За столиком небольшого летнего кафе в скверике что на Большой Грузинской
улице в Москве сидели двое. Время было искренне социалистическим,
поэтому, несмотря на мажорное происхождение одного и престижную работу
другого, они пили портвейн розовый Агдам и закусывали плавленными
сырками Волна. Один из них был вечным студентом и сыном секретаря одного
курортного райкома. Второй был начинающим, но уже известным спортивным
комментатором. Пили они второй день, отмечая события своей жизни и
повороты судьбы.
Валера, восстановившийся из очередной "академки", поднес к губам стакан
с ароматным Агдамом и лихо вылил содержимое внутрь, запрокинув голову.
Ему показалось, что в ветвях дерева, под которым стоял их столик, что
мелькнуло. Живое и темное. Валера присмотрелся и чуть не уронил стакан -
на ветке сидела обезьяна и корчила ему рожу.
- Как знал, что надо было брать "три топора", а не эту хню, - подумал
Валера, зачем-то взглянув под столик, где ждали своей участи еще три
пузыря Агдама, - и не было бы никаких животных в ветвях. - Валера опять
глянул на дерево: обезьяна оскалила зубы, почмокала губами и призывно
махнула ему лапой.
- Гена, - слабым сиплым голосом, спросил Валера вслух, - ты на дереве
ничего странного не замечаешь? Вон там... - он тыкнул пальцем в ветки, -
нет ничего экзотического?
- Ну, что экзотического может быть на московской липе? - пробурчал
Гена, - кроме белки разве что. Тут зоопарк рядом... Он взглянул на дерево
и замолчал.
- А сам-то ты что видишь? - робко поинтересовался Гена после небольшой
паузы, мгновенно вспомнив про выпитый вчера Агдам, некстати помянутую
белку и забыв про зоопарк.
- Бегемота, бля, я там вижу, - пошутил Валера, обрадованный, что Генка
тоже заметил животное и это не галлюцинация, - обезьяну, конечно. Глянь
как рожи корчит, зараза.
- Давай поймаем, - Генка достал из под стола бутылку, налил стакан и
протянул его обезьяне, - кыс, кыс, сука. Иди выпьем.
- Она Агдам не пьет, наверное, - предположил Валера, - может она есть
хочет? - Валера положил кусок плавленного сырка на горбушку черного и
протянул вверх к обезьяне, - кыс, кыс, ням-ням, иди сюда падла.
На обезьяну попытки друзей не произвели никакого, нужного им,
впечатления, Она корчила друзьям рожи, всем видом показывая что Агдам и
плавленные сырки Волна пища не обезьянья и ее не интересующая.
Зато эти попытки с протянутыми к небу стаканами и бутербродами живо
заинтересовали помятого мужичка, сидящего за соседнем столиком. Обезьяну
ему видно не было, а друзей, и даже портвейн под их столом, видно было
преотлично.
- Ребята, а вы чего? - полюбопытствовал мужчина, - вы чего это, а?
- Отвяжитесь мужчина. Не видите, молимся мы? - ответил находчивый Генка,
и уже Валерке сказал:
- Валер, мы ее так не поймаем. У меня дома сетка есть волейбольная и
бананы. Я за сеткой схожу, а ты обезьяну покарауль. Если куда побежит по
деревьям ты мне на асфальте стрелочки рисуй, - Генка достал из кармана,
неизвестно зачем там очутившийся школьный мелок, и, положив его на стол,
ушел за сеткой и бананами.
- Это, как в "Казаках разбойниках", да? - спросил вслед Валерка, и,
вспомнив, что большая свежая надпись на стене его подъезда: "Валерка -
дурак" была сделана именно мелом, добавил, - сука.
Мелок не понадобился, как, впрочем, и сетка. Обезьяне, видимо, или
нравилось наблюдать за редкими дневными посетителями кафе, или дерево
было очень удобным, но она оставалась на месте все те пятнадцать минут,
которые отсутствовал Генка - он жил в соседнем доме. А еще обезьяне
нравились бананы. Нравились до такой степени, что друзьям не
понадобилась волейбольная сетка: обезьяна спрыгнула с веток прямо на
свободный стул и принялась жевать банан.
Явление обезьяны произвело неизгладимое впечатление на того самого
помятого мужика.
- Услышал господь молитву-то, - мужик протянул стакан к веткам дерева, -
обезьяна нам не нужна, мы чего-нибудь нужного попросим, - и забормотал,
- Господи, хлеб наш насущный дай нам...
Скормив обезьяне все два банана, наши друзья решили продолжить посиделки
дома у Генки, чтоб не вызывать в кафе никому не нужного клерикального
ажиотажа. Помахав банановой кожурой перед обезьяньей мордой и показав ей
пальцами римскую цифру "II", приятели объяснили понятливому зверю, что
там, недалеко его ждет целая куча бананов. Генка взял обезьяну на руки,
Валерка забрал оставшийся Агдам и они отправились.
Долго описывать их посиделки смысла нет - пьянка она и есть пьянка, хоть
с обезьяной, хоть с бегемотом. В процессе совместного распития
совершенно естественно кончился портвейн, менее естественно кончился
французский коньяк, привезенный Генкой, как сами понимаете из Франции, и
совсем неестественно кончился Генкин загранпаспорт. Оказалось, что
чертова макака любит жевать документы не меньше бананов. Деньги
кончились тоже и неэтичный поступок обезьяны решил ее дальнейшую судьбу:
приятели решили продать обезьяну на птичьем рынке. Надо сказать, что
отношения с обезьяной к тому времени друзья испортили напрочь, ни
бананов не паспортов, чтоб подкупить зверя, больше не осталось и
обезьяна была посажена в старый Генкин огромный тканевый чемодан ядовито
желтого цвета с кучей багажных наклеек разных аэропортов и вокзалов.
Когда Генка отвернулся, Валерка, любящий животных больше чемоданов,
перочинным ножиком вырезал в ткани чемодана дырку "для воздуха".
В полпятого утра друзья вышли из дома и потопали к птичьему рынку.
Валерка тащил чемодан, держа его так, чтоб Генка не видел вырезанного
отверстия. Обезьяна, как положено любому узнику, сначала протестовала,
раскачивая свою чемоданное узилище, потом смирилась и, положив морду на
кисти лап, которыми держалась за края дырки, индифферентно рассматривала
раннее московское утро. Идти было долго, людей на улицах почти не было,
но где-то в середине пути компания налетела на редкий в то время
милицейский патруль.
Не знаю почему их не задержали. Двое пьяненьких "интеллихгентов" тащат
ранним утром большой странно шевелящийся чемодан. Не задержали. То ли
из-за Генкиного удостоверения "Гостелерадио", то ли из-за Валеркиной
справки "от Кащенко", что он малость "тю-тю", а может из-за имеющейся у
мартышки волосатой лапы, но их не задержали и даже проводили к птичьему
рынку.
Торговлишка не задалась. Обезьяна вела себя плохо, демонстрируя
покупателям самые отвратительные стороны обезьяньей натуры. Хорошее,
настроение у друзей таяло вместе с надеждой на опохмел. С плохим же
настроением, как известно, и слона продать невозможно - не то что
мартышку. Торговали, однако, недолго. Неожиданно перед ними
"нарисовался" высокий дородный мужчина в шляпе.
- Микки, ко мне, - скомандовал мужчина мартышке, и обезьяна мигом
повисла у него на шее, расшвыряв своих похитителей как бумажных.
Мужик оказался главным архитектором Москвы (сведения я не проверял). Жил
он на Большой Грузинской. Обезьяну ему подарили его коллеги -
архитекторы из Африки. Крона дерева, с которого приятели сманили
мартышку, располагалась напротив форточки и служила мартышке обычным
местом для прогулок.
История кончилась хорошо. Валерка и Генка, признанные "макаковыми"
спасителями, получили вознаграждение португальским портвейном. И
правильно: даже курица, отошедшая на пять метров от хозяйского забора
считается дикой, а уж мартышку на дереве в центре Москвы домашней точно
не назовешь.
Хороший конец этой истории чуть было не испортили бдительные тетеньки из
ОВИРа, где Генка попытался поменять сильножеванные обезьяной остатки
загранпаспорта на новый. Нет, и правильно: никто Генку за язык не тянул,
рассказывать тетенькам, что его паспорт был недоеден африканской
обезьяной, найденной им на московской улице.