Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Кондратъ
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Представляя меня аудитории, Вы коротко огласили мой послужной список и перечислили немногочисленные регалии. Спасибо. Утонений и дополнений нет. Есть, если позволите, постскриптум... Числился за нами один арестованный. Залётный из Закавказья. Неприятный человек средних лет. Из таких, что пробу ставить негде. Пока устанавливали личность, добывали переводчиков, иногородние потерпевшие разбежались, дело стало разваливаться на глазах. Через три месяца ребром встал вопрос о его освобождении. Следователь в голос выл от собственного бессилья. Розыск ложился на рельсы. Ко мне для увещевания приехал зам начальника МУРа. Полтора часа крыли друг друга матом. В итоге – освободил. Примерно через полгода, на каком-то мероприятии подходит ко мне опер из 2-го отдела Петровки и спрашивает: - Помните злодея, которого в августе освобождали? - Помню, - говорю, а у самого настроение вниз по синусоиде, - грохнул кого? Опер отрицательно мотает головой: - Нет, - говорит, - на местном сходняке потребовал из общака 50 тыс. долларов, которые должен прокурору за освобождение. - И что? - спрашиваю, а у самого настроение камнем на дно. - Ему башню отбили и на счётчик поставили. Сказали – Бабушкинский не берёт... Других наград за собой не числю.
- Абраша, у тебя пластырь на лбу. Это производственная травма? - Нет. Хотел сказать Сарочке, что суп у неё не вкусный, а очень вкусный, но не успел закончить фразу.
Мой приятель Леха достаточно долго жил в панельном доме на улице 2-я Синичкина, что в Москве, занимая там двухкомнатную квартиру на 7 этаже. Настало время ему переезжать в другое место по причине абсолютного разрыва семейных отношений с супругой. Бежать, бросая технику, как это он потом делал, Леха не стал, а в спокойной обстановке обсудил с женой вопрос раздела совместно нажитого имущества. В результате хладнокровного дележа ей досталась квартира, обстановка (мебелью ее называть как-то язык не поворачивается) и младенец мужского пола, а ему - полтонны книг, отступное в виде некой суммы денежных средств и палас, размером 3 на 4 метра. На деньги, полученные в качестве отступного, была нанята грузовая машина и прикуплены спиртные напитки, в количестве, достаточном для того, чтобы и помощников ублажить (меня и еще одного парня, уже не помню кто это был), и процесс погрузки не сорвать. Больше всего мы наежились с книгами. Собственно говоря, почти весь грузовик они, сердечные, и заняли. Наконец, настала очередь паласа. Почему-то мы скатали его в длину. Сколько лет этот палас на полу лежал, столько лет его никто не чистил, хотя, гарантий, что он попал в квартиру еще чистым, я, естественно, дать не могу. В общем, получилась толстая 4-х метровая колбаса размером с Царь-пушку. От пыли и грязи, въевшейся в ткань, эта штуковина приобрела не только соответствующий цвет, чугунный вес, но и асбоцементную жесткость. Втроем мы с трудом оторвали ее от пола и попытались вынести в коридор. Но не тут-то было! Мало того, что коридор московской панельки был до неприличия узок, он еще располагался перпендикулярно комнате. В общем, наш палас лезть в коридор не желал. Как мы не пытались изогнуть его под нужным углом, все время оставались лишних 1,5 - 2 метра. Намучившись под тяжестью коврового изделия, мы, наконец, опустили его на пол, утерли грязные и потные лбы, после чего стали обсуждать проблему выноса этого малодвижимого имущества. Все предложения оставить изделие на месте, как это он делал потом, Леха отвергал с порога. Сняли дверь, все равно не лезет, опять сели, думаем. Прибежал водитель машины, - Долго еще? Ответить не можем. Выпили по чуть-чуть. Ответа нет. Наконец, гениальная мысль родилась в голове хозяина, как это она никогда не делала потом. Не хер голову морочить, сбросим с балкона и все дела, - сказал Леха. На балкон эту бандуру мы выперли на раз-два-три, с трудом положили на перила и перевели дух. Как сейчас помню, было лето, часа два пополудни, на улице почти никого, редкая машина проедет в сторону метро. Убедившись, что под балконом детей или чужого имущества нет, синхронно отпустили палас. Летел он ровно, почти параллельно земле, мне казалась, что я слышу его свист, как от авибомбы, но потише. По дороге палас отломил здоровенную ветку тополя, толщиной в руку, не меньше, и с диким грохотом пал на асфальт. Земля содрогнулась и до восьмого этажа поднялось густое облако черной пыли. Все сушившееся на соседних балконах белье мгновенно стало темно-серым, так как накопленная паласом многолетняя грязь воздушно-капельным путем благополучно перекочевала на белоснежные полотенца, наволочки, рубашки и прочую ерунду. Удовлетворенно хмыкнув, Леха сказал, что дело сделано и можно ехать, а то счетчик бьет с этим паласом уже без всякой меры. Прихватив с собой недопитую бутылку, помня, что еще предстоят разгрузочные работы, мы спустились вниз. Путь занял примерно 5 минут. Паласа на месте не было. Исчез, сволочь! Куда он делся, до сих пор не знаем. Если кто в курсе, откликнитесь. И не бойтесь, вам ничего не будет. Срок давности вышел.
Армянское радио спрашивают: - Правда ли, что после Виагры у пенсионеров такая же потенция, как в 17 лет? Армянское радио подумало и отвечает: - Правда. Такая же невостребованная.
- Уважаемые пассажиры, о вещах, оставленных другими пассажирами, сообщайте машинисту электропоезда. У него зарплата маленькая, и ту не платят. Следующая станция - Василеостровская.
- Исаак, по дороге домой ты обязательно звонишь Розе, думаешь, у неё есть любовник? - Да нет. Надеюсь, что когда-нибудь приду, а меня уже ждёт накрытый стол.
В прежние времена возле Павелецкого вокзала Москвы располагался павильон «Траурный поезд В.И. Ленина», который был филиалом Центрального музея В.И. Ленина. Каким образом меня туда занесло, не помню, скорее всего, школу прогуливал, но вход был бесплатным, это точно. Павильон – огромных размеров пакгауз, на полу фрагмент железнодорожного пути, на рельсах небольшой паровоз (вроде маневрового) с пассажирским вагоном и открытой платформой. Небольшая табличка: «На этом поезде какого-то там января 1924 г. из Горок в Москву был доставлен гроб с телом В.И. Ленина». Двери вагона заперты, окна закрыты, проникнуть в кабину машиниста также не удалось. На платформе смотреть нечего. Однако все стены пакгауза увешаны траурными венками. Венки везде, где только можно себе представить, они стоят, в том числе, аккуратно прислонённые к колёсам поезда. На каждом венке лента с надписью. Эти ленты – одно из сильнейших впечатлений моего детства. Читая надписи, я провёл в музее около полутора часов. Собранные вместе, они представляли собой (и представляют до настоящего времени) одну из величайших книг мира. Книгу, написанную народом. Естественно, что никаких записей я не вёл. Надпись помню только одну: «Мы, воры Бутырской тюрьмы, клянёмся тебе, великий Ленин, что не украдём ни рубля у родного советского государства». Венок с этой лентой стоял у самого паровоза.
- Интересно, Дживз, чем право отличается от справедливости? - Право возникло одновременно с государством, а справедливости как не было, так и нет, сэр.
- Исаак, хочу составить завещание, с чего начать? - Начни с Центризбиркома. Напиши заявление, что хочешь баллотироваться в президенты, тебе сразу найдут имущество и банковские счета, о которых ты даже думать забыл.
Шахеризада сказала: - Желание активизировать борьбу с коррупцией, за честные выборы и свободу слова чаще всего возникает одновременно с проблемами при погашении кредитов, ипотеки или сносе торговых точек.
