Что вспомнил - то пишу. (что вижу - то пою)
История 1. Армейская. Страшная.
Всякий знает, что в нашей славной Советской армии периодически случались
тревоги. Это когда ночью дежурный по роте истошным голосом орет
"Рота подъем!!! Тревога!!!", все вскакивают и хватают автоматы. Ну а
потом заводят танки, корабли, самолеты и прочее стреляющее оборудование.
У нас в войсках связи таковым оборудованием были аппаратные различных
видов, которые, конечно, стрелять не умели, но иногда пребольно били
током.
(Аппаратная - это такой большой ящик на грузовике, набитый хитромудрой
электроникой.) Надо сказать, что теоретически всякая тревога должна быть
неожиданной, но как ни тщились отцы-командиры соблюсти военную тайну,
весь личный состав знал о тревоге как минимум за сутки и,
соответственно, готовился. Вот и я вечером отключил от аппаратной все
кабели и прицепил к ней дизель-генератор.
И вот оно - истошный крик в 4 часа утра, лихорадочно одевающиеся
солдаты. Оделся и я, после чего побежал в оружейку за автоматом и
прочими необходимыми в быту предметами - противогазом, магазинами...
И тут я ясно понял, что мне совсем не хочется бежать в оружейку, а
хочется совсем в другое место. Судя по тому, что все тоже ломанулись в
другое место, это желание одновременно охватило всю роту. Туалет в
казарме хотя и большой, но не резиновый и не рассчитан на экстремальные
нагрузки. В общем, все оказалось занято. Толпа опоздавших бедолаг
подпрыгивала на месте, автоматы, противогазы и штык-ножи издавали
милитаристский лязг.
Тут я сообразил, что за автопарком имеется резервное белое здание.
Сбегая вниз по лестнице, я заглянул в соседнюю роту, надеясь, что
безумие, охватившее нас, не заразило соседей. Зря надеялся. Там
происходило то же самое.
Наконец-то!!!
Обратно в автопарк я бежал мелкой неспешной трусцой, любуясь зарей на
горизонте и думая о возвышенном - о дембеле, который неизбежен, как крах
капитализма, о том, что мы сейчас выедем из обрыдлого военного городка
на природу, где поют птички, жужжат пчелки и где мы будем производить
развертывание.
В автопарке уже стоял рев моторов. Среди машин в ярких лучах фар метался
ротный, производя бардак и неразбериху. Сквозь гул прорывались выкрики
"... твою в компрессора мать! Куда попер, рессора гнутая?!!!" Ротный
любил технические термины.
Изящным и непринужденным движением я вскочил в кабину... Нет, это из
агента 007. На самом деле, отягощенный автоматом, который норовил
зацепиться стволом за выступающие части автомобиля, я неуклюже
вскарабкался по колесу ГАЗ-66 в кабину и плюхнулся на сиденье. Автомат
тут же впился мне в спину, а противогаз в... Короче, сел я на него.
Водитель - редкий охламон и недотепа, призванный из степей Казахстана,
уже сидел на своем месте, терзая педаль газа, отчего мотор недовольно
взревывал.
Кое-как пристроив автомат и положив противогаз на брюхо, я обнаружил,
что шнур гарнитуры рации вырван с мясом из разъема. Ласково глядя на
водителя, я вежливо осведомился:
- Сколько раз тебе, коленвал гнутый, глушитель дырявый, говорилось,
чтобы подбирал провод, когда кабину поднимаешь?!!! В сортире сгною!
Слава Богу, была запасная гарнитура. Светало.
Постепенно крики и ругань стихали, машины вытягивались из парка и
становились в цепочку на главной аллее городка. Немного в стороне
строились курсантские роты.
Сквозь открытое окно кабины было слышно:
- Где Апальков и Филиппов?!! В общежитие за ними посылали?
- Так точно, посыльный только что вернулся. Говорит, что они из туалета
выйти не могут, товарищ капитан.
- Сержант Зозин! Где он, черт возьми!
- В туалет отлучился. Сейчас придет.
- Передайте, пусть командует взводом за Апалькова! Напра-во!
Из рации вырвалось карканье ротного:
- Скорость движения уставная! Вперед!
Ворота части распахнулись и наша рота вырвалась на оперативный простор,
то есть медленно-медленно выехала на дорогу.
Частный сектор окраины мы скоро проехали и вдоль дороги потянулся лес,
позолоченный первыми лучами солнца. Колонна начала обгонять бегущий
строй одной из рот, вышедших раньше нас. Строй догоняло двое,
подскакивая и судорожно пытаясь одновременно удержать автомат и
застегнуть брюки. Им мешали противогазы, болтающиеся внизу живота.
Из строя вывалилось еще трое бедолаг и перемахнув через кювет, скрылись
в лесу.
Лучше плохо ехать, чем хорошо бежать - мне вспомнились свои курсантские
полгода и марш-броски на 24 км с полной выкладкой.
Из рации иногда доносился бодрый голос ротного, идущего во главе
автопробега. Голос сержанта, командующего замыкающей машиной, почему-то
был сдавленным и прерывался.
Внезапно мне показалось, что угроза сгноить водителя в сортире не так уж
и ужасна, как я раньше думал. Да и бежать в строю с полной выкладкой
просто приятно - лес рядом, там кустики, лопухи всякие растут...
Забежал... Автомат на сучок повесил... Лопух сорвал...
- Железяка чертова! - вырвалось у меня. - хоть бы колесо отвалилось!
Водитель испуганно покосился одним глазом, не отрывая другой от дороги.
Прыжок из кабины ГАЗ-66 даже на уставной скорости и даже с парашютом
невозможен. Слишком высоко. Я посмотрел на водителя. Вроде он в норме.
Видимо организм, воспитанный на саксауле и сырых тушканчиках,
невосприимчив к страшной эпидемии, поразившей батальон.
Ну наконец-то! Голова колонны свернула с асфальта и покачавшись на
ухабах проселка, мы оказались на просторной поляне в лесу. Сквозь
ветровое стекло я уже присмотрел симпатичные кустики на опушке.
Тяжело качнувшись, машина остановилась. Распахнув дверь, я приготовился
к спринтерскому забегу, но тут прозвучал трубный голос:
- Строиться, рота!
Так и есть. Отец-командир. Его газик стоял посреди поляны. Володька,
бывший мой водитель, которого Отец-командир нагло отобрал у меня для
транспортировки собственного тела, невозмутимо надраивал лобовое стекло.
А внутри меня воинский долг боролся с организмом. Воинский долг победил
и я медленно поплелся в строй.
- Боевая задача!
Слова доходили до меня отрывочно. "В соответствии... произвести...
установить...".
Стоявшие в полусогнутом строю с ненавистью смотрели на Отца-командира.
На его месте американский империализм попросту бы испарился.
Наконец прозвучало заветное:
- Приступить к развертыванию!
Строй изчез. Мгновенно. Сиротливо стояли аппаратные связи, покачивая на
ветру многочисленными антеннами. Трое выживших абреков, лишенные
начальства и поэтому совершенно беспомощные, застыли, не зная что делать
- стоять на месте или бежать за сержантами? Может, в кустах какая-то
секретная аппаратура спрятана?
Потом офицеры, которых миновала эпидемия, рассказывали, что такого
растерянного лица у нашего железного Отца-командира никогда не было.
......................................................
Знаете ли вы, что такое комары? Нет, вы этого не можете знать. Это может
знать только тот, кто из последних сил добежал до кустиков и там,
совершенно беспомощный как младенец, подвергся их наглому нападению.
Боже, сколько их там было!
Если бы я умел рисовать, я бы вам нарисовал двух, трех и даже
четырехмоторных комаров.
......................................................
Пора уже и заканчивать. Виновные были вычислены быстро. Женатые офицеры
остались в строю.
Холостые, которые имели обыкновение пропивать денежное довольствие в
первую неделю, а потом столовались с солдатами, пали жертвой эпидемии.
Торжественно стоят взводные коробки на плацу. Перед строем трое -
Отец-командир и два повара-сверхсрочника - рядовой и младший сержант.
Трубный голос командира оглашает приговор:
- Они диверсанты! Они хуже диверсантов! Они вредители, предатели нашей
армии! Ни один диверсант не смог бы вывести из строя целый батальон!
Десять суток ареста!!!
Сзади слышен тихий голос писарчука штаба:
- Ну вот, опять объясняй его жене, в какую его командировку послали...