Пастух … (или история из глубокого детства)
Как уже явствует из названия – все события являются фактами моего босоногого детства. Сейчас уж и не скажу точна сколько мне было, лет десять-двенадцать кажется – помню только–только Горбачёв на экранах замелькал, запомнившись своей молодостью и энергией, чем выгодно отличался от предыдущих вождей страны. Но не об этом речь.
Думаю многим знаком такой хитрый родительский ход, когда на лето спиногрыз отправляется в деревню к бабушке, что обеспечивает отдых родителям и существенно пополняет подростковый запас табуированной лексики и умение курить не в затяг. Я был в числе таких вот счастливых детишек, обладающим бабушкой в деревне, и потому каждое лето отправлялся д.Ладва, что под Петрозаводском.
Бабушка у меня (здоровья ей) по жизни достаточно строгая, властная женщина, полностью рулящая своей жизнью, однако, я управлялся с ней мгновенно, обещая уже с порога, что по окончании сезона непременно на ней женюсь и увезу с собой в город (если всё будет нормально, в плане её поведения). Уж не знаю чего бабушке хотелось больше – выйти второй раз замуж или уехать в комфортабельную квартиру, но моё предложение всегда воспринималось с энтузиазмом и я становился главным человеком в доме. Я любил лето у бабушки.
В тот год всё было как всегда – целыми днями мы с Лёхой (тоже городской пацан) гоняли на великах, купались в речке и воровали горох с колхозного поля (несмотря на мольбы наших бабушек кормовой горох не жрать, ибо потом дома топор можно вешать). Однако всё круто переменилось с того момента как Лёха высмотрел жуткую сцену убийства быка.
- Тоха, я сейчас такое видел, такое видел!!! Там на коровнике быка убивают …
- Фигассе! Уже убили? Поехали быстрее!
- Не знаю убили или нет, он как упал, я сразу за тобой, чтобы ты тоже позырил …
Понятное дело, когда мы приехали быка уже не было, утащили его, однако то, что Лёха не врал, подтверждалось огромной лужей крови разлитой по полу коровника. Моему разочарованию не было предела, однако всё забылось как только я увидел её … Берёзку. Бело-серую кобылу.
Я лошадей раньше конечно же видел и сказать, что они как-то особо меня впечатляли – нельзя, однако что-то торкнуло в этот раз. Её вёл цыган и мне почему-то казалось, что кобылу тоже сейчас будут резать …
- Дяденьки, вы её убивать будете?
- Нахуя? Сама скоро сдохнет, а пока пусть поработает.
Кобыла «работала» транспортным средством пастухов, которые рулили стадом коров – голов двести. Мы несколько дней наблюдали за процессом выпаса и мне в голову пришла гениальная мысль. Сразу оговорюсь больше никогда мне не удавалось столь идеально провернуть казалось бы нереальную операцию.
- Лёха хочешь на лошади покататься?
- Ога, кто нам даст-то?
- Не бзди, всё будет.
Пастухами на том коровнике работали цыгане. Коровник уже на ладан дышал и отношение к работе у них было никакое. Сидели целыми днями в поле – бухали водку, травили байки и сремались тока Председателя колхоза, который периодически нахаживал и обещал всех уволить. Работа их состояла в том, чтобы выгнать стадо в шесть утра в поле и вечером загнать обратно ровно столько же голов сколько и выгнали, однако поскольку они весь день бухали и за стадом не следили – собрать всех в пьяном виде представлялось довольно-таки трудоёмким занятием.
В один из дней мы бодро подвалили к цыганам в один из дней с категорически выгодным предложением:
- Дяденьки, а давайте мы будем пасти коров?
- С фига ли? - ответил старший и махнул очередную стопку.
- А мы хотим на лошади кататься, - разотровенничался Лёха.
- Пошли нахуй, сопляки, - метко определил наш социальный статус второй цыган и попытался дать лёгкую деревенскую затрещину, но промахнулся.
- Мужики, чё вам жалко что ли? Вы нас научите с лошадью управляться, а потом сидите целый день и отдыхайте, мы же будем за стадом следить … банарот, - подчеркнул я свою взрослость.
- Дык вы ещё и на лошади не умеете кататься? – улыбнулся беззубым ртом старший.
- Ну дык мы же городские, - безнадёжно ослабил мой натиск Лёха.
- Вы же нас научите, вы же Будулаи, вы же всё можете, - я начал давить на самолюбие.
Старший подозвал Берёзку и предложил мне сесть. Процесс посадки я изучал долго и внимательно, потому лихо запрыгнул на спину кобыле, однако сразу же понял, что вообще-то высоковато и я совершенно не знаю что делать дальше …
- Ну, давай, прокатись, - в голосе цыгана уже была заинтересованность, он был явно несколько удивлён моей удачной посадкой.
- Я не знаю как и боюсь немного, - честно признался я, - научите нас, пожалуйста.
- Слезай, будем решать.
Сделка началась …
- Ну и что у нас есть для того чтобы пасти коров?
- У нас есть известное желание, готовность хорошо пасти коров и вопрос – Сколько вы нам будете платить?
Старший цыган попёрхнулся водкой, второй выронил сигарету, а Лёха стал снимать сандалики (он всегда их снимал когда жизненно необходимо было куда-нить быстро убежать).
Пауза затянулась. Очевидно, что у каждой из договаривающихся сторон было диаметрально противоположное представление на тему – кто кому должен платить …
- Вы не охуели, детки? Лучше прикиньте сколько вы нам будете отстёгивать?
- А мы-то с чего, мы ж за вас работать будем, - я старался сохранить инициативу. – Хорошо, давайте так – первую неделю мы пашем бесплатно, а вы нас учите кататься на лошади, потом будем о цене договариваться?
Босоногий Лёха сдал назад метров на пять …
- Так, - решил поставить точку в торге цыган, - либо с вас пачка сигарет в день, либо уёбывайте отсюда пока целы и больше не появляйтесь.
- Пять сигарет!
- Пятнадцать!
- Десять!
- По рукам!
По моим расчётам с нас должны были стребовать водку (что нереально), так что десять сигарет в день – мне казалось сущим пустяком, тем более – я понимал, что такая цена будет держаться не более недели …
Мы пожали руки. Второй цыган начал шептать что-то про вино, но пальцы были демонстративно сцеплены в рукопожатии и потому старшему было наверное неудобно менять условия ещё тепленького договора.
Мы были записаны в пастухи за 10 сигарет в день (самая выгодная сделка для 10-12 летнего пацана)
Первое правило: «не хочешь потерять друга - не имей с ним бизнес»
Мы, довольные удачной сделкой, катились на великах домой, обсуждая как мы завтра научимся скакать как ковбои, пока Лёха не ляпнул:
- Тош, а где ты возьмёшь десять сигарет?
Я, конечно, удивился самой постановкой вопроса и уточнил:
- Лёх, моя задача найти пять сигарет, остальное – твои проблемы.
- С фига ли, ты договорился, ты и ищи.
- А ты на лошади кататься будешь?
- Ну да, ты ж договорился за нас обоих.
После этих слов, я совершенно невозмутимо достал кусок бамбуковой удочки, всегда привязанной к велосипеду, и на ходу простенько вставил так в спицы переднего колеса Лёхиного лисика.
Когда Лёха встал с асфальта и очистил свой скворечник от песка и битума я понял, что переборщил. Началась первая драка среди деревенских друзей городского происхождения. Он меня мутузил, за то что я его уронил, а я его – за то что он меня не понял: я в шортики ссался когда требовал деньги с пьяных цыган, а Лёха при этом снимал сандалики. А теперь он ещё и предлагает мне «платить» самостоятельно. Короче, я дрался идейно …
Честно говоря, у Лёхи тоже повод был, потому как когда он навернулся с велика мне вообще показалось, что у него голова отвалится. Землетрясения не было, но трещина на асфальте образовалась.
Как дети деруццо, знает каждый. Эффектных ударов по бубну, там нет, есть просто борьба на выносливость. Поскольку мы с Лёхой оба были мотивированы на победу, то сдохли быстро и сдались друг другу … (мы ещё не знали, что это только первая драка между нами, мы дрались потом не один раз)
- Бабушка купи мне сигареты, - не парясь особыми об’яснениями, заявил я.
Бабушка конечно очень хотела за меня замуж, но это был явный перебор – вернуть своей дочке курящего внука – такого она не могла себе позволить …
- Антошенька, а не попутал ли ты чего? Али напомнить тебе, чем дед подпоясывался когда в атаку ходил?
Дедушкин армейский ремень совместно с дедушкой – меня пугали безумно. Несмотря на то, что в доме я был царь и бог иногда, когда я чересчур зарывался, дед меня спускал с небес на землю – спускал жёстко и безапелляционно, ремнём. Даже сейчас, когда я вижу этот ремень, а дедушки давно уже нет – меня пробирает мелкая дрожь и я сразу вспоминаю чего точно нельзя делать.
В общем, нахрапом получить сигареты у меня не получилось, надо было вносить пояснения. Я рассказал всё как есть, не упомянул лишь о дополнительной договорённости с Лёхой – «сигареты с меня, а он мне потом половину денег вернёт» (т.е. в перспективе у меня на кармане появлялась отжатая наличность). Бабушка явно сомневалась – её настораживали цыгане и сигареты. Пришлось применить запрещённые методы убеждения, об’яснив, что если из-за бабушкиного жмотсва я не буду кататься на лошади, то я не просто на ней не женюсь никогда, я женюсь на её соседке с которой она в контрах уже много лет. Довод был убойным, бабушка сдалась.
- И сколько и чего тебе нужно?
- Две пачки «Родопи» и две пачки «БТ», на 8 дней. «Родопи» в центральном магазине есть, «БТ» в продовольственном, но только по блату, - не моргнув, выпалил я и понял, что спалился по полной.
- Антошенька, - буравя меня глазами промолвила бабушка, - ты ничего не хочешь мне ещё рассказать.
- Баб, я не курю, честно, ну пару раз с пацанами и больше ни-ни.
- Короче, узнаю что закурил – дедушку даже оттаскивать от твоей жопы не буду. Договорились?
Какой же это договор, это жёсткий ультиматум, нарушающий права ребёнка, однако советская культура воспитания вполне допускала такие методы и в общем-то думаю не зря.
- Договорились. Пошли за сигаретами.
На следующее утро – под’ём в пять утра, быстрый завтрак, ворчание бабушки на тему, что каждый день такой под’ём ей не нужен, ибо уже многие года она привыкла вставать в пол седьмого, намёк на скорую свадьбу, сигареты в карман, к Лёхе – и вот мы снова в коровнике …
Первое удивление – цыгане трезвые и даже сложилось впечатление, что опрятно одетые.
Думаю дело в том, что за их многолетнюю скучную работу наша сделка для них тоже была чем-то особенным, она вносила разнообразие. Конечно же дело не в сигаретах, а именно в том, что какая-то интересная движуха пошла, что-то новое случилось. В воздухе прямо витало радушие и озорство, хотя лица сторон были посерьёзнее чем у Молотова и Риббентропа в 39-м году.
- Вот, на восемь дней, - я протянул четыре пачки сигарет старшему.
- Ай, молодцы. Как «БТ» достали?
- Сказали в магазине, что для хороших людей надо. Всё в порядке?
- Ну дык договаривались же. Мы цыгане слов на ветер не бросаем. Пошли, пора выгонять.
Когда цыган ладил сбрую на Берёзку мы немигая впитывали каждое движение: узда, седло, стремена – ещё вчера всё это казалось нам чем-то далёким и нереальным, а теперь это всё наше и мы всё будем уметь.
- Слюни, сглотнули, - вывел нас из транса Учитель, - понеслась.
Цыган взял шестиметровый кнут, неуловимое движение кисти, секундная тишина и оглушительный щелчок. Щелчок кнута в поле – это просто громкий щелчок. Щелчок шестиметрового кнута в коровнике – это разорванные перепонки, громче был только наш последующий пердёж.
- Да не очкуйте, привыкнете.
- Учитель, а кнутом научите нас щёлкать?
- Вы, мальцы, на лошадь не сядете пока щёлкать не научитесь. Пастух без кнута, что баба без … без … письки, - пожалел мальчуковую психику Учитель.
Произнесённая Учителем фраза вступила во внутреннее противоречие с моим собственным представлением о женщинах, но спорить почему-то не хотелось. Фраза так и осталась в моём мозгу как альтернативная точка зрения.
- Ну, даааа, - понимающе протянули мы, - баба без письки - не человек.
Поначалу, вид несчастных тощих измазанных в собственном говне коров вызывал отвращение, запах в кровнике лишь добавлял неприязненные ощущения, однако то каким образом цыгане выгоняли мелкий рогатый скот, мгновенно вызывало волну жалости. Цыгане их пинали, пинали сильно, коровы недовольно мычали, но покорно шли из коровника. Особо непонятливым коровам доставалось пастушьими кнутами – как это больно мы узнали чуть позже.
Выгнали в поле и стали с нетерпением ждать когда цыган об’едет стадо и наконец-таки приступит к обучению.
Первым делом как я понял надо выпить. Нам конечно предложили, но мы сказали, что пьём только молоко.
- Будет вам молоко, - один из цыган махнул в сторону стада, - обдрыщитесь ещё городские молокососы, гыыыы.
Цыгане выпили по полстакана, закурили, поймали приход и … началось.
Как нам и обещал Учитель – вначале необходимо было познать технику пользования кнутом. Берёзка мирно паслась в сторонке и мне казалось, что я уже никогда на неё не сяду, постижение искусства кнута не входило в мою первоначальную образовательную программу.
Однако, я думаю, что цыган правильную форму обучения выбрал – если бы не желание поскорее вскочить в седло, хер бы мы так быстро научились пользоваться кнутом.
Что такое пастуший кнут.
Это короткая деревянная ручка, сантиметров 15-20 и непосредственно к ней прилаженная длинная плеть – не верёвка там какая-нить, а толстая кожаная плеть, сотканная из бесчисленного множества плоских кожаных 3-х миллиметровых полосочек. У основания кнута диаметр плети где-то сантиметра три, на конце – не более миллиметра и распушённый хвост. Как плетутся кнуты и откуда они вообще не знали даже цыгане, кнуты просто были и всё. Кнут красив и изящен, а в умелых руках это очень мощное оружие, убить кнутом – да запросто.
Щелчок – это не просто.
Цыган показал нам два способа достижения щелчка: вертикальный – когда рывком кисти вперёд пускаешь плеть змейкой, а затем ещё более резким рывком назад – достигаешь щелчка. Вертикальный – потому что в вертикальной плоскости всё происходит.
Горизонтальный щелчок: это когда раскручиваешь против часовой стрелки кнут над головой, затем когда кнут раскручен – на 9 часов начинаешь ускорять, на 6 часов готовишь кисть к рывку, на 3 часа – резко рвёшь по часовой и получаешь охерительный щелчок, громкий даже для открытого пространства.
Вертикальный щелчок – проще и не требует много места, горизонтальный – физически затратней, требует пространства, зато безусловно эффектен.
Цыган дал мне свой кнут:
- Пробуй.
Я попытался пустить вертикальную змейку, но она оказалась такой хилой, что кончик шестиметрового кнута едва шевельнулся. Попытался с поднятой рукой сделать тоже самое – хвост плети шевельнулся, да и только. Попытался раскрутить в горизонте – хвост тоскливо волочился по земле, сводя к нулю возможность поднять его хоть немного … «Не видать мне Берёзки» – бешено стучала мысль.
- Лёх, чего-то у меня не получается, - я протянул кнут другу, - ты попробуй.
Если бы у Лёхи получилось, я бы наверное умер от досады, потому как бегать за ковбоем Лёхой мне совсем не улыбалось, но его результат был таким же. Плеть была как будто прибита к земле. Мы посмотрели на Учителя, он озадачено смотрел на нас.
- Ты бы ещё им дедов кнут дал, - вмешался в процесс обучения один из цыган, до этого отвлечённо бухающий в сторонке, - сопляки жжешь ещё совсем куда им шестиметровым-то махать.
- А что за дедов кнут? – одновременно спросили мы с Лёхой, буквально кожей ощущая какую-то легенду. И не ошиблись.
Дедов кнут никто никогда не видел, как и самого деда, но все точно знают что он был. Это старый огромный пастух, некогда пасший коров на этих же полях. Его кнут был 12 метров. Говорят, когда он щёлкал им в поле, в окраинных домах рассыпались лампочки. Дед умел кнутом убить на лету комара, а однажды когда по осени на стадо напали волки - дед трём из них переломал кнутом ноги, остальные убежали. Говорят, дед был жутко суров и потому был один – его побаивались. Кнут всегда был при деде и потому никто ему никогда не перечил. Потом дед умер, могилка его заросла и пропала, родственников, которые бы ухаживали за ней – не было.
Когда я увидел Лёхин раскрытый, впитывающий каждое слово, скворечник и понял, что у меня такой же, я очнулся:
- А кнут где?
- Да проебали где-то здесь в поле. Если найдёте не трогайте, кого-нить из нас позовите.
- А кто потерял? Может у него спросить?
- Дык сгинул он.
- А кто сгинул-то?
- Дык тот кто потерял. Ты тупой что ли? – раздражённо поинтересовался цыган.
Вот кем-кем, а тупым мне ну совсем не хотелось казаться своему Учителю, и потому я изобразил абсолютное понимание:
- Да не тупой, всё понятно. Кнут где-то в поле, пидорас который его потерял потерялся сам. Кнут если найдём трогать нельзя.
- Всё правильно, - расслабился Учитель, - бегите в коровник там самый короткий кнут висит 2-х метровый, им пробовать будете.
С коротким кнутом дело пошло куда веселее. К двенадцати дня мы с Лёхой уже бегали по полю, отрабатывая горизонтальные и вертикальные щелчки. Мне больше нравилось щёлкать в горизонте, Лёхе – в вертикали. Потом мы отжали у одного из цыган ещё один короткий кнут 3-х метровый. Он был пока ещё сложнее в пользовании, но щёлкал громче. Обучение кнуту настолько нас затянуло, что мы и про Берёзку-то забыли, мы уже чувствовали себя матёрыми пастухами и нам это нравилось. Мы увлеклись. Увлеклись настолько, что я, к примеру, забыл правило, которое пытался нам вдолбить Учитель – рядом с человеком кнутом не щёлкать. В итоге я проебал момент когда Леха стал двигаться спиной в мою сторону, Лёха проебал момент когда я начал раскручивать кнут в горизонте – щелчок. Лёха глухо ухнул и повалился на колени, зажав плечо. Я даже и не понял что произошло, подумал что споткнулся.
- Лёх, ты чего?
- Тох, меня кто-то очень сильно ужалил, я руку не чувствую.
Я осторожно оттянул его руку от плеча и охренел:
- Кто мог так ужалить-то? У тебя порез, у тебя кровь идёт.
Цыган меня ударил не сильно, но с ног я свалился:
- Вы, гандоны малолетние, совсем что ли ёбнулись! – он орал, - меня ж из-за вас пидорасов посадят, после того как вы друг друга покалечите, пошли наxуй отсюда, чтобы я вас больше не видел. Антон - ты дебил, ты ж его убить мог если бы по горлу хлестанул.
- Чем хлестанул-то? Я-то здесь причём?
- Кнутом, блять, ты его кнутом ударил.
И для меня, и для Лёхи это было откровением – мы гораздо охотнее бы поверили, что Леху укусил огромный доисторический полевой комар, но чтобы так сделать кнутом – в голове не укладывалось.
- Кнутом?
- Да блять вот этим самым кнутом, - цыган взмахнул и мне показалось, что вот и всё, сейчас он мне порвёт шею и Лёха будет один на Берёзке кататься, а на бабушке я не женюсь никогда. Я зажмурился. Но цыган только щёлкнул кнутом и всё.
Я посмотрел на Лёху, к которому уже стала приходить боль.
- Дядя Саша, не гоните нас, пожалуйста, мне совсем не больно, а крови только капля и капнула. Мы больше так не будем.
Лёха врал, это было видно. Ему очень больно, в глазах стояли слёзы, но если показать страдания – это однозначный конец.
Я, как виновное лицо молчал, ибо сказать мне было нечего, я вообще ещё не свыкся с мыслью, что это я так сделал. Подошли другие цыгане.
- Да ладно тебе Сань, уймись, парни сами вон перепуганы до смерти, остынь. А вы, малолетние убийцы, посидите здесь подумайте что к чему и потом к нам идите на молоко с хлебом.
Мы остались вдвоём.
- Лёх, больно?
- Я щаз сдохну, - Лёха уже себя не сдерживал и слёзы текли ручьём. Не так как плачут от обиды, Лёха не плакал, у него просто текли и текли слёзы. Кровь уже остановилась, но огромное покраснение вокруг раны образовалось. – Антон, это очень больно, я не знал, что так можно кнутом сделать.
- Я тоже не думал, что такое возможно. Лёх, ты это может рубашку наденешь, а то дядя Саша увидит, точно выгонит нас.
Лёха понемногу пришёл в себя, одел рубашку, и мы двинули к своему первому полевому обеду – парное молоко и свежий деревенский хлеб с солью. Учитель сидел как ни в чём не бывало, пил водку, хохотал. Когда мы подошли только посерьёзнел и сказал:
- Ёщё раз – уйдёте сами, мне за вас отвечать не особо хочется.
- Поняли.
- Присаживайтесь, шпана.
Через пять минут мы уже обо всём забыли, слушали цыганские байки, травили как могли свои, ели хлеб, пили молоко, жаркое солнце стояло в зените, поле благоухало, жужжали жужжалки, вдалеке паслась уже совсем близкая Берёзка. Жизнь была прекрасна.
(а через пару дней также случайно Лёха приложился кнутом к моей ноге. Это не очень-очень больно. Это полный аут. Я точно знаю, что немцы не вошли в нашу деревню исключительно потому что боялись дедова кнута).
В первый день мы на Берёзку так и не сели, хотя разочарования не было, мы понимали, что теперь никуда она от нас не денется, надо только ещё немного в искусстве щелчка поднатореть. Правда кисти у нас болели жутко, не легко это – научиться кнутом пользоваться.
Вечером мы припёрлись домой – уставшие и безумно довольные. Бабушка меня покормила, выяснила что к чему, вроде как совсем успокоилась когда узнала, что цыгане нас кормили обедом и стала собирать мне пайку на день завтрашний.
- Баб, а баб, а где жил дед с кнутом?
- Какой дед с кнутом?
- Ну, огромный такой, которого всё боялись?
- Да много у нас больших дедов которых боятся.
- Ну, который лампочки в домах разбивал? Ну чего – не знаешь что ли?
- Пастух что ли? - вступил в разговор мой дедушка. – Дык помер он давно, а дом его сгорел.
Бабушка посмотрела на дедушку и они едва заметно улыбнулись друг другу.
Ночью мне естественно снился дед с кнутом. Мы с ним болтали в поле, он был очень строгий, но не страшный, а 12-ти метровый кнут поражал изысканным плетением и длиной плети. Дед не пил водку, мы вместе с ним пили молоко, ели хлеб и он рассказывал мне истории о том, как валил голыми руками медведя, как … да много чего он мне рассказывал, всего уже и не упомнишь, но дед с кнутом был реален.
Утром я заехал за Лёхой и мы катили по ещё спящей деревне на великах, точно зная, что сегодня Берёзку мы оседлаем.
- Тох, а ты в курсе что Дед жил на той стороне речки?
- Ога, его дом сгорел только.
- Ога, как-нибудь надо с’ездить на пепелище, может там кнут.
- Ога.
В этот день Учитель не стал ладить сбрую, коров выгоняли пешими.
А сбрую мы тащили на плечах. Вначале всё-таки цыган предложил нам показать чему мы научились за вчера (в раж учительский вошёл, не иначе). Несмотря на боль в кисти мы ловко пощёлкали кнутами. Учитель удовлетворённо улыбнулся.
- Молодцы, быстро схватываете, теперь давайте сбрую ладить. Берёзка! - подозвал он лошадь.
Берёзка была уже старая, не знаю сколько лет, просто старая и всё. Нет, она не хромала, но озорства в ней не чувствовалась. С другой стороны, может быть с другой лошадью мы бы и не справились, а эта была спокойная.
- Ну, накидывайте седло.
Сейчас я уже детали не помню, однако точно знаю, что если придётся, то руки всё вспомнят, потому как ладили сбрую мы каждый день. Помню только седло очень тяжёлое и накидывать его на Берёзку для нас мелкорослых было не просто, но просить помощи у цыган – это значит расписаться в своей неготовности стать пастухом, потому мы справлялись сами как могли.
- Ну давай, попробуй прокатись, - Учитель легонько подтолкнул меня к кобыле.
Я запрыгнул в седло и опять почувствовал какой-то еле уловимый страх – всё-таки высоковато и ты сидишь в общем-то на животном, всякое может случиться.
- Не бзди, все немного боятся первый раз, не скинет она тебя, Берёзка смирная.
Я выдохнул, перебрал в руках узду, снова набрал воздуха и … легонько ударил стременами под бока лошади. Берёзка едва заметно встрепенулась и пошла. Она пошла. А я поехал.
Чувства сложно передать словами, хотя даже сейчас я их помню отчётливо: это неуверенность и страх, столкнувшиеся с радостью и желанием, как-то так. Такая смесь выбивала дрожь по всему телу. Какое-то совершенно не сравнимое ни с чем чувство.
- Давай, пришпорь её немного, а то заснёт твоя кобыла, - крикнул цыган и я пришпорил.
Берёзка пошла быстрее, я пришпорил ещё и она перешла на рысь.
Дети быстро всему учатся, а я был самым что ни на есть ребёнком. Такт рыси я поймал сразу и стал ритмично подниматься в стременах. Через минуту я пришпорил ещё и рысь уже реально стала походить на бег. Всё … понеслась …
После того как я ощутил некое подобие уверенности в седле я стал изучать систему управления, потянув узду справа. Берёзка послушно стала поворачивать … Я потянул ещё сильнее – и Берёзка развернулась. Уффф. Получилось. У меня получилось. Слёзы счастья – я знаю что это такое, у меня это было.
Вернулся к стоянке я минут через пятнадцать, уже уверенным бегом и получил от цыгана одобрительное: «Молодец».
Настала очередь Лёхи. Лёха сел нормально. Тоже потормозил немного, справляясь со страхом, а потом пришпорил. Вначале Берёзка пошла, Лёха пришпорил ещё и Березка перешла на рысь. Вот с рысью у Лёхи не срослось. Он никак не мог поймать ритм и потому болтался в седле и ничего не мог с собой поделать. Смотреть на него было смешно и одновременно грустно за друга – я отчётливо видел, что у него не получается.
- Ничего научится, - сказал цыган, внимательно следя за Лёхой.
И тут Лёха чересчур сильно ударил Берёзку под бока и она перешла в галоп, она понесла.
- Блять, - вскрикнул цыган и побежал за ними, - убьёшься ведь, рано тебе ещё, - кричал цыган и бежал что есть духу, я за ним. Мы реально испугались.
Однако через пару секунд мы увидели, что Лёха не просто как влитой сидит в седле, он лихо управляется с кобылой. Она в галопе, а он как будто на лошади родился. Он унёсся вдаль, там развернулся и таким же галопом летел к нам. Я вообще был в трансе, а цыган только хмыкнул:
- Галоп – это его, только нельзя Берёзку так гонять, старая она, загоните нахрен. Помягче с ней.
Когда Лёха слез лицо его светилось от счастья.
- Видели?
- Видели, видели, молодец, хорошо галоп держишь, а вот с рысью всё плохо пока, Давай-ка не гоняй Берёзку, учись рыси.
Лёха так и не освоил нормально рысь, а мне потом с трудом давался галоп. Кто как начал к тому и привык. Дело в том, что у галопа и рыси есть принципиально важное различие. При рыси – ты должен опираться на стремена и привставать в них, ловя такт лошади, при галопе – стремена тебе только для того чтобы подгонять, начнёшь ловить такт – отобьёшь себе жопу напрочь, в галопе – просто сиди, лошадь тебя сама подкинет и «поймает», на стремена опираться нельзя (ну или просто стоять в стременах, не касаясь седла).
Лёха при рыси никак не мог себя заставить опираться на стремена и потому долго ещё неуклюже болтался в седле, я наоборот всегда опирался на стремена и потому, когда Берёзка переходила в галоп, всегда рисковал слететь. Нюансы.
Но это всё мы поняли потом, а в тот миг мы радовались, обнимались, поздравляли друг друга. Мы ещё не знали, что ближе к вечеру мы раскровим друг другу носы, неподелив Берёзку, каждому казалось, что другой катается больше, лишая тебя столь драгоценного времени.
Цыгане нас разнимали, мирили, а на следующий день к вечеру мы дрались вновь. Использовался любой повод, чтобы начать вымещать обиду.
Только через пару дней Учитель, в очередной раз оттащив нас друг от друга, сказал:
- Баста, хлопцы, вы так совсем перестанете быть друзьями. Лошадь они не поделили.
- Да не поделили, Лёха на ней больше катается.
- Ты сам больше катаешься.
- Баста, я сказал, не будете вы больше драться. Теперь только так – один день Антон, другой день – Лёха. Только так. Вот вам монетка, - цыган дал мне железный рубль, - подкидывайте.
- Зачем? - удивился я.
- Зачем-зачем, выясняйте чей завтра день.
- Лёх, может ты кинешь, ну, чтобы без обид потом?
- Да кидай уже сам, как будет так будет.
Завтрашний день выпал мне. Я посмотрел на Лёху, в глазах была досада, но не обида. Мы снова были друзьями.
Несмотря на правило, ограничивающее нас в катании на лошади, мы всё равно каждый день ходили вместе. Один пас на лошади, отрабатывая свои навыки, другой бегал по полю с кнутом или сидел с цыганами и слушал байки. Мы больше ни разу не поссорились.
Начались пастушьи будни.
Бабушка уже свыклась с мыслью, что внучек с пяти утра до девяти вечера отсутствует и приходит только пожрать и поспать, однако попытаться урезонить мой пыл и не пыталась. Видела, что счастлив и на том пусть будет. Иногда правда покупала по просьбе сигареты. Впрочем, сигареты уже шли просто так, наша сделка с цыганами сошла на нет. Через неделю мы были если не друзьями, то очень хорошими знакомыми. Мы с удовольствием слушали их разговоры, в которых иногда мелькали такие истории, что и сейчас они могут лечь в основу любого немецкого фильма студии «Приват». Нам, пацанам, это было очень увлекательно, понимали мало чего, но дома у бабушек не уточняли, чувствовали, что что-то запретное, а это манило.
Цыгане хоть и пили постоянно и в деревне их опасались, тем не менее к нам относились очень радушно, мы не ощущали от них никакой угрозы. Более того, был случай, когда деревенская шпана прижала нас в узком месте на предмет «позавидовать» нашей работе и спасло нас только то, что нашим Учителем был дядя Саша. Нас пытались напугать словесно, но тронуть явно боялись. На том и разошлись. Всё было замечательно.
Мы к тому времени полностью рулили процессом, выгоняли с утра коров, ладили Берёзку. Цыгане даже приходить стали часам к девяти, отдав нам ключи. Назад тоже загоняли самостоятельно. Цыган явно устраивало сложившееся положение вещей. Иногда просили у нас Берёзку покататься, дабы проветриться и мы им всегда любезно разрешали )))
Председатель нас конечно же попалил, но цыгане его убедили, что не стоит выгонять, что имеет место процесс трудовоспитания малолетних подростков. Председатель махнул рукой – нехай пасут, только чтобы без несчастных случаев.
В принципе именно опасность какой-нить травмы и была тем самым обстоятельством, которое серьёзно напрягало Учителя. Он понимал, что случись чего - участковый придёт именно к нему, однако очевидно он уже не мог расстроить счастливых детишек. Мы это чувствовали и платили ему бескрайним уважением и сигаретами от случая к случаю.
Ковбои из нас получались. Не всё сразу конечно, но каждый день неизменно повышал наше мастерство. Мы уже и на лошади кнутом щелкали и коров собирали быстро и чётко, а самое главное, находясь в постоянном движении, мы не давали стаду расползтись.
Если поначалу контролировать двести голов казалось нереальным, то недели через две мы каждую знали «в лицо», более того мы знали их характеры. Не всех кончено. Нас интересовали коровы, которые склонны к «побегу». На всё стадо таких было с десяток. Самая оторва – Мурка. Цыгане сразу нас предупредили: за Муркой глаз да глаз … потому впрочем и имела она имя, в числе немногих.
Цыгане говорили, что когда-то у Мурки в лесу случилось весьма удачное рандеву с лосем и с тех пор животная любовь тянет её а чащобу. Не знал я – правда этот или нет, но факт оставался фактом, Мурку регулярно что-то торкало в голову, она вставала и бодрым бегом устремлялась в лес. Ладно бы одна, дык за ней тянулись «подруги» (кстати, тяга к кучкованию у коров точно есть). Если прощёлкаешь момент – всё, готовься «ползать» на Берёзке по лесу в поисках беглянок, а это как пить дать расцарапанное ветками тело, лето ж, мы тока в шортиках. Кстати, байка про лося не была столь безосновательна – в один из таких удавшихся побегов я Мурку нашёл около большого кристалла соли, специально уложенного егерем для лосей, она стояла и томно мычала. На меня кристалл произвёл глубокое впечатление, дело в том, что соль я с детства люблю беззаветно и потому ещё не раз катался к этому кристаллу дабы отколоть маленькие кусочки и сосать как леденцы.
В нашу задачу входил не только контроль за стадом, но также контроль за частными коровами, которые то ли от скуки, то ли ещё от чего старались прибиться к нам. Отличить их было просто – они, как правило, были раза в два больше и упитаннее.
Но, как оказалось, реальную опасность в нашей работе представляли частные быки. В стаде быков не было да и вообще процесс продолжения коровьего рода был нами малоизучен. Цыгане сказали, что быков нельзя подпускать и всё, очевидно наши наставники полагали, что такого всё равно не произойдёт и потому дополнительными пояснениями они себя не запарили. Такого и не должно было произойти, ибо частные быки находятся строго в своих загонах. Однако произошло.
Мы сидели с цыганами, обедали, трепались, пока один из них не сказал:
- Ты давай ешь и иди контролируй, а то щаз опять Мурку проебёшь.
- Да смотрю я, смотрю. В лес ещё никто не двинулся.
- А где Мурка тогда?
Я встал, посмотрел, Мурка пропала. Влез на Берёзку – нифига, нет Мурки.
- О, Тох, смотри она в другую сторону двинула.
Действительно в этот раз Мурка двинула не в лес, а строго в сторону домов. Ну, про дома это мы первое что увидели просто, а когда присмотрелись поняли, что она к другим коровам идёт, которые в количестве трех штук прут ей навстречу.
- Ну, чо, пора за работу, - хлопнул вицей Учитель по крупу лошади и я поскакал оправдывать звание пастуха.
По мере приближения я начал понимать, что прущие навстречу Мурке коровы, вовсе и не коровы, а частные быки. Расстояние же большое, километра два – потому и не распознали сразу. Но красная ракета в голове не взлетела и потому вновьоткрывшиеся обстоятельства меня не запарили. Когда я под’ехал быки уже вовсю приступили к процедуре ухаживания за Муркой. Я, совершенно не испытывая тревоги, шагом прошёл через толпу оттолкнув от Мурки одного из быков. Послышалось недовольное «МУУУ», причём мозг точно перевёл это как угрожающее «А по рогам?!»
Я стоял и на меня смотрели четыре пары глаз, причём если Мурка смотрела с интересом, как бы задумавшись «является ли доминантным самцом тот, кто сейчас затопчет пастуха, или это не считается?», то перед быками такой вопрос не стоял, их парило другое - кто из них первым станет доминантным самцом. Это важно – их трое, пастух один, т.е. шанс на подвиг есть только у одного из осеменителей.
Но я был беспросветно туп и сделал предупредительный щелчок.
«МУУУ» – ответ был однозначен, красные ракеты уже вовсю взметнулись в черепе, Берёзка уже бойко так шла назад, а быки уверенно наступали. Точнее наступать начали два, а один решил видать будущему доминантному самцу под шумок рога наставить заранее.
Поскольку все предупреждения я исчерпал и они не достигли своей превентивной цели было принято решение приступить к реализации карательной части своих должностных обязанностей. Раскрутил в горизонте четырёхметровый кнут и щёлкнул им по самому напряжённому быку. Получилось очень удачно, прямо по морде, по щеке. Бык взвыл, второй посмотрел на него так удивлённо, а Берёзка сложила все «за» и «против» и ломалась прочь. В принципе Берёзка нас и спасла (цыгане потом сказали, что в подобной ситуации быка бить нельзя, это ж бык). Бёрезка была не только старая, но ещё и опытная. Чем всё может закончиться она врубилась за секунду до того, как бык бросился в атаку.
Быки много не бегают, их стиль - быстрый бросок, так что на мудрой лошади я был в относительной безопасности. Покружив вокруг Мурки мы тормознулись. Стало понятно, что не всё так плохо и я начал подходить к быкам опять. Резкий выпад. Берёзка справилась сама, ушла с линии атаки таким образом, что я сумел-таки достать быка кнутом. Затем опять круги вокруг Мурки и снова – атака, уход, щелчок … В этой связке я отвечал только за щелчок.
В общем, гонялись мы с быками минут пятнадцать … Видно было что и они подустали, да и Берёзка начала хрипеть. Пора было заканчивать, в какой-то момент Берёзка могла просто не успеть. Подоспела бычья хозяйка.
- Что ж ты милок, делаешь-то? Почём бычков моих бьёшь …
- Не положено, бабушка ….
- Да чего не положено-то, они ш у меня совсем ещё молоденькие, чего твоей корове будет-то?
Я только тогда и обратил внимание, что вообще-то это не здоровые быки, а реально бычки ещё молоденькие, у них и рожки-то ещё до конца в рога не сформировались. Видать у страха глаза действительно велики.
- Нечего, - говорю, - выпускать быков своих. Не положено это.
Бабуля погнала своих бычков к дому, а Мурку с неудовлетворённым либидо, была направлена лёгким щелчком в стадо.
А что цыгане.
Оказывается, видя мою «битву», они рванули на помощь, но подойдя ближе увидели, что к чему и всё время стояли поодаль и наблюдали. А потом началось:
- Тох, а чего ты их кнутом напополам-то не разрубил?
- Тебе надо было их кулаком мочить …
- Ага и бабку тоже …
Ржали все, даже Лёха и … кажется Берёзка
Но смеялись по-доброму, потому и я с ними. Учитель, правда, потом меня похвалил всё-таки, но провёл при этом инструктаж – никогда ни при каких обстоятельствах к быкам не лезть. Мне просто повезло, что это бычки-детки были. Были бы быки – кончилось бы всё быстро очень.
- Пусть бы Мурку оттрахали, не убыло бы у шлюхи, - загадал нам опять массу загадок Учитель.
(Несколько лет спустя корриду я увидел по телеку и понял, что реально боюсь быков. Как там ребята без лошади справляются – я не представляю. Да и сейчас чувство тревоги неизменно посещает меня когда я вижу пусть даже бычка.)
Мы любили Берёзку. В галоп конечно гоняли иногда, но всё одно старались беречь. Очевидно цыгане особо Берёзку лаской не баловали (всё-таки мягкие они были почему-то только с нами). А мы её просто холили и лелеяли. Лошадь ласку чувствует, ей она нужна. Простой поцелуй в нос её радовал. Когда кто-то из нас, совсем зарвавшись на виражах, падал, Берёзка подходила и мордой тыкалась именно в то место, за которое держишься руками, где больно. Но самое яркое проявление любви наступало во время купания.
Цыгане, как оказалось, никогда её и не купали, ограничиваясь лишь поливкой из ведра, однако в один из дней Учитель сказал:
- Ну чё, сопляки, в седле держаться научились?
- Шеф, да ты кнуты-то не попутал ли нам такие пред’явы засылать?
- Ладно-ладно, борзота малолетняя, скидывайте седло, купаться пойдём, Берёзка это любит.
Мы поначалу и не поняли о чём это Учитель, но седло принялись снимать беспрекословно.
- Узду пока не троньте, посмотрим как пойдёт. Плавать-то чего как умеете?
- А то.
- Ну садись давай на Берёзку. Сам сможешь?
- Без седла?
- Ну да. Прыгай на спину, держись за гриву и усаживайся …
- А если понесёт?
- Не понесёт она, в курсе, что купаться ведут.
Мы поехали к реке. Лёха шёл с Учителем, зависть чувствовалась, но день был мой. До реки от поля километра полтора, не больше. По мере приближения Берёзка начала ускорять ход и мне приходилось сдерживать её уздой. Когда до воды осталось метров десять, цыган крикнул «Осторожнее», но было поздно. Давно не купавшаяся Берёзка ринулась в реку.
Речка в Ладве не глубокая, Ивинка, метра полтора глубиной не более, лошадь везде может пройти, так что утопнуть возможности нет.
Новые ощущения от входа на лошади в воду до глубины когда тебе по грудь, а ей по морду, сравнимы лишь с ощущением первой поездки на ней. Страх и радость.
Берёзка стала легонько меня скидывать, давая понять, что ей хочется купнуться одной. Я спросил Учителя можно ли оставить лошадь, получил утверждение, сплыл с лошади и поплыл к берегу …
Мы стояли втроём на берегу и умилённо глазели как старая кобыла веселится в реке как жеребёнок.
- Лёх, ты-то хочешь ведь. Давай, сегодня исключение.
Лёха посмотрел на Учителя.
- Давай уже, один раз можно.
- Берёзка! - в голосе Лёхи слышалась неизмеримая радость.
Лёгкий щелчок кнутом и Берёзка покорно вышла из воды.
- Давайте теперь без узды попробуй, если что держись за гриву, - дал ценные указания цыган.
Лёха легко запрыгнул на Берёзку, от’ехал метров на десять от реки, развернулся и … Берёзка сама понеслась в воду.
Мы долго купались. Цыган уже на нас троих плюнул и сказав, чтобы через полчаса вернулись, пошёл к своим. Берёзка была счастлива, да и мы, не купавшиеся уже почти месяц, радовались вместе с ней.
Потом это стало нашей ежедневной процедурой. Мы мыли её щёткой и мылом, мы тёрли её руками, а она взамен подходила к плавающим нам, приглашала сесть на себя, а потом скидывала в воду. Это было истинное озорство.
Так прошло лето. Уезжая, я принёс Берёзке пачку рафинированного сахара, а цыганам сигарет. Мы договорились встретиться в следующем году. Я поцеловал Берёзку и пожал цыганам руку.
- Приезжай, мы вам с Лёхой будем рады.
- Обязательно приеду. Обязательно!
Прошёл учебный год свои замуты, свои дела, новые эмоции, приключения. Пастушье лето было замещено новыми впечатлениями, однако, когда меня везли на лето к бабушке я думал только о Берёзке.
Наскоро обнявшись с бабушкой и дедом, я схватил велик и к Лёхе.
- Ну чего?
- А чего?
- К Берёзке уже ездил?
- Я уже неделю пасу. Поехали, она будет рада. Хочешь, сегодня будет твоя очередь?
- Хочу …
Всё было как всегда. Пьяные радушные цыгане, ласковая Берёзка (Мурка правда потолстела немного) – жизнь продолжалась. Я тогда у бабушки отжал для цыган бутылку настойки и блок Родопи. Они были довольны.
- Ну, теперь все пастухи в сборе, начинайте парни, - сказал Учитель и пошёл в поле.
Лёха щёлкнул кнутом в коровнике так, что чуть перепонки не порвались, я вскочил в седло и … лето началось.
Берёзка конечно сдала за год. В галоп мы её уже не гоняли, но сути это не меняло. На самом деле счастье это быть в поле с кнутом и на лошади. Не важно как ты щёлкаешь и как бежит кобыла – главное это просто ощущать себя пастухом, а мы себя таковыми ощущали.
Берёзка по-прежнему радовала нас в реке. В воде она себя вела как девчонка.
Цыгане радовали нас в поле – своими небылицами и более серьёзным к нам отношением.
Мы с Лёхой радовали себя тем, что имели.
Чувства не потеряли свою остроту, все было по-прежнему прекрасно.
Закончился сезон. Я уезжал, чтобы обязательно вернуться.
- Дядь Саш, я обязательно приеду.
- Конечно приедешь, куда мы без вас, - искренне улыбнулся цыган.
- Берёзку не бейте только.
- Не тронем мы вашу Берёзку. Попрощался хоть?
- Попрощался. Вот сахаром её кормите, – я протянул пачку рафинада.
- Давай уже, езжай, учись, приезжай.
* * *
Прошёл учебный год свои замуты, свои дела, новые эмоции, приключения. Пастушье лето было замещено новыми впечатлениями, однако, когда меня везли на лето к бабушке я думал только о Берёзке.
Наскоро обнявшись с бабушкой и дедом, я схватил велик и к Лёхе собрался уже:
- Ты куда? – спросила бабушка.
- Дык к Лёхе, а потом к Берёзке.
- Лёша приехал, чуть погостил и уехал назад в город.
- А чего вдруг?
- Бабушка его сказала, что скучно здесь ему.
- Как скучно? А Берёзка?
Что мне кричала вслед бабушка я уже не слышал, я гнал в коровник.
Коровник был пуст, только запах навоза и оглушительная тишина.
Я бросил велик и побежал в поле в надежде что стадо там.
Поле было пустым. Уже начинало подогревать солнце, туман уползал в лес, просыпались жужжалки, но было пусто.
Я вернулся в коровник. Из коптёрки доносились голоса. Я туда.
За столом сидели мои цыгане и пили водку.
- Антоха, привет, рады тебя видеть, как дела?
- Где все? Где коровы? Где Берёзка?
- А тебе Лёха не сказал что ли?
- Я не виделся с ним. Где все?
- Зарезали, - захохотал один из цыган и тут же получил увесистую затрещину от дяди Саши.
- Пошли, - дядя Саша легонько подтолкнул меня к выходу. – Кончилось всё, нет больше стада, увезли их, - сказал цыган когда мы вышли из коровника.
- Куда?
- Да какая тебе разница, увезли и всё, - Саша явно чего-то недоговаривал.
- Дядь Саш, а Березка? Берёзка где?
- Антон, ты уже взрослый мужик, должен понять – старая она была, умерла она.
Это было как удар молнии. Я неморгая смотрел в глаза дяде Саше.
- Как умерла? – прошептал я. – А где могилка?
- Лошадей не хоронят …
Чувства были подстать первой поездке на Берёзке, только не было радости и желания, только страх и неуверенность, перерастающие в боль и дрожь.
- Иди домой, вы молодцы, Берёзка вас любила, - цыган махнул рукой, развернулся и ушёл в коровник.
Я стоял, смотрел ему вслед и плакал. Это не Берёзка умерла, это умирало что-то во мне. Умирало в муках, не желая умирать, отчаянно цепляясь за призрачные надежды. Я взял велик и на ватных ногах побрёл домой.
- Антон, стой, - окликнул меня цыган, - на вот на память.
Дядя Саша сунул мне в руки наш первый кнут, двухметровый. В его глазах замёрзли слёзы. Я только тогда увидел, какой он старый и осунувшийся. Ему тоже досталось.
- Спасибо. Я не забуду.
- Удачи тебе.
- И вам всем.
Мы пожали друг другу руки, чтобы расстаться и больше никогда не увидится.
Кнут я никому не показал. Это было только моё, не подлежащее делению. Я его спрятал у бабушки на чердаке и … забыл. Детство лечит. Плохое вмиг замещается положительными эмоциями. Память ребёнка прощает себе многое.
Прошли годы. Я уж и школу окончил, и в институте вовсю учился. К бабушке ездил только на пару дней. И тут вдруг в очередной приезд вспомнил про кнут. Аккуратно пробрался на чердак и вытащил его. Он мне показался таким маленьким, таким тонким, кнутом для малышей и уж никак не тем кнутом, которым мы лихо гоняли коров. Я повертел его в руках и спрятал назад.
Ночью я так и не смог заснуть, всё гонял в голове своё пастушье детство. Память с поразительной точностью выдавала все обстоятельства нашего с Лёхой счастья. Я уж и не помнил ничего и тут вдруг на тебе – такой всплеск воспоминаний.
В пять утра я встал, пробрался на чердак, вытащил кнут и пошёл на улицу.
- Ты куда в такую рань, - проснулась бабушка.
- Баб, мне надо, извини, скоро вернусь.
Я взял велосипед и поехал в поле.
Солнце только начало греть, жужжалки ещё не проснулись, было тихо и безумно красиво.
Я закурил … Курил долго, смотрел в поле и прислушивался к пустоте.
Затем взял кнут и, раскрутив его в горизонте, остро щёлкнул. Силы уже не такие что в детстве, потому щелчок в абсолютной тишине получился оглушительным. Это был настоящий пастуший щелчок.
Я ещё раз рассмотрел кнут, запомнил его, закрыл глаза, бросил кнут в поле, развернулся и пошёл домой. Там ему самое место – не в тайнике бабушкиного чердака, не на стене благоустроенной квартиры. Место кнута в поле, там где обитают души пастухов.
Я знал откуда появляются кнуты.
С тех пор мне не раз снилось как в поле сидят два пастуха: старый дед с 12-ти метровым кнутом и 10-ти летний пацан с двухметровым, невдалеке пасётся бело-серая лошадь. Пастухи сидят, пьют парное молоко, едят хлеб с солью, трут меж собой байки и следят за стадом бурёнок.