На том и порешили.
Затем была долгая зима. В перерывах между мебельными рейсами мы с Толиком выезжали на городской рынок, и честно выполняя условия договора, долго пытались продать с капота моей «копейки» северными днями - «Южную ночь».  Торговля бутыльками шла на столько вяло, что нам с Толиком не хватало даже на чебуреки.  Уж за что только мы их не выдавали, и какую только цену не запрашивали. В конце концов,  после  всех перепробованных парфюмерных брендов, мне удалось продать один бутылек под видом дорогущего,  но крайне эффективного средства от моли. 
Скинутые в моем железном гараже коробки с бутыльками, иногда попадались мне под ноги, но я уже особо не заморачивался.  Часть бутыльков я раздал соседским малышам под Новый год под видом елочных украшений, и даже пару повесил на свою елку, но больше не стал,  чтобы сильно не воняло «Южной ночью».
Пару лет спустя, когда мы уже открыли  пару  парфюмерных магазинов, первых в нашем городе,  и вместо «Жиги» в гараже стояла моя «Тойота Карина»,  я снова об них споткнулся.  Заебали, подумал я, и выставил их в продажу под видом туалетной воды «Кончита», потому что они уже заканчивались. Дальнейшая их судьба мне не известна, впрочем,  как и огурцов.
+-68–
Проголосовало за – 108, против – 176