Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Оби Ван Киноби
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
В своё время актёр Михаил Державин был зятем прославленного советского маршала Семёна Михайловича Будённого. И вот однажды во время семейно-дружеского застолья, в присутствии легендарного красного конника, сидевшего во главе стола, артисты Державин и Ширвиндт начали обсуждать одну непростую нравственную коллизию.
Суть этого жизненного и творческого конфликта была такова: оба актёра трудились в Московском драматическом театре на Малой Бронной под руководством Анатолия Эфроса, но Михаила Державина позвали работать в академический театр Сатиры. С одной стороны, Эфрос был авторитетный руководитель и серьёзный режиссёр, а с другой стороны, в театре Сатиры обещали первые роли. Первых ролей Державину очень хотелось, но перед Эфросом было неловко.
Маршал Будённый послушал-послушал душевные метания-сомнения друзей-артистов и попросил уточнить, в чём, собственно, проблема. Не желая обижать старика, ему на пальцах объяснили ситуацию и даже попросили совета. Как у мудрого и пожившего человека...
Бывший командующий Первой конной армией немного помолчал, и ответил зятю так: – Миша! Я не знаю этих ваших театральных дел, но я скажу так… Вот представь себе… Степь! И едешь ты по степи верхами… А навстречу тебе едет какой-то человек. И ты не знаешь: белый он или красный…
На этом месте маршал вспомнил своё боевое прошлое, оживился, разошёлся, побагровел от воспоминаний и, опираясь на свой богатый житейский опыт, крикнул: – Миша, руби его нах…й!
Через несколько дней Михаил Державин ушёл от Эфроса в театр Сатиры. А вслед за ним спустя какое-то время в тот же театр перешёл и его друг – Александр Ширвиндт.
Хотите в жизни перемен? Идите работать в школу! Там перемены - каждые 45 минут. И работа самая лучшая! Учителя даже каждый день об этом на доске пишут: "Классная работа..."
Эту историю о Фаине Раневской рассказал кинорежиссёр Яков Сегель. Он обожал знаменитую актрису, часто бывал у неё дома и потом, переполненный впечатлениями, делился ими.
В конце пятидесятых Фаину Георгиевну отыскали родственники и она смогла выехать в Румынию и повидалась с матерью, с которой рассталась сорок лет назад. Сестра Изабелла жила в Париже. После смерти мужа её материальное положение ухудшилось и она решила переехать к знаменитой сестре, которая, как она предполагала, при всех её званиях и регалиях, купается в роскоши. Обрадованная, что в её жизни появится первый родной человек, Раневская развила бурную деятельность и добилась разрешения для сестры вернуться в СССР.
Счастливая, она встретила её, обняла, расцеловала и повезла домой. Они подъехали к высотному дому на Котельнической набережной. - Это мой дом, - с гордостью сообщила Фаина Георгиевна сестре. Изабелла не удивилась: именно в таком доме должна жить её знаменитая сестра. Только поинтересовалась: - У тебя здесь апартаменты или целый этаж? Когда Раневская завела её в свою малогабаритную двухкомнатную квартирку, сестра удивлённо спросила: - Фаиночка, почему ты живёшь в мастерской а не на вилле? Находчивая Фаина Георгиевна объяснила: - Моя вилла ремонтируется. Но парижскую гостью это не успокоило. - Почему мастерская такая маленькая? Сколько в ней «жилых» метров? - Целых двадцать семь, - гордо сообщила Раневская. - Но это же тесно! - запричитала Изабелла. - Это же нищета! - Это не нищета! –разозлилась Раневская, – У нас это считается хорошо. Этот дом - элитный. В нём живут самые известные люди: артисты, режиссёры, писатели. Здесь живет сама Уланова! Фамилия Уланова подействовала: вздохнув, Изабелла стала распаковывать свои чемоданы в предоставленной ей комнатушке. Но она так и не смогла понять, почему этот дом называется элитным: внизу кинотеатр и хлебный магазин, ранним утром грузчики выгружали товар, перекрикивались, шумели, устраивали всем жильцам «побудку». А вечерами, в десять, в одиннадцать, в двенадцать оканчивались сеансы и толпы зрителей вываливались из кинозала, громко обсуждая просмотренный фильм -Я живу над «хлебом и зрелищами», - пыталась отшучиваться Фаина Георгиевна, но на сестру это не действовало. - За что тебя приговорили жить в такой камере?. Ты, наверное, в чём-то провинилась.
В первый же день приезда, несмотря на летнюю жару, Изабелла натянула фильдеперсовые чулки, надела шёлковое пальто, перчатки, шляпку, побрызгала себя «Шанелью», и сообщила сестре: - Фаиночка, - я иду в мясную лавку, куплю бон-филе и приготовлю ужин. - Не надо! - в ужасе воскликнула Раневская. В стране царили процветающий дефицит и вечные очереди - она понимала, как это подействует на неподготовленную жительницу Парижа. - Не надо, я сама куплю. - Фаиночка, бон-филе надо уметь выбирать, а я это умею, - с гордостью заявила Изабелла и направилась к входной двери. Раневская, как панфиловец на танк, бросилась ей наперерез. - Я пойду с тобой! - Один фунт мяса выбирать вдвоём - это нонсенс! - заявила сестра и вышла из квартиры. Раневская сделала последнюю попытку спасти сестру от шока советской действительности. - Но ты же не знаешь, где наши магазины! Та обернулась и со снисходительной улыбкой упрекнула: - Ты думаешь, я не смогу найти мясную лавку? И скрылась в лифте.
Раневская рухнула в кресло, представляя себе последствия первой встречи иностранки-сестры с развитым советским социализмом. Но говорят же, что Бог помогает юродивым и блаженным: буквально через квартал Изабелла Георгиевна наткнулась на маленький магазинчик, вывеска над которым обещала «Мясные изделия». Она заглянула во внутрь: у прилавка толпилась и гудела очередь, потный мясник бросал на весы отрубленные им хрящи и жилы, именуя их мясом, а в кассовом окошке толстая кассирша с башней крашенных волос на голове, как собака из будки, периодически облаивала покупателей. Бочком, бочком Изабелла пробралась к прилавку и обратилась к продавцу: - Добрый день, месье! Как вы себя чувствуете? Покупатели поняли, что это цирк, причём, бесплатный, и, как в стоп-кадре, все замерли и затихли. Даже потный мясник не донёс до весов очередную порцию «мясных изделий». А бывшая парижанка продолжала: - Как вы спите, месье?... Если вас мучает бессонница, попробуйте перед сном принять две столовых ложки коньячка, желательно «Хеннесси»... А как ваши дети, месье? Вы их не наказываете?.. Нельзя наказывать детей - можно потерять духовную связь с ними. Вы со мной согласны, месье? -Да, - наконец, выдавил из себя оторопевший мясник и в подтверждение кивнул. - Я и не сомневалась. Вы похожи на моего учителя словесности: у вас на лице проступает интеллект. Не очень понимая, что именно проступает у него на лице, мясник, на всякий случай, смахнул с лица пот. - Месье, - перешла к делу Изабелла Георгиевна, - мне нужно полтора фунта бон-филе. Надеюсь, у вас есть? - Да, - кивнул месье мясник и нырнул в кладовку. Его долго не было, очевидно, он ловил телёнка, поймал его, зарезал и приготовлял бон-филе. Вернулся уже со взвешенной и завёрнутой в бумагу порцией мяса. - Спасибо, - поблагодарила Изабелла. И добавила: - Я буду приходить к вам по вторникам и пятницам, в четыре часа дня. Вас это устраивает? -Да, - в третий раз кивнул мясник. Расплачиваясь в кассе, Изабелла Георгиевна порадовала толстую кассиршу, указав на её обесцвеченные перекисью волосы, закрученные на голове в тяжёлую башню: - У вас очень модный цвет волос, мадам, в Париже все женщины тоже красятся в блондинок. Но вам лучше распустить волосы, чтобы кудри лежали на плечах: распущенные волосы, мадам, украсят ваше приветливое лицо. Польщённая кассирша всунула два указательных пальца себе за обе щеки и стала с силой растягивать их, пытаясь улыбнуться. Когда, вернувшись домой, Изабелла развернула пакет, Фаина Георгиевна ахнула: такого свежайшего мяса она давно не видела, очевидно, мясник отрезал его из своих личных запасов. - Бон-филе надо уметь выбирать! - гордо заявила Изабелла. С тех пор каждый вторник и каждую пятницу она посещала «Мясные изделия». В эти дни, ровно в четыре часа, мясник отпускал кассиршу, закрывал магазин, вешал на дверь табличку «Переучёт», ставил рядом с прилавком большое старинное кресло, купленное в антикварном магазине, усаживал в него свою дорогую гостью, и она часами рассказывала ему о парижской жизни, о Лувре, об Эйфелевой башне, о Елисейских полях... А он, подперев голову ладонью, всё слушал её, слушал, слушал... И на лице его вдруг появлялась неожиданная, наивная, детская улыбка...
Однажды в Германии 16-го века заезжий мастер меча вызывал на бой местного булочника. Тот не мог отказаться от поединка из-за своего положения в обществе, вышел на бой и зарубил к чертям заезжего мастера меча. Прежде чем стать булочником он проходил 10 лет в ландскнехтах. На двойном жаловании.
А все потому что надо осторожнее выбирать объект для насмешек.
Однажды в Италии 17-го века заезжий фехтовальщик вызвал на бой местного портного, тот не мог отказать от поединка из-за своего социального статуса, поэтому благодаря своим связям нанял 10-к местных бандитов, те подкараулили заезжего фехтовальщика на выходе из борделя, отлупили и ограбили. Он провалялся в койке 3 недели и был вынужден уехать из города без гроша в кармане, потому что все что осталось после ограбления отдал врачу.
А все потому что прежде чем ссориться с человеком надо узнать кто у него друзья.
Однажды в германии 15-го века заезжий фехтовальщик вызвал на бой молодого художника, тот не мог отказаться от поединка. Вышел на бой и пырнул заезжего фехтуна мечом, а после поймал за вооруженную руку и бросил на землю оставив руку в захвате. Рана от меча зажила, но больше он уже не с кем не фехтует. Руку то в трех местах сломали, со смещениями.
А все потому что прежде чем затевать ссору узнай, как звать твоего противника и над чем он работает. А то вдруг это Альбрехт Дюрер, который как раз составляет иллюстрации к учебнику фехтования и борьбы.
Во Франции 18-го века заезжий фехтовальщик вызвал на бой местного винодела, тот не мог отказаться от поединка и пошел за советом к мастеру фехтования которые держал зал неподалеку. Принес ему бочок отличного вина и рассказал о проблеме. "Все будет! - сказал маэстро фехтования, - главное маневры. Я пойду погляжу на твоего противника." И, сняв колет и поменяв тупую рапиру на острую, пошел искать заезжего фехтуна. Выцепил его в кабаке, затеял ссору, поединок и проткнул ему обе руки. Довольный вернулся в зал, где его поджидал грустный винодел. - Теперь этот урод не сможет фехтовать, а если решится выйти на поединок, то ты без проблем справишься с ним, просто сбивай его клинок в бок и коли его в корпус вот так.
Пару часов винодел поупражнялся выполнять батман с уколом, а на следующий день узнал, что заезжий фехтун уехал из города. Но с тех пор маэстро фехтования бесплатно пил хорошее вино, а винодел 3 раза в неделю упражнялся в фехтовании.
А все потому что не грех спросить помощи у опытных друзей. Однажды в Польше заезжий фехтовальщик вызвал на бой местного колбасника, тот не стал отказываться от поединка, но по доброте душевной предложил гостю поужинать, подсыпал в колбасу отравы и тихонечко похоронил его за сараем.
А все потому что не все будут играть по придуманным тобой правилам. Одного итальянского архитектора и художника 16-го века вызвал на бой заезжий фехтовальщик. Но как только узнал, что задумал драться с самим Камилой Агриппой офигел от собственной наглости, три раза извинился и уехал домой. А все потому что полезно читать книги, иначе мог бы и не узнать автора фехтбука.
Мораль: Не верь сразу тому, что видишь и слышишь..
То, что пережил этот человек, нужно экранизировать. Сценаристам даже не придется ничего выдумывать.
Почти 44 года назад, 21 октября 1981 года, в Японском море на подходе к проливу Босфор Восточный (Владивосток) погибла подводная лодка «С-178». В нее врезалось рефрижераторное судно, которое вел нетрезвый старпом, а трезвый капитан отдыхал... лёжа. Получив смертельный удар, подлодка легла на грунт на глубине 32 метра с огромной пробоиной в шестом отсеке.
По большому счету, аварийную ситуацию создал оперативный дежурный бригады кораблей ОВРа Приморской флотилии, разрешив выход «Рефрижератора-13» из бухты, а его помощник, прибыв с ужина, не задумываясь, дал добро на вход «С-178» в бухту Золотой Рог, почему-то забыв передать на нее информацию о выходящем судне...
После рокового удара семь человек, находившиеся на мостике, включая командира ПЛ – капитана 3-го ранга Валерия Маранго, оказались за бортом. Личный состав кормовых отсеков погиб практически сразу. В носовых остались несколько офицеров и два десятка матросов. Командование принял старший помощник – капитан-лейтенант Сергей Кубынин.
Вместе с командиром БЧ-5 капитан-лейтенантом Валерием Зыбиным они приняли решение вывести уцелевшую часть экипажа через трубу торпедного аппарата. Однако людей в носовом торпедном отсеке оказалось гораздо больше штатного состава и спасательных комплектов ИДА-59 для выхода из затонувшей подлодки на всех не хватало... Тем временем командование ТОФ развернуло спасательную операцию, и появилась надежда, что спасатели смогут передать недостающие «идашки» на борт.
Ждать пришлось трое суток. Темнота, холод, отравленный воздух... Время тянулось убийственно долго. Силы подводников таяли, несмотря на то, что это были молодые крепкие ребята 19–20 лет. Кубынин был самым старшим – ему перевалило за 26 лет. Как старший по возрасту, званию и должности, он был просто обязан воодушевить подчиненных, вернуть им надежду на лучшее... Построив в кромешной тьме личный состав, Кубынин зачитал приказ о повышении всем званий и классности на одну ступень, не поленившись сделать соответствующую запись в военные билеты и закрепить ее при тусклом мерцающем свете аварийного фонаря корабельной печатью...
После этого каждому моряку был вручен знак «За дальний поход» (коробку с ними случайно обнаружили во втором отсеке). Настроение в полузатопленном отсеке резко поднялось, все мгновенно забыли о температуре и воспалении легких, которым на третьи сутки уже болели все поголовно.
Наконец, получив недостающие комплекты ИДА от спасателей, прибывших к месту трагедии на подлодке-спасателе «Ленок», Кубынин и Зыбин начали выпускать моряков. Люди тройками заползали в торпедный аппарат, который затем задраивался, заполнялся водой, после чего открывалась передняя крышка. А на выходе из аппарата ребят поджидали водолазы, препровождавшие их в декомпрессионную камеру на борту лежащего на грунте по соседству «Ленка». Тех же, кто по той или иной причине всплывал на поверхность, подвергали той же процедуре в барокамере надводного судна...
Самым последним, как и подобает командиру корабля, покинул «С-178» Сергей Кубынин. И сделать это одному человеку было чертовски сложно! Предстояло затопить первый отсек и, дождавшись, когда вода достигнет казенной части торпедного аппарата, нырнуть в него и проползти 7 метров железной трубы калибром 533 мм… Гул в воспаленном мозгу, работа на пределе человеческих сил и откровение на выходе из аппарата – вокруг никого! Как позднее выяснилось, спасатели даже предположить не могли, что последний оставшийся на борту сможет покинуть подлодку самостоятельно и… поставили на нем крест, свернув операцию! Кубынин выбрался на надстройку, решив добраться до рубки, а уж затем всплывать на поверхность. Не получилось – потерял сознание, и гидрокостюм вынес его на поверхность... Его чудом заметили среди волн со спасательного катера.
Сергей пришел в себя в барокамере на спасателе «Жигули». В вену правой руки была воткнута игла капельницы, но боли он не ощущал – находился в полной прострации. Врачи поставили ему семь диагнозов: отравление углекислотой, отравление кислородом, разрыв легкого, обширная гематома, пневмоторакс, двусторонняя пневмония, порванные барабанные перепонки… По-настоящему он пришел в себя, когда увидел в иллюминаторе барокамеры лица друзей и сослуживцев: они беззвучно что-то кричали, улыбались. Не испугавшись строгих медицинских генералов, ребята пробились-таки к барокамере...
Потом был госпиталь. В палату к Кубынину приходили матросы, офицеры, медсестры, совсем незнакомые люди; пожимали руку, благодарили за стойкость, за выдержку, за спасенных матросов, дарили цветы, несли виноград, дыни, арбузы, мандарины. Это в октябрьском-то Владивостоке! Палату, где лежал Кубынин, в госпитале прозвали «цитрусовой»...
Сергей Кубынин совершил в своей жизни по меньшей мере три подвига. Первый, офицерский – когда возглавил уцелевший экипаж на затонувшей подводной лодке; второй – гражданский, когда спустя годы сумел добиться, чтобы на Морском кладбище Владивостока был приведен в порядок заброшенный мемориал погибшим морякам «С-178». Наконец, третий, чисто человеческий подвиг – он взял на себя заботу об оставшихся в живых сослуживцах.
Сегодня им уже немало лет, и та передряга со всеми ее медицинскими последствиями ударила по организму самым сокрушительным образом. Бывшие матросы и старшины обращаются к нему как к своему пожизненному командиру, которому верили тогда, у смертной черты, которому верят и сегодня, зная, что только он и никто другой спасет их от бездушия и произвола военкоматских и медицинских чиновников. И он спасает их, пишет письма в высокие инстанции, хлопочет … заставляет-таки государство делать то, что оно обязано делать без дополнительных воззваний к президенту и высшей справедливости.
Сегодня, особенно после трагедий атомных подводных лодок «Комсомолец» и «Курск», стало ясно: то, что совершили капитан-лейтенант Сергей Кубынин его механик Валерий Зыбин в октябре 1981 года, не удалось повторить никому. Разве что капитану 1-го ранга Николаю Суворову, организовавшему выход своего экипажа из затопленного атомохода «К-429».
Наградной лист на звание Героя России, подписанный видными адмиралами нашего флота, включая бывшего Главкома ВМФ СССР адмирала флота Владимира Чернавина, так и остался под сукном у чиновников Наградного отдела...
Сегодня мало кто знает об этом подвиге... И, тем не менее, мы помним своих героев. Мы знаем Сергея Кубынина! Ныне наш Герой служит в МЧС, несет свои вахты в должности оперативного дежурного МЧС Юго-Западного округа Москвы. Он по-прежнему остается Спасателем в полном смысле этого слова!
Дежурство в больнице. Глухая зимняя ночь после суматошного дня. Три часа полуночи. Хорошо подогретые друзья привезли разухабистого и столь же тёплого братка прямо с шумной вечеринки.
Крутой, весь в цепях и наколках, браток, привыкший, чтобы его красиво обслуживали, жалуется на животик.
Ведёт себя безобразно: куражится, хамит, матерится, закидывает ноги прямо на стол… Медсестра на грани слёзной истерики. Звонит хирургам. Дежурит Доктор Женя. 29 лет, хирург, рост 190 см, вес 120 кг. Телосложение: ОЧЕНЬ крепкое. Стрижка под ноль. Характер: спокойный, уравновешенный, надёжный товарищ, добрейшей души человек.
Далее со слов Доктора Жени: Пришёл с экстренного грыжесечения. Замучился в доску. Добрёл в дежурку, свалился на кушетку и моментально отключился. Оглушительный треск телефона во тьме. Вскочил на ноги. Хирурга — в приёмное, срочно!!! Нашарив в темноте стетоскоп, повесил его на шею и на автопилоте отправился в смотровую.
Распахивается дверь, и Доктор Женя влетает в приёмное. Останавливается напротив "клиента" и хриплым со сна басом вопрошает: - Что беспокоит? Браток меняется в лице, улыбочка сползает с его пунцовоголика: - Да ничего, доктор, извините, уже всё прошло. Доктор Женя издаёт вопросительный рык.
Браток застёгивает кожан, приобретает совершенно приличный вид и бочком — бочком, по стеночке пробирается к выходу: - Извините за беспокойство, до свидания!
Исчезает за дверями, с улицы доносится рёв стартующего «бумера». Все в недоумении глядят друг на друга, потом на Доктора Женю. Персонал хватается за животы и начинает дружно гоготать.
Доктор Женя: в истерзанном кровью хирургическом костюме, с помятой мордой и налитыми кровью глазами.
На бычьей шее, спускаясь на мощную грудь, висит толстая, в палец, цепь с образом Николая Чудотворца и… КИПЯТИЛЬНИК!!!!!
В 1705 году ирландка Марджори МакКолл умерла от лихорадки и была похоронена как можно скорее, чтобы предотвратить распространение болезни. Женщину положили в гроб с дорогим кольцом, которое муж не смог снять с её руки из–за отёка. Это сделало могилу притягательной для воров, обирающих тела похороненных. В тот же вечер, когда земля была еще рыхлой, злоумышленники разрыли могилу и вынули гроб. Не сумев снять кольцо, они решили отрезать палец. Как только из надреза показалась кровь, Марджори очнулась от комы, в которую впала днём, села в гробу и закричала.
Судьба воров осталась неизвестна — одни легенды гласят, что они упали замертво, другие — что сбежали не оглядываясь. Марджори удалось выбраться из гроба, и женщина отправилась домой.
Джон МакКолл, муж Марджори, был дома с детьми, когда услышал стук в дверь. Мужчина сказал детям: "Если бы ваша мама ещё была жива, поклялся бы, что это её стук". Отперев дверь, он увидел за ней Марджори в погребальной одежде, с капающей от руки кровью, и упал замертво. Его похоронили в гробу, который освободила жена.
Марджори прожила ещё много лет, вновь вышла замуж и родила детей. Когда она наконец умерла, была похоронена на том же кладбище Шэнкилл (Лурган, Ирландия). Её надгробие сохранилось. На камне написано: "Жила однажды, похоронена дважды".
Этот снимок приведен в книге воспоминаний Рины Зеленой "Разрозненные страницы" - как она пишет, "как доказательство того, что я когда-то играла на бильярде". Однажды ей довелось сыграть партию с Владимиром Маяковским. Было это в далеком 1926 году, Рине Васильевне было 25 лет. Вот как она об этом вспоминает: "Двадцать шестой год. Я иду по набережной Ялты рядом с Владимиром Владимировичем Маяковским. Только мы не гуляем, как все, а идем по делу — в бильярдную. Странно, что он позвал меня: у него всегда огромный выбор первоклассных партнеров. Но ослушаться его я не могу, он и так чем-то расстроен. На этот раз я шла по набережной совсем в другую сторону, когда встретила его. Он сказал: — Пошли в бильярдную! Я повернулась и пошла. Он шагает большими шагами. А я, воображая, что иду с ним в ногу, семеню, просто бегу, стараясь не отставать. Я хоть понимаю, кто идет рядом со мной, знаю, что это гений, но еще не восхищаюсь его стихами — я стала понимать их и любить позднее. Входим в бильярдную. Там почти всегда одни и те же лица: курортники, актеры, кто-нибудь из писателей. Как всегда, накурено. Им что море, что погода — все равно. Они ждут очереди: столов мало. Кии — хотя есть хорошие — надо тоже ждать. Появление Маяковского всегда событие. Играет он виртуозно. Его условия жестоки — заставляет по уговору лезть под стол проигравшего беспощадно, хоть ты лысый, хоть плачь: раз уговорились — пролезай под бильярдом во всю длину. Сейчас в бильярдной человек шесть-восемь. Маяковскому сразу освобождают стол. С кем он хочет играть? Он заявляет: — Я играю с Риной. Условия такие: играем американку. Она должна положить два шара, я — тринадцать. Если выигрываю я, все присутствующие ставят мне по бутылке вина. Если Рина — я всем по бутылке. Положение у меня неприятное. Не потому, что условия игры вполне унизительные. Играю я, конечно, плохо, но все-таки довольно хорошо. Американка — это не пирамида. Американка — игра особая: если ты кладешь от шара «своего» — это считается шар. И если в лузу падает «дурак» — это тоже шар. Как же я могу проиграть? Фактически не могу. Если только Владимир Владимирович положит все тринадцать шаров подряд с одного кия. Я разбиваю пирамиду от души, так, что шары разлетаются по всему столу. Маяковский, прищурив один глаз от дымящейся в углу рта папиросы, внимательно оглядывает другим глазом расположение шаров. У него свои расчеты. Он играет левой рукой. В это же время каким-то особенно элегантным движением он мелит мелком кончик кия. Маяковский начинает. Шары летят безошибочно. Подряд три в правый угол, два мягко, накатом, — в середину, от двух бортов — в угол, «свой» сам падает в середину, через весь бильярд — в левый дальний, еще одного «своего» ввинчивает в середину. Ему нельзя сделать ни одной ошибки. Но он ее делает. Все ахают. Я тоже не ожидала этого. Теперь дело за мной. Я важно мелю кий, нечаянно кладу «своего» в середину и последний с треском на клопштоссе всаживаю в угол. Всё! Я, к сожалению, выиграла. Мне аплодируют, а я боюсь посмотреть на Владимира Владимировича. Потом оглядываюсь и вижу, что он улыбается. Он доволен. Плохое настроение как рукой сняло". А вот отрывок уже из московского периода: "Однажды нас, актеров, пригласили назавтра прийти в Дом печати днем. Сказали, что Маяковский будет читать писателям новую пьесу «Баня». Он вышел, заполнив собою чуть не всю крохотную сцену, по которой мы все вместе свободно бегали каждый день (и еще оставалось место для декораций или оркестра). На сцене стол и стул. Владимир Владимирович снял пиджак, повесил его на спинку стула и, оставшись в своей знаменитой свежевымытой сорочке, подошел к столу, на котором стояли графин и стакан, вынул из кармана блеснувший белизной носовой платок, как у фокусника, развернувшийся в его руке, протер стакан и поглядел через него на свет. Из зала очень противный, жирный женский голос произнес громко: — Носовым платком — так чище не будет! — Смотря чьим, — спокойно и мгновенно ответил Маяковский, уже поставив стакан и пряча платок в карман. Читал он удивительно. Успех был большой и ожиданный. Владимир Владимирович смотрел спектакли нашего театра очень редко. В одной из программ был номер «Московские куплеты». Пели Борис Тенин, я и Лев Миров. Зал смеялся и аплодировал. Был там такой куплет: Тротуар дрожит московский, Шум и гром кругом идет. То проходит Маяковский, Себе памятник несет. Однажды нам показалось, что Владимир Владимирович на это улыбнулся из кресла у самой двери в третьем ряду. И вот как случилось потом. В одиннадцать часов мы играли утренник — только концертные номера программы. Когда мы поднимались по ступенькам на сцену, и Тенин уже открыл дверь туда, кто-то схватил меня и Мирова за руки и успел в отчаянии громко шепнуть, почти крикнуть: — Пусть Тенин не поет куплет о Маяковском! Ни в коем случае! Но Тенин был уже на сцене и ничего не слышал. Мы с Львом Борисовичем вылетели на сцену. Уже шло музыкальное вступление. Мы быстро заняли свои места, начали петь куплеты и танцевать. И Тенин тоже спел свой куплет о Маяковском. А Маяковского уже не было в живых. Мы узнали об этом, когда сошли со сцены. Какое горе! Как страшно! И тогда, и сегодня, и во веки веков! Было 14 апреля 1930 года. Ужас обуял всех. Казалось, надо было бежать, что-то делать, кричать, звать на помощь. Казалось, все начнет рушиться: сейчас будут падать дома и деревья. Но все оставалось на месте. Даже светило солнце".
ПРЕКРАСНОЕ ВОСПИТАНИЕ Когда мы садились обедать, семилетний Володя заёрзал на своем стуле и обернулся к отцу:
— Папочка… — Ну?! — недовольно сказал отец. — Раз уже подали суп, то — обед, следовательно, начался и ты можешь помолчать!..
Затем, отец обратился ко мне и добавил: — По-моему, детей нужно воспитывать именно так: дисциплина, уважение к старшим и отсутствие нелепой привычки — без толку каждую минуту напоминать о своём существовании. Не правда ли?
— Пожалуй, — нерешительно сказал я. — Папочка… — сказал Володя. — Замолчишь ли ты? Что это за неспокойный мальчуган!
Хозяйка дома стала разливать суп.
Володя отодвинул свою тарелку и, смотря на отца молящими глазами, сказал в третий раз:
— Папочка!.. — Этот мальчишка сведёт меня с ума!! Когда мы съедим суп, ты можешь попросить разрешения заявить, что тебе там нужно, а пока, если не помолчишь, — оставлю тебя без мороженого!
Володя в четвертый раз раскрыл рот, но встретив решительный взгляд отца, потупился и, не дотрагиваясь до своей тарелки, стал робко следить за нами.
Когда последняя ложка супа у меня и у отца была проглочена, Володя нерешительно спросил:
— Папочка… Можно сказать…? — Ну, что там ещё? Ну, говори! — Папочка! Наша Анисья, перед тем, как подавать обед, нашла в супе крысу. Крыса совсем-совсем была сварена. Это… не очень вредно?
Франсуаза Саган: как правильно прощаться с грустью
Нaписав свой дебютный роман «Здрaвствуй, грусть!», Франсуаза Саган получилa свой первый гонорар за книгу. Во времeна, когда у нее не было денег, она как зарок обeщала себе первую премию за книги «прогулять по бешеному».
Прaвда, она мечтала купить себе небольшую квартирку, но отгоняла от сeбя эти мысли, «зарок» – есть обещание, которое надо исполнять. Получив приличный гонорaр, писательница приехала кутить по-чeрному в курортные Онфлер и Довиль. Протравив почти все деньги, она пошла игрaть на оставшиеся в казино. Саган обожала цифры 3, 8, 11 – это были ее зaветные числа.
Проиграв почти весь остаток от былой роскоши, она стaвит почти все на «8 черное» и выигрывает – к утру она уже обыгрывала казино почти на 300 тысяч евро (современным курсом), цифры 3, 8 и 11 приносили удачу пьяной Франсуазе.
Обыграв казино и допив из бутылки самое дорогое шампанское, она поехала искать свой отель. Говорят, шампанское путает мысли, намерения и дороги. Вскоре она увидела очень симпатичный особняк, из которого открывался живописный вид. Это была частная семейная гостиница.
Выйдя из такси, она разговорилась с владельцем поместья, который сказал, что гостиница переполнена. Тогда Франсуаза ответила, что она хочет спать и сильно пьяна. Владелец только пожал плечами, мол, ничего не поделаешь. Франсуаза спросила, сколько стоит дом. Владелец ответил 200.000 (современным курсом), на что пьяненькая Саган открыла свой саквояж и вывалила на стойку перед владельцем 300.000, и заявила заплетающимся голосом потрясенному владельцу, что она не хочет комнату, она покупает всю гостиницу.
Хозяин с обалдевшим взглядом пролепетал, «а что делать с постояльцами?», она ответила, что пусть живут этим летом, а особняк она заберет осенью.
Франсуаза Саган провела почти всю свою жизнь в этом доме. Она называла его «Дом моего сердца». Сегодня этот дом является домом-музеем писательницы, этой хрупкой, очаровательной женщины, которая «сломала» казино, и сказала сама себе «Прощай, Грусть!»
Последнее стихотворение Леонида Филатова… Невероятно глубокие строки о жизни!
Тот клятый год уж много лет
Я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки
И свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер
Ноздрями чуя острый запах воли
Я убегал к двухлетней внучке Оле
Туда, на жизнью пахнущий, простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк
Садились на любимые качели
Глушили сок, мороженное ели
Глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди
Но день сгорал, и солнце остывало
И Оля уставала, отставала
И тихо ныла: «Деда, погоди».
Оставив день воскресный позади
Я возвращался в стен больничных гости
Но и в палате слышал Олин голос:
«Дай руку, деда, деда, погоди…»
И я годил, годил сколь было сил
А на соседних койках не годили
Хирели, сохли, чахли, уходили
Никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди
Я вижу как с другого края поля
Ко мне несётся маленькая Оля
С истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и…»
И я гожу, я всё еще гожу
И, кажется, стерплю любую муку
Пока ту крохотную руку
В своей измученной руке ещё держу.
Хорошо, когда есть человек, ради которого так хочется жить. Наши родные и близкие — это солнце среди самой затяжной бури. Цените их.., берегите их.., всё мимолётно в нашей жизни...
Кенийский бегун Абель Мутай был всего в нескольких футах от финиша, но перепутал с вывесками и остановился, думая, что завершил гонку.
Испанский бегун, Иван Фернандес, стоял за ним и, понимая, что происходит, начал кричать на кенийца, чтобы он продолжил бег. Мутай не знал испанского и не понял. Понимая, что происходит, Фернандес толкнул Мутая к победе.
Журналист спросил Ивана: «Зачем ты это сделал?» Иван ответил: «Моя мечта заключается в том, чтобы когда-нибудь у нас была такая общественная жизнь, где мы толкаемся и помогаем друг другу побеждать».
Журналистка настаивала: «Но почему ты дал победить Кении?» Иван ответил:«Я не дал ему победить, он собирался победить. Гонка была его». Журналист настаивал, и снова спросил: «А ведь можно было победить!» Иван посмотрел на него и ответил: «А в чем заслуга моей победы? Какая честь будет в этой медали? Что бы моя мама об этом подумала? Ценности передаются из поколения в поколение. Каким ценностям мы учим наших детей?»
За 44 прожитых года, половину из которых он болел туберкулезом, унесшим его в могилу, писатель не только создал выдающиеся произведения (двадцать томов всемирно прославленной прозы), но и успел сделать колоссально много:
• Построил четыре деревенские школы, колокольню, пожарный сарай для крестьян, дорогу на Лопасню, преодолевая пассивное сопротивление косного земства, надувательство подрядчиков, равнодушие темных крестьян;
• Поставил в родном Таганроге памятник Петру Первому, убедив Антокольского пожертвовать изваянную им статую городу и организовав ее отливку и бесплатную доставку через Марсельский порт;
• Основал в Таганроге общественную библиотеку, пожертвовав туда более двух тысяч собственных книг, и четырнадцать лет непрерывно пополнял ее;
• Во время жизни в Мелихове ежегодно как врач принимал свыше тысячи больных крестьян совершенно бесплатно и снабжал каждого из них лекарствами;
• В качестве земского врача на холере один, без помощников, обслуживал 25 деревень;
• Совершил героическое путешествие на остров Сахалин , в одиночку сделал перепись всего населения этого острова, написал книгу «Остров Сахалин», доказав цифрами и фактами, что царская каторга – «бездарное издевательство имущих и сытых над бесправной человеческой личностью»;
• Помог тысячам людей (содержание многих из писем Чехову в каталоге собрания сочинений формулируется так: «Благодарность за полученные от Чехова деньги…», «Благодарность за содействие в получении службы…», «Благодарность за хлопоты о паспорте…» и т. д.
• В разоренном Мелихове посадил около тысячи вишневых деревьев и засеял голые лесные участки елями, кленами, вязами, соснами, дубами и лиственницами; на выжженном пыльном участке в Крыму посадил черешни, шелковицы, пальмы, кипарисы, сирень, крыжовник, вишни и прекрасный цветник.
Как-то ехал в метро, напротив сидит девушка, в очочках, вся такая аккуратная, читает книжку, сразу видно — интеллигенция. Не знает, наверное, даже, что такое гаечный разводной ключ.
Заходит дедок, двери закрываются, он стоит некоторое время над ней, потом пинает её по ноге грязным ботинком, и орет чуть ли не на весь вагон:
— Проявила бы уважение к человеку который тебя старше, место бы уступила!
Девушка испуганно на него смотрит, наконец приходит в себя и поднимается. Потом язвительно ему говорит:
— Уважение, это признание чьих либо положительных качеств. Я проявлю сострадание.
В наше время люди уже почти разучились так формулировать свои мысли.
Почему академик Гельфанд не учился в 10-м классе и никогда не был студентом
Израиль Гельфанд (1913-2009) — один из величайших математиков XX века, автор множества теоретических работ и прикладных исследований с применением математического метода в области физики, сейсмологии, биологии, нейрофизиологии, медицины. Родился в украинской деревне Окны. Окончив всего девять классов школы, не получив высшее образование, поступил в аспирантуру механико-математического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова и уже в двадцать семь лет стал доктором наук, а в сорок — членом-корреспондентом Академии наук СССР. Гельфанд — лауреат многочисленных отечественных и международных премий; почетный доктор семи иностранных университетов, включая Гарвард и Оксфорд; почетный иностранный член Американской академии искусств и наук.
Когда Израиль Гельфанд окончил девятый класс школы в небольшом местечке под Одессой, учитель математики сказал ему: «Изя, дорогой, я больше ничему тебя не смогу научить. Езжай в Москву, найди там МГУ, а в МГУ — мехмат. Учись дальше, и ты станешь великим математиком!»
На механико-математическом факультете МГУ девятиклассник дошел только до секретаря деканата.
— Молодой человек, где ваш диплом об окончании средней школы? — возмутился секретарь. — Ах, у вас его еще нет! Тогда езжайте к себе назад на Украину и приходите через год, с дипломом!
Но вернуться домой Гельфанд уже не мог — так запали в душу слова учителя о великом будущем. Он решил остаться в Москве, и чтобы заработать на жизнь, устроился гардеробщиком в Ленинскую библиотеку — все как-то ближе к книгам.
Однажды его заметил там за чтением монографии по высшей математике молодой, но уже знаменитый математик Андрей Николаевич Колмогоров.
(Андрей Колмогоров (1903-1987) — советский математик, академик, почетный член нескольких западных академий наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, один из создателей современной теории вероятностей. Написал ряд важных работ по истории и философии математики. Был научным руководителем Израиля Гельфанда и не раз говорил про своего ученика: «Общаясь с Гельфандом, я ощущал присутствие высшего разума».)
— Мальчик! Зачем ты держишь в руках эту книгу? — спросил ученый. — Ведь ты не понимаешь в ней ни строчки. — Я извиняюсь, товарищ профессор, но вы не правы! — парировал Израиль. — Не прав? Тогда вот тебе три задачки — попробуй решить хотя бы одну до моего возвращения. У тебя есть два часа!
Колмогоров пробыл в библиотеке дольше, чем рассчитывал, и, вернувшись за пальто, отдал номерок другому гардеробщику, совершенно забыв о поручении юному Гельфанду. Уже на выходе из вестибюля он услышал позади робкий оклик:
— Товарищ профессор! Я их решил...
Андрей Николаевич вернулся, взял у Гельфанда исписанные торопливым почерком листки, выдранные из школьной тетради, и с изумлением обнаружил, что все задачи решены, причем последняя, самая трудная — необычайно изящным и неизвестным ему способом.
— Тебе кто-то помог? — не мог поверить профессор. — Я извиняюсь, но я решил все сам! — Ты сделал это сам?!! Тогда вот тебе еще три задачки. Если решишь две из них, возьму на мехмат к себе в аспирантуру. У тебя на все про все четыре дня.
На пятые сутки Колмогоров появился в гардеробе Ленинки и направился прямиком к тому сектору, который обслуживал Израиль Гельфанд.
— Ну как дела? — полюбопытствовал профессор. — Мне кажется, я их решил... — мальчик протянул математику листы с задачами.
Колмогоров погрузился в чтение. Изучив листки, ученый поднял голову, внимательно посмотрел Изе в глаза и сказал:
— Извините меня, пожалуйста, за сомнения в авторстве решений тех первых задач. Теперь я вижу, что вам никто не помогал. Дело в том, что ни в этой библиотеке, ни за ее пределами вам никто не мог подсказать решение нынешней третьей задачи: до сегодняшнего дня математики считали ее неразрешимой! Одевайтесь, я познакомлю вас с ректором МГУ.
Они застали ректора в его кабинете на Моховой. Тот сидел за столом, заваленным бумагами, и что-то напряженно писал. Ректор лишь мельком взглянул на вошедших:
— Андрей Николаевич! Мне надо срочно дописать документ, а вы врываетесь ко мне с каким-то мальчишкой! — Простите великодушно, но это не мальчишка, а Израиль Моисеевич Гельфанд, гениальный математик, — уверенно представил Изю ректору первого университета страны Колмогоров. — Он любезно согласился пойти ко мне в аспирантуру. Прошу вас распорядиться.
Вот почему так случилось, что академик Гельфанд никогда не учился в 10-м классе и никогда не был студентом.
Нaша семья выжила только благодаря бабушке Шарлоте – папиной мaме...
Она была немкой по происхождению, и потому прививала нам желeзную дисциплину. В первую, самую страшную зиму 1941–1942 годов ленинградцам выдавалось по 125 граммов хлеба – этот мaленький кусочек надо было растянуть на весь день. Некоторые сразу съeдали суточную норму и вскоре умирали от голода, потому что есть больше было нечего.
Поэтому бабушка весь контроль над нашим питанием взяла в свои руки. Она получала по карточкам хлеб на всю семью, складывала его в шкаф с массивной дверцей, запирала на ключ и строго по часам выдавала по крошечному кусочку.
У меня до сих пор часто стоит перед глазами картинка: я, маленькая, сижу перед шкафом и умоляю стрелку часов двигаться быстрее –настолько хотелось кушать… Вот так бабушкина педантичность спасла нас.
Понимаете, многие были не готовы к тому, с чем пришлось встретиться.
Помню, когда осенью 1941 года к нам зашла соседка и попросила в долг ложечку манки для своего больного ребёнка, бабушка без всяких одолжений отсыпала ей небольшую горсточку. Потому что никто даже не представлял, что ждёт нас впереди. Все были уверены, что блокада – это ненадолго и что Красная армия скоро прорвёт окружение.
Да, многие погибли от обморожения. Потому у нас в квартире постоянно горела буржуйка. А угли из неё мы бросали в самовар, чтобы всегда наготове был кипяток – чай мы пили беспрерывно. Правда, делали его из корицы, потому что настоящего чая достать уже было невозможно. Ещё бабушка нам выдавала то несколько гвоздичек, то щепотку лимонной кислоты, то ложечку соды, которую нужно было растворить в кипятке и так получалось «ситро» – такое вот блокадное лакомство.
Другим роскошным блюдом был студень из столярного клея, в который мы добавляли горчицу…
Ещё настоящим праздником становилась возможность помыться. Воды не было, поэтому мы разгребали снег – верхний, грязный, слой отбрасывали подальше, а нижний собирали в вёдра и несли домой. Там он оттаивал, бабушка его кипятила и мыла нас. Делала она это довольно регулярно, поскольку во время голода особенно опасно себя запустить. Это первый шаг к отчаянию и гибели.
Во вторую зиму с продуктами действительно стало легче, потому что наконец наладили их доставку в город с «Большой земли». Но лично мне было тяжелее, потому что любимой бабушки уже не было рядом. Её, как потомственную немку, выслали из Ленинграда куда-то в Сибирь или в Казахстан. В эшелоне она умерла... Ей было всего лишь 68 лет. Я говорю «всего лишь», поскольку сейчас я значительно старше её.
Меня тоже могли выслать из города, но родители к тому времени смогли записать меня как русскую и потому я осталась.
…На сборный пункт бабушку ходила провожать моя мама. Там перед посадкой в эшелон на платформе стояли огромные котлы, в которых варили макароны. Бабушка отломала кусок от своей пайки и передала нам. В тот же день мы сварили из них суп. Это последнее, что я помню о бабушке. Вскоре после этого я заболела. И мама, боясь оставить меня в квартире одну, несколько дней не выходила на работу на свой гильзовый завод, за что была уволена и осталась без продуктовых карточек.
– Мы бы действительно умерли с голоду, но случилось чудо. Когда-то очень давно мама выкормила чужого мальчика – у его мамы не было молока. Во время блокады этот человек работал в горздраве, как-то нашёл маму и помог ей устроиться бухгалтером в ясли. Заодно туда определили и меня, хотя мне тогда уже было почти восемь лет. Когда приходила проверка, меня прятали в лазарет и закутывали в одеяло. Я, конечно, говорю внукам, но им трудно это понять, как и любому человеку, не убедившемуся лично, какая это трагедия - война....
Прошло столько лет, но эхо блокады продолжает звучать во мне. Например, я не могу видеть, если в тарелке что-то осталось недоеденное. Говорю внуку: «Положи себе столько, сколько сможешь съесть, лучше потом ещё добавочку возьмёшь». Он сердится – дескать, вечно бабушка лезет со своими причудами. Просто он, как нормальный человек мирного времени, не может представить, что эта крошечка хлеба может вдруг стать спасением от смерти.
Кyxaрку cлучaйно зaбыли нa apктическом остpoве и кopaбль oтплыл. Жeнщинa полтopa гoдa жилa в oкружении бeлых мeдведей
Нa зape покорения Aрктики дaже крепкие мужчины-первопроходцы не выдерживaли суровых условий. Тем удивительнее история 23-летней Aды Блэкджек, отпрaвившейся тудa в 1921 году, чтобы зaрaботaть денег для своей семьи, и зaбытaя в снегaх среди белых медведей нa целых полторa годa.
Родившись в эскимоской семье, Aдa очень поздно получилa кaкое-то обрaзовaние и, что нaверное и стaло причиной этого приключения, выучилa aнглийский язык. Когдa брошеннaя своим мужем с мaленьким больным ребёнком нa рукaх онa решaлa, кaк быть дaльше, ее и приглaсили сопровождaть экспедицию в Aрктику. Зa услуги швеи и кухaрки ей пообещaли плaтить бaснословные по тем временaм деньги, что-то около 50 доллaров в месяц. Но все пошло не по плaну.
Первые пaру месяцев, когдa зaпaсы ещё не истощились, все было нормaльно, зa исключением лютого холодa и постоянно бродящих вокруг белых медведей. Мужскую чaсть экспедиции, состоящую из полярников Лорнa Нaйтa, Фредa Мaурерa, Aллaнa Кроуфордa и Мильтонa Гaлле, веселил стрaх Aды, которaя боялaсь ружейных зaлпов. Но онa, видимо, чувствовaлa приближение беды.
И бедa не зaстaвилa себя долго ждaть, в отличие от корaбля с припaсaми, который не пришёл к ним в нaзнaченные сроки. Не пришёл он и через месяц, поэтому большaя чaсть комaнды решилa сaмостоятельно выбирaться к цивилизaции, остaвив сильно зaболевшего Нaйтa и Aду, нa которую рaзом легли все мужские обязaнности. Им предстояло пройти пешком более 1000 километров и выслaть подмогу к aрктической бaзе, но с зaдaчей они не спрaвились. Их тaк никогдa не нaшли.
Остaвшись нaедине с холодом, своими стрaхaми, полярной ночью и угaсaющим Нaйтом, которого вскоре не стaло, Aдa не знaлa, что делaть. Силы бороться и выживaть ей дaвaлa однa лишь только мысль о ребенке, к которому онa должнa вернуться. Впрочем, особых иллюзий онa не питaлa, нaписaв нa всякий случaй зaвещaние, в котором просилa рaзделить весь ее зaрaботок между мaтерью и сестрой.
Чтобы не сойти с умa в одиночестве, помимо повседневных хлопот, Aдa обрaбaтывaлa шкуры песцов, нет-нет дa попaдaвших в кaпкaны, велa дневник и дaже фотогрaфировaлa. Пришлось побороть и стрaх перед оружием, чтобы отпугивaть медведей и зaнимaться охотой.
Лишь через полторa годa пребывaния в недружелюбной белой пустыне Aде удaлось вернуться домой нa корaбле, привезшем новую экспедицию. Экипaж очень сильно удивился, зaстaв кого-то в живых, тем более, кaзaлось бы, сaмую слaбую из комaнды, и дaже предложил ей остaться зa еще большие деньги. Нетрудно предстaвить, в кaких вырaжениях они получили ее кaтегоричный откaз.
Нa мaтерике Aду Блэкджек встречaли кaк нaстоящего героя, но девушкa всячески избегaлa слaвы. Получив рaсчет и продaв шкуры, онa сумелa скопить кое-кaкие деньги, вернуться к ребенку, сновa выйти зaмуж и родить еще одного. Несмотря нa тяжелое испытaние, Aдa прожилa 85 лет, большaя чaсть из которых, нaдеемся, былa счaстливой.
ПАМЯТНИК ЛАБРАДОРУ МОНТИ *** В городе Квиснсленде (Австралия) жил лабрадор по кличке Монти. Хозяин был глубоко пожилым человеком. Он всегда брал Монти в походы по местным магазинам и обучил его носить в зубах свою корзину с продуктами. Однажды владелец Монти был не в силах пойти по магазинам. Он послал Монти со списком покупок и деньгами в корзине. Монти обошел все магазины, в которые он заходил вместе с хозяином. Продавцы читали записку и клали в корзинку необходимое. С тех пор Монти каждый день бегал по магазинам с корзинкой в зубах. Монти получил такую известность, что когда случилось неизбежное и он умер, местная община решила возвести ему памятник в виде бронзовой статуи с корзинкой, полной продуктов. Теперь, бронзовый Монти в натуральную величину сидит при входе в торговый центр, куда он бегал за продуктами для своего хозяина.
В одной московской школе перестал ходить на занятия мальчик. Неделю не ходит, две... Телефона у Лёвы не было, и одноклассники, по совету учительницы, решили сходить к нему домой. Дверь открыла Левина мама. Лицо у неё было очень грустное. Ребята поздоровались и робко спросили: "Почему Лёва не ходит в школу?" Мама печально ответила: "Он больше не будет учиться с вами. Ему сделали операцию. Неудачно. Лёва ослеп и сам ходить не может..." Ребята помолчали, переглянулись, и тут кто-то из них предложил: "А мы его по очереди в школу водить будем." — И домой провожать. — И уроки поможем делать, — перебивая друг друга, защебетали одноклассники. У мамы на глаза навернулись слёзы. Она провела друзей в комнату. Немного погодя, ощупывая путь рукой, к ним вышел Лёва с повязкой на глазах. Ребята замерли. Только теперь они по-настоящему поняли, какое несчастье произошло с их другом. Лёва с трудом сказал: "Здравствуйте." И тут со всех сторон посыпалось: — Я завтра зайду за тобой и провожу в школу. — А я расскажу, что мы проходили по алгебре. — А я по истории. Лёва не знал, кого слушать, и только растерянно кивал головой. По лицу мамы градом катились слёзы. После ухода ребята составили план — кто когда заходит, кто какие предметы объясняет, кто будет гулять с Лёвой и водить его в школу. В школе мальчик, который сидел с Лёвой за одной партой, тихонько рассказывал ему во время урока то, что учитель пишет на доске. А как замирал класс, когда Лёва отвечал! Как все радовались его пятёркам, даже больше, чем своим! Учился Лёва прекрасно. Лучше учиться стал и весь класс. Для того, чтобы объяснить урок другу, попавшему в беду, нужно самому его знать. И ребята старались. Мало того, зимой они стали водить Лёву на каток. Мальчик очень любил классическую музыку, и одноклассники ходили с ним на симфонические концерты... Школу Лёва окончил с золотой медалью, затем поступил в институт. И там нашлись друзья, которые стали его глазами. После института Лёва продолжал учиться и, в конце концов, стал всемирно известным математиком, академиком Понтрягиным. Не счесть людей, прозревших для добра. На фото: Лев Семёнович Понтрягин (1908-1988) - советский математик, один из крупнейших математиков XX века, академик АН СССР, потерявший в 14 лет зрение.
О феноменальной памяти четвертого чемпиона мира по шахматам Александра Алехина свидетельствует случай, произошедший в 1919 году, когда он работал в одной киностудии. В ее вестибюль вошел мужчина и попросил позвать кого-нибудь из учебной части.
— Слушаю вас, гражданин Полуэктов, — отозвался Алехин. — Разве мы с вами знакомы? — удивился посетитель. — Четыре месяца назад, — улыбнулся Алехин, — вы заказали в аптеке Феррейна лекарство по рецепту врача Заседателева для вашей шестилетней дочки Анны, у которой болело горло. Я стоял в очереди и случайно услышал ваш разговор с фармацевтом. Полуэктов лишился дара речи. — Вы тогда носили пенсне в роговой оправе, — продолжил Алехин. — Достали из левого бокового кармана серый бумажник крокодиловой кожи и вынули из него...
Но Алехин не договорил. Испуганный гость выбежал на улицу и с тех пор никогда больше не появлялся в этой студии.
Смешная ситуация, но когда будущий чемпион мира спустя год работал уже в другом месте — следователем в Главном розыскном управлении милиции, многим «жертвам» его памяти было не до смеха.
...Как-то Алехин услышал разговор дежурного управления с задержанным, назвавшим себя Иваном Тихоновичем Бодровым. — Как вы сказали, ваша фамилия? — вмешался Алехин. — Бодров, — повторил тот. — А что? — Вы не Бодров, а Орлов, — уточнил Алехин. — И не Иван Тихонович, а Иван Тимофеевич. — На пушку берете, начальник. Не на того напали! — Пару лет назад в военкомате, где я вас впервые встретил, вы представились Иваном Тимофеевичем Орловым, — сказал Алехин. — На груди у вас висел золоченый крестик на тонкой цепочке из белого металла, а под ним была небольшая родинка.
Преступник замер на месте, словно вкопанный. Когда дежурный расстегнул у него ворот рубашки, все увидели родинку и крестик на цепочке. Вскоре следствие установило, что этот человек действительно Орлов, рецидивист, сбежавший из заключения.
82 года назад (1943 год) в берлинской тюрьме была казнена (гильотинирована) 40–летняя портниха Эльфрида Шольц. Ее казнили "за возмутительно фанатическую пропаганду в пользу врага". Одна из клиенток донесла на неё. Эльфрида говорила, что "немецкие солдаты — пушечное мясо, Германия обречена на поражение, и что она охотно влепила бы Гитлеру пулю в лоб". На суде и перед казнью Эльфрида держалась очень мужественно.
Судья заявил ей: «Ваш брат, к несчастью, скрылся от нас, но вам не уйти». Власти прислали её сестре счёт за содержание Элфриды в тюрьме, суд и казнь — 495 марок. Через 25 лет именем Эльфриды Шольц назовут улицу в её родном городе Оснабрюке. Старшим и единственным братом погибшей был писатель Эрих Мария Ремарк.
Ей Ремарк посвятил свой роман «Искра жизни», вышедший в 1952 году.
81-летняя бабушка, Ава Эстель, была просто взбешена, когда узнала, что двое головорезов изнасиловали её 18-летнюю внучку. Она выследила ничего не подозревающих бывших зэков... и отстрелила им яйца. «Пожилая женщина провела неделю, выслеживая этих мужиков, и, когда она их нашла, она отомстила им по-своему», - сказал следователь полиции Мельбурна ЭванДелп. Затем она взяла такси до ближайшего отделения полиции, положила пистолет на стол сержанта и спокойно сказала ему: «Эти ублюдки никогда больше никого не изнасилуют, ей-богу». Полицейские говорят, что осужденный насильник и грабитель Дэвис Фурт, 33 лет, потерял и пенис, и яички, когда возмущенная Ава открыла огонь из 9-мм пистолета в номере отеля, где скрывались он и его бывший сокамерник, Стэнли Томас, 29 лет. Женщина-мститель отстрелила яйца Томаса .., но докторам удалось спасти его искалеченный пенис, сообщила полиция. «Томас все-таки не потерял своего мужского #опусыирассказы достоинства, но доктор, с которым я разговаривал, сказал, что он не будет использовать его так, как раньше», - сказал детектив Делп репортерам. «Оба мужчины все еще в довольно плохой форме, но я думаю, что они просто счастливы, что остались в живых после этого происшествия». Бабушка "Рэмбо" приступила к поиску обидчиков 21 августа, после того как ее внучка Дебби была захвачена и изнасилована среди бела дня двумя разгуливающими с ножами бандитами. «Когда я увидела выражение лица моей Дебби в ту ночь в больнице, я решила, что пойду и сама накажу этих ублюдков, потому что я подумала, что Закон стал слишком либеральным», - вспоминает женщина, работавшая ранее в библиотеке. «Я их не боялась - потому что у меня есть пистолет, и я стреляю всю свою жизнь. И я не дура, я не сдала его, когда изменился закон о владении пистолетом." Так, используя наброски лиц бандитов, сделанные полицейским художником, и описание внучки, Дебби, Ава провела семь дней, бродя по кварталу алкоголиков, где произошло преступление, пока не заметила злополучных насильников, входящих в свою ночлежку в отеле. «Я знала, что это они, как только увидела их, но я все равно сфотографировала их и вернулась к Дебби, и она сказала, черт возьми, - это были они», - вспоминала бабушка ... «Ну, вот, я вернулась в тот отель, нашла их комнату, постучала в дверь, и как только высокий открыл дверь, я выстрелила ему прямо между ног, прямо там, где им было бы больнее всего, вы знаете. Затем я вошла и выстрелила в другого, пока он отступал, умоляя меня пощадить его. Затем я спустилась в полицейский участок и сдалась». Теперь сбитые с толку правоохранители пытаются понять, как именно поступить с бабушкой-линчевателем. «То, что она сделала, было неправильным, и она нарушила закон, но 81-летнюю женщину сложно бросить в тюрьму», - сказал Делп. По словам Делпа, «особенно когда 3 миллиона человек в городе хотят выдвинуть ее на пост мэра».
Как вытащить стрелу из лица, если ты хирург 15 века
В начале 15 века английский хирург Джон Брэдмор провел одну из первых известных в истории челюстно-лицевых операций. Он достал стрелу из покалеченного лица 16-летнего принца Уэльского.
21 июля 1403 года войска короля Генриха IV разбили мятежников Генри Перси в битве близ города Шрусбери ценой тяжелого ранения наследника престола. 16-летний Генрих Монмут, принц Уэльский, возглавлял левый фланг королевской армии.
Лучники повстанцев засыпали противников стрелами. По словам хрониста Томаса Уолсингема, солдаты короля «падали, как листья после первых осенних заморозков». В пылу боя молодой принц повел свой отряд на вражеских лучников. Он открыл забрало шлема, чтоб отдать приказ, и вражеская стрела впилась в щеку под левым глазом. По свидетельству Тито Ливио Фруловиси, биографа Генриха, принц продолжил атаку с восклицанием, что хочет «вдохновить воинов не словом, а делом».
Одержав победу, король велел доставить раненого сына в ближайший замок Кенилворт для лечения. Рана Генриха была потенциально смертельной: стрела попала под углом в левую щеку, пробила скулу и застряла в кости задней части носа у шейных позвонков. Если бы острие углубилось еще на 3 сантиметра, история не знала бы победителя при Азенкуре, а Шекспир не написал бы пьесу «Генрих V».
После нескольких неудачных попыток вытащить наконечник стрелы «зельем и другими методами», которые только умножали страдания парня, Генрих IV обратился за помощью к Джону Брэдмору. Тот был опытным хирургом, но подрабатывал изготовлением украшений и фальшивомонетничеством, из-за чего имел проблемы с законом.
Чтобы достать острие, лондонский врач создал уникальные щипцы — «экстрактор Брэдмора». Он состоял из тонких концов, которые общей шириной не превышали втулку наконечника стрелы, и винтового механизма, который проходил через их центр и позволял зафиксировать наконечник перед извлечением.
«Сначала я сделал маленькие зонды из сердцевины бузины, хорошо высушенной и обернутой чистой тканью. Эти зонды были пропитаны медом розы. После этого я сделал более крупные и длинные зонды и продолжал увеличивать эти зонды до тех пор, пока не получил желаемую ширину и глубину раны», — писал Брэдмор в своем трактате.
Наконец хирург ввел щипцы во втулку стрелы: «Перемещая их туда-сюда, понемногу (с помощью Господа) я вытащил наконечник. Джентльмены и слуги вышеупомянутого принца стояли рядом и все благодарили Господа».
Операция проходила без обезболивания. Чтобы рана не нагнаивалась, Брэдмор залил ее белым вином и закрыл пропитанными медом тампонами. Через 20 дней принц Генрих начал поправляться.
Итак, Джон Брэдмор выполнил одну из первых в истории полностью успешных челюстно-лицевых операций. Рана Генриха зажила, но шрам остался на всю жизнь. Брэдмор стал придворным королевским врачом. Принц дополнительно назначил ему пенсию 10 марок в год.
Подвиг скрипача Муси – еврейского мальчика, который заставил содрогнуться фашистских палачей
У него были тонкие длинные пальцы и он мог бы стать великим хирургом или музыкантом. Но его жизнь оборвалась в ноябре 1942-го. Маленький скрипач совершил в своей жизни один единственный подвиг. Этот подвиг длился меньше минуты, но запомнили его на многие десятилетия не только жители краснодарской станицы, но и вся страна. Свой маленький бой с фашистами Муся Пинкензон выиграл, а его оружием стала скрипка.
Маленький вундеркинд
Абрам Пинкензон, которого близкие ласково звали Муся (сокращенно от уменьшительно-ласкательного «Абрамуся», придуманного когда-то мамой), родился в румынском городке Бельцы. Мальчик происходил из уважаемой медицинской династии, его отец и дед работали врачами местной больницы. Впрочем, главной страстью мальчика была игра на скрипке, к которой у него был большой талант, так что, скорее всего, из него получился бы все-таки не доктор, а прекрасный музыкант. С ранних лет Мусю считали вундеркиндом и о нем даже писали местные газеты.
В 1941-м, когда грянула война, семья Муси эвакуировалась в станицу Усть-Лабинскую Краснодарского края, где его отец, Владимир Борисович, был определен в советский военный госпиталь. Он спасал раненых, а его 10-летний сынишка развлекал их игрой на скрипке. Бойцы Мусю очень любили и каждый раз с нетерпением ждали его прихода...
А в следующем году в станицу ворвались фашисты и захватили госпиталь. Владимир Борисович не оставил своих раненых. А когда оккупанты потребовали от врача, чтобы теперь он лечил их солдат, отказался. Фашисты арестовали и доктора, и всю его семью, и других местных евреев.
Выступление перед палачами
В ноябре 1942-го всех арестованных было решено расстрелять. Для устрашения местного населения фашисты решили сделать из этого показательную казнь: евреев и других «неблагонадежных» вывели на берег Кубани и выстроили перед рвом, остальных же согнали сюда со всей округи в качестве «зрителей». В гробовой тишине наблюдая за ужасом обреченных людей, местные жители стояли и боялись не меньше, чем приговоренные. Стоя в толпе евреев, ожидавших казни, Муся крепко прижимал к груди свою маленькую скрипку.
Первым не выдержал Владимир Борисович – он принялся умолять палачей пощадить его сына. И тут же был убит. Мама Муси, Феня Моисеевна, кинулась к мужу, и также упала от пули. Над рекой опять нависла тишина.
И тут голос подал 11-летний Муся, на глазах у которого только что расстреляли родителей:
– Можно я перед смертью сыграю на скрипке? – спокойно спросил он немецкого офицера.
От неожиданности фашисты засмеялись и снисходительно согласились. Дальше произошло то, чего немцы никак не ожидали. Вместо жалостливой музыки, которую мог бы исполнить в такой момент ребенок, молящий о пощаде, на всю округу разразились пронзительные звуки «Интернационала».
И стоявшие поодаль местные жители, и приговоренные к расстрелу евреи сначала робко, а потом все увереннее и увереннее подхватили мелодию и запели. Этот хор непокоренных людей поверг фашистов в шок и заставил ужаснуться. Впрочем, лишь на несколько мгновений. Выйдя из ступора, они заорали, чтобы мальчик немедленно прекратил играть. Однако тот продолжал. Тогда немцы принялись неистово расстреливать маленького музыканта. Звуки скрипки стихли только после того, как он упал.
Конечно же, Муся не смог спасти от расстрела других, и казнь в итоге была доведена до конца. Но он вселил в жителей станицы веру в то, что фашистов можно сломить – пусть даже на мгновение. А ведь именно на такой вере и воле к победе и была выиграна война. Так что можно сказать, что Муся – это прообраз любого советского солдата.
Сохранилась фотография Муси. На снимке у него уверенный и смелый взгляд – нет сомнений, что именно так он и смотрел на палачей в последние минуты своей жизни.
Памятник мальчику-скрипачу можно увидеть на Набережной улице Усть-Лабинска (после войны станица получила статус города) – на том самом берегу реки Кубани. Рядом расположена братская могила, в которой вместе со скрипачом-героем похоронены еще около четырехсот мирных жителей, расстрелянных в 1942 году.
Помните анекдот про инженера, который запросил плату в размере $10 000 и обосновал это тем, что 1 доллар нужно заплатить за поворот винта, а 9999 — за то, чтобы знать, какой винт именно нужно повернуть?
Что ж, этот знаменитый инженер действительно существовал, его звали Чарльз Протеус Штейнмец (1865-1923). Однажды его путь пересекся с самим Генри Фордом.
На заводе Ford в Ривер-Руж возникла техническая проблема с большим генератором, и инженеры-электрики завода не могли понять, в чём проблема. Форд лично обратился за помощью к Штейнмецу. Когда «маленький великан» прибыл на фабрику, он отказался от любой помощи и потребовал блокнот, ручку и койку. Он провёл на фабрике два дня и две ночи, слушая шум генератора и выполняя бесчисленные сложные вычисления.
На третий день он внезапно потребовал, чтобы ему принесли лестницу, рулетку и мел для доски. С большим трудом (учитывая его горб и дисплазию плеча) он поднялся по лестнице, пока не достиг вершины генератора. Используя рулетку, он вымерял точную точку на поверхности огромной машины и сделал отметку мелом.
Затем он спустился по лестнице и сообщил скептически настроенным инженерам, окружавшим его, что им придется снять боковую пластину, разобрать катушку генератора и снять 16 витков провода, начиная с того самого места, где он сделал меловую отметку.
После внесения исправлений, к изумлению инженеров, генератор снова заработал идеально.
Генри Форд был в восторге, пока не получил счёт от General Electric на сумму $10 000. Он признал отличную работу, проделанную блестящим инженером европейского происхождения, но почтительно попросил прислать более подробный отчет о проделанной работе, ведь 10 000 долларов были астрономической суммой в то время!
Штейнмец выполнил просьбу и вернул счёт, к которому он добавил следующую информацию:
- Меловая отметка на генераторе — 1 доллар; - Знание того, где её нужно поставить — $9,999; - Итого к оплате: 10 000 долларов США.
Счёт был оплачен. Молча, без протестов и без дальнейших задержек.
Эта история упоминается в письме Джека Б. Скотта редактору журнала «Life», опубликованном 14 мая 1965 года.
Штейнмец имел рост всего 120 см, но он стал великим инженером и ученым. Альберт Эйнштейн, Никола Тесла и Томас Эдисон были его друзьями, а его вклад в математику и электротехнику сделал его одним из самых любимых и мгновенно узнаваемых людей своего времени.
Это изображение - не момент охоты, когда ретривер приносит охотнику подстреленную утку. При внимательном рассмотрении видно, что утка жива, а собака держит её аккуратно и очень бережно. Дело в том, что на тот момент они были друзьями уже несколько лет. В далёком 1947 году фотограф принёс домой утёнка, который тут же стал любимцем семьи, а собака взяла на себя заботу о нем. Когда утёнок окреп, хозяин водил его к пруду, чтобы он мог поплавать с другими утками. Однако у ретривера была совершенно иная точка зрения на этот счёт - он мгновенно прыгал в пруд за любимцем и вытаскивал его на берег.
Моя семья вполне обычная. Так мне казалось лет до 13. А потом я познакомилась с родителями друзей - чем дальше, тем больше было моё удивление. У половины не было кого-то из родителей, у других били, пили, или наплевательски относились к детям. И тогда я осознала, что мой папа, как и мама, вопрочем - особенные.
Мне 5. Соседские мальчишки специально забросили мою летающую тарелку в крапиву - высокую, выше меня. Пожаловалась папе, и он заставил засранцев идти в крапиву, и доставать мою тарелку. Когда они вышли, плача, он им спокойно сказал - "мужчина должен отвечать за свои поступки". А чтоб сгладить все детские обиды, дал нам денег на мороженое. Прав ли он был? Для меня да. Теперь я точно знала, что папа всегда поможет и защитит.
Мне 10. Мы с младшим братом, и ещё троими детьми, весело ползём по 2-х метровому забору, из тонких - см 2-3 в толщину - досок. Вдруг я слышу тихое - "Доча" и вижу внизу отца, который как-то непривычно хмурится. "Дети, всем пора домой, на обед, - говорит мой папа и осторожно протягивает руки - А давайте я вас по очереди сниму, как будто спасаю?". И по одному мы спрыгивали в папины вытянутые руки. Позже он признался, чтоб был очень напуган, поскольку под забором, прямо под нами лежало много битого стекла - молодняк развлекался, разбивая бутылки об доски.
Мне 13. Захожу домой с синяком во всю скулу, драных штанах и куртке. Папа хмурится - "Дралась?". Я комкаю рукав и прячу глаза. "За дело била?". "За подружку, - бурчу, - они её в восьмером одну, а мы мстить пошли". Папа молчит. Потом уже участливо "Получила?". "Угу". "Ну сама-то хоть долбанула?" - он улыбается. "Угу" - улыбаюсь и я. Папа никогда не поощрял жестокость, но умение постоять за себя - считал очень важным. И я благодарна ему, за то, что он не судил меня, за мои попытки.
Мне 15. Я впервые выпила водки, и меня унесло. Пришла домой пьяненькая, не могу пролезть между диваном и столом. "Мама тебя видела?" слышу с порога. Пьяненко хихикаю, и отрицательно качаю головой. "В душ и спать" - командует папа, и я слушаюсь. Утром смеётся и спрашивает, болит ли голова. Что-то бурчу в ответ, и мне под подушку кладут полтинник на "опохмел". Папа знает, что больше я так не буду, потому что мне стыдно. Домой под градусом я больше не приходила никогда.
В мои 16 начнутся наши первые ссоры. Тяжелый период, по душам не поговорить, потому что мой папа в принципе не болтун. А я была слишком максималистична. От этого тяжело.
Мне 21. Ночью, во дворе дома на меня нападает наркоман. Я отбиваюсь и инстинктивно зову папу криком. Отец выскочил с железным прутом, нарик сбежал. Я знаю, что потом папа очень переживал, но меня он бодрил и веселил, приговаривая, что я настоящий боец.
Было много обид, было много и хорошего. Моего первенца он до слёз боялся брать на руки - большие натруженные руки, которыми боялся повредить что-то малышу. Моего мужа поругивает за то, что тот не балует меня, как принцессу), не со злом, а просто бухтит, потому что очень меня любит и я это знаю. Знаю, и поэтому стараюсь почаще говорить ему "спасибо, папа", "я люблю тебя, папа", "папочка, прости". Хорошо, что он у меня есть - мой самый обычный, но самый особенный папа...
Его бросил отец в 3 года, и он вырос с 3 разными отчимами. Он дислексик. Его мечту стать хоккеистом разбила серьезная авария. Его дочь умерла при рождении. Его жена погибла в автокатастрофе. Его лучший друг Ривер Феникс умер от передозировки. Его сестра больна лейкозом. И со всем, что произошло, Киану Ривз не упускает возможности помочь нуждающимся. Когда он снимался в фильме «Дом у озера», он подслушал разговор двух костюмеров. Один плакал, потому что терял свой дом, если не заплатит 20 000 долларов...и в тот же день Киану положил необходимую сумму на банковский счет. Он также жертвовал стратосферные суммы больницам. В 2010 году, в свой день рождения, Киану зашел в пекарню и купил булочку с единственной свечой, съел ее перед пекарней и предложил кофе людям, которые останавливались, чтобы поговорить с ним. Заработав астрономические суммы от трилогии «Матрица», актер пожертвовал более 50 миллионов долларов персоналу, который занимался созданием костюмов и спецэффектов: настоящими героями трилогии, как он их называл. Он также купил Харлей-Дэвидсон каждому из дублеров. Общий расход более 75 миллионов долларов. Для многих популярных фильмов он даже отказался от 90% своей зарплаты, чтобы позволить съемкам нанимать других звезд. В 1997 году некоторые папарацци даже застали его проводящим утро в компании бездомного в Лос-Анджелесе, слушая его и разделяя его жизнь в течение нескольких часов. Большинство звезд, делая благотворительный жест, заявляют об этом всем СМИ. Киану Ривз никогда не утверждал, что занимается благотворительностью, просто из моральных принципов и не для того, чтобы выглядеть лучше в глазах других. Этот человек мог купить все, а вместо этого каждый день он встает и выбирает одну вещь, которую нельзя купить: БЫТЬ ХОРОШИМ ЧЕЛОВЕКОМ...
27 мая 1784 года Моцарт купил в Вене скворца, который прожил у него три года.
Моцарт заметил, что птица очень точно повторяет мелодии, услышав их всего несколько раз. Но еще более удивительной была способность птахи вставлять собственные вариации, и, по всей видимости, Моцарту нравилось использовать скворца в качестве суфлера и своего рода «творческого помощника».
Однажды птица повторила 17 вступительных нот только что сочиненного Концерта для фортепиано № 17 соль мажор, K. 453, но с некоторыми вариациями, в частности, вставив кода в последний такт первого полного такта и спев соль-диез вместо натурального соль в следующем такте.
Именно эту, «птичью», версию Моцарт увековечил в Концерте.
4 июня 1787 года скворец скончался... Для него Моцарт устроил достойное погребение у себя в саду и посвятил своему другу трепетную поэму.
В 1847 году 24-летний дерзкий столичный хлыщ, потомственный дворянин, отставной гусар Сергей Лисицын ступил на палубу корабля под Андреевским флагом, стремясь попасть в Америку. Был принят в офицерской кают-компании дружелюбно, но в пьяном виде наговорил дерзостей командиру корабля и стал подбивать матросов на мятеж. Капитан приказал скрутить подстрекателя, завязать глаза и высадить на пустынный берег, с запиской…
Когда арестант освободился от пут и сорвал повязку с глаз, на горизонте он увидел уходящий корабль. Благородный капитан оставил ему чемодан с одеждой, три пары сапог, тулуп (Охотское море – не тропический океан), пару пистолетов, шашку, кинжал, запас сахара и чая, золотые карманные часы, складной нож, пуд сухарей, две фляги с водкой, чистые записные книжки, бритвенный прибор, огниво, запас спичек и даже 200 гаванских сигар.
Ко всему этому прилагались отличное ружьё с 26 зарядами и записка командира корабля: «Любезный Сергей Петрович! По Морскому уставу вас следовало бы осудить на смерть. Но ради вашей молодости и ваших замечательных талантов, а главное, подмеченного мною доброго сердца я дарю вам жизнь… Душевно желаю, чтобы уединение и нужда исправили ваш несчастный характер. Время и размышления научат вас оценить мою снисходительность, и если судьба когда-нибудь сведёт нас снова, чего я душевно желаю, то мы не встретимся врагами. А. М.».
Дворянин Лисицын сроду ничего не делал своими руками: в имении его обслуживали крепостные, в полку опекал денщик. Зная, что корабль шёл по Охотскому морю, он надеялся, что его оставили на одном из клочков суши гряды Алеутских или Курильских островов. Но вскоре убедился, что его положение хуже некуда. Он был зажат судьбой в клещи двух морей. Перед ним плескалось холодное Охотское море, а за спиной шумело дремучее «зелёное море тайги». А в ней – медведи, волки, рыси, ядовитые змеи…
За неделю «русский Робинзон» устроил себе дом с печью, смастерил мебель. Сделал пращу, лук и стрелы (благоразумно решив беречь патроны к ружью). И правильно – зимой в его дом рвалась голодная волчья стая – убил из ружья 8 хищников в упор. А перед этим подстрелил медведя, обеспечив себя тёплой шубой и запасом медвежатины. Ловил рыбу, собирал и сушил грибы.
12 апреля Сергей Лисицын прогуливался по берегу, оценивая последствия весенних штормов, и увидел лежащего ничком человека. Без сил и чувств. Выяснилось, что Василий, так звали несчастного, – с транспорта, шедшего в Русскую Америку. Судно дало течь, все с него сбежали, а его с сыном забыли. Корабль нашли неподалёку. Помимо 16-летнего паренька на нём оказались две овчарки, коты, 8 холмогорских коров, бык, 16 волов, 26 овец, запасы продуктов, инструменты, семена ячменя и ржи, а ещё оружие, телескоп, две подзорные трубы, самовар, строительный и огородный инструмент.
Семь месяцев одиночества напрочь выветрили у «барина» всю дворянскую спесь. С таким хозяйством и ещё с двумя парами крепких и умелых рук они за лето не только обновили дом и баню, но и научились делать масло, сметану, сыр и творог. Вспахали поле и собрали урожай ячменя и ржи. Организовали обильный лов морской и речной рыбы. Начали сбор и переработку грибов, ягод и лесных трав. Словом, зажили трудовой коммуной.
….В 1857 г. писатель Александр Сибиряков встречался с гостеприимным хозяином медных и золотых приисков в Приамурье Сергеем Лисицыным. Залежи медной руды и золота тот когда-то нашёл, будучи в одиночестве. Он был назначен правительством ещё и управляющим этими землями. Василий «Пятница» был при нём. Его сын учился в Московском университете. А в Петербургском университете за счёт Лисицына учились оба сына командира корабля, который когда-то высадил смутьяна-гусара на пустынный берег. Став богатым человеком, Сергей Лисицын нашёл старика, проводил его в последний путь и взял на себя все заботы о его детях.
Pro исторический гамбит Однажды Великий шахматист Михаил Таль ужинал с друзьями в знаменитом тогда сочинском отеле «Жемчужина». Экс-чемпиона мира узнали многие посетители. Подошёл официант и протянул Талю бутылку дорогого марочного коньяка, пояснив, что это подарок от группы его армянских поклонников, отдыхающих за соседним столиком.
Таль попросил переслать им от его имени две бутылки такого же коньяка и… через пару минут получил в ответ четыре.
Гроссмейстер на секунду задумался, затем взял одну из присланных бутылок, достал шариковую ручку и размашисто написал на этикетке: «Согласен на ничью. М. Таль». И отослал коньяк с официантом
Слоны пришли проститься с человеком, который посвятил им всю свою жизнь...
2 марта 2012 года в Африке внезапно скончался Лоуренс Энтони — защитник природы, человек, известный своим необыкновенным умением общаться со слонами. Он успокаивал самых агрессивных особей, спасал тех, кто считался безнадёжным. Благодаря ему многие слоны остались в живых...
Но самым поразительным стало то, что произошло спустя 12 часов после его смерти. К его дому, один за другим, пришли слоны — те самые, которых он когда-то спас. Они прошли более 12 часов пути, чтобы быть рядом. Они молча стояли возле его дома два дня...
А на следующий день прибыло ещё одно стадо. Судя по расстоянию, они вышли в путь в тот самый момент, когда остановилось его сердце.
Они пришли проститься. Пришли попрощаться с человеком, который был для них больше, чем просто человек.
Слоны — одни из немногих животных, способных переживать утрату. Они скорбят о мёртвых, накрывают тела ветками, охраняют их, как если бы пытались защитить даже после смерти. Они помнят, чувствуют, понимают...
Они узнают себя в зеркале. Прячут воду на потом. Помнят всё. И, кажется, способны почувствовать остановку сердца любимого человека даже за сотни километров.
Как они узнали о его смерти — никто не знает. Но их приход стал тихим, трогательным доказательством того, что настоящая связь не знает границ — ни расстояний, ни языков, ни даже видов.
Любовь и благодарность — универсальны. National Geographic
73-летний греческий бегун прошел аутентичный марафон босиком и одетый как спартанский воин
В свои 73 года бегун из Ираклиона, Крит, Идоменей Аврамакис произвел поразительное впечатление во время воскресного аутентичного марафона в Афинах (42.195 км). Он бежал босиком, одетый в спартанские доспехи, захватив внимание всех и успешно пересек финишную прямую через 8 часов 50 минут.
История Идомена Аврамакиса действительно вдохновляет. Много лет назад он столкнулся с серьезным кризисом здоровья, который кардинально изменил его жизнь. Месяц был в коме, но когда проснулся, весь взгляд на жизнь и природу изменился. С тех пор он ни разу не пропускал Аутентичный марафон и участвовал в нескольких международных мероприятиях. Со страницы The Archaeologist
