Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Alex Shlenski
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Хороший народ американцы - самоуверенный и улыбчивый. Лас Вегас, штат Невада. Я плутаю по улице в поисках крошечного офиса - страховой компании, где мне надо зарегистрировать свою недавно купленную развалюху. Найти не могу. Улицу нашел, а дом - ну никак! Пришвартовываюсь к кафе рядом, захожу и возглашаю о помощи. Народ охотно помогает, но по испански я ни бум-бум, а они ни английского, ни русского не знают. Наконец нашелся один, знающий этот редкий в США язык, то есть английский. Я ему объясняю: улица, допустим Вебстер стрит, дом 20. Улицу нашел, а вот дом - никак. Мужик улыбается столь лучезарно, что сразу становится тепло на душе. Дальше он начинает соображать, что четные дома на этой улице находятся на одной стороне, а нечетные на другой, и мне надо смотреть только на одну сторону. Если число кончается на цифру, делящуюся на 2. то оно четное. Число 20 кончается на ноль. А ноль, разумеется, нечетный. Так что 20 - нечетное число, и искать надо вот там - показывает рукой. Хотя - тут на ясную улыбку набегают тучки - хотя наверное ноль все-таки четный. Тогда искать надо там - и улыбка вновь сияет на все кафе. Хотя стоп - а почему там: ведь я не знаю, с какой стороны на этой улице четные, а с какой - нечетные. Но - тут улыбка становится еще более ободряющей - ты же можешь это спросить еще у кого-то. Вобщем, я могу и просто посмотреть, но мне уже интересно, что будет дальше. А дальше было совсем просто: я не знаю с какой стороны искать, зато Я ЗНАЮ, ГДЕ ТВОЯ УЛИЦА - ВОТ ОНА - и индивид с сияющим видом делает широкий жест вдоль улицы, обозначающий расстояние не менее десяти миль. После этого абориген, утомленный математикой и топографией, желает мне всего самого наилучшего и с сознанием выполненного долга садится допивать кофе. Контору свою я нашел как раз перед закрытием. Пока огроменная черная тетка оформляла мне документы, я скучал перед закрытой дверью - контору уже закрыли для посетителей. Подъезжает убитая развалюха Форд, из него выпрыгивает бодрый черный паренек и начинает через толстенное стекло знаками выяснять у меня, закрыта ли контора. Я ору, что закрыта, но стекло - повторяю - хорошее, толстое. Тогда я в отчаянии показываю жест - скрещиваю обе руки на области промежности: "закрыто". Парнищка сразу все понимает, прыгает от восторга и несколько раз подряд с огромным удовольствием копирует мой жест, упоенно пританцовывая и излучая неимоверно счастливую улыбку. Подъезжают еще опоздавшие посетители, и парень всем объясняет с помощью вновь усвоенного жеста, как серьезно закрыта контора. Развалюху свою я в тот день успешно застраховал, через месяц уехал на ней в Сент-Луис, Миссури, преодолев Скалистые горы в штате Колорадо, а еще через год разбил ее в Техасе об дерево в хлам. Но это уже совсем другая история.
Так вот, поехал я из Бостона в Техас по непустячному делу - жениться. Забил свой фургон скарбом и жратвой и двинул на Юг. Ехать туда 1800 майлов, то есть если поднапрячься, можно доехать за три дня. Со мной увязались два моих приятеля - прокатиться cross country. Макс и Лелик. Оба - редкостные рас3.14здяи. Макс знает английский, а Лелик - нет. Поэтому один все время достает другого что-то такое перевести, в основном это придорожные надписи, доступные взору.
Итак, едем. Стоит у дороги жралка, над ней транспарант: WAFFLE HOUSE. Подлый Макс переводит по просьбе Лелика: ВАФЛЕРСКИЙ ДОМ. Потом, подумав: ДОМ ВАФЛЕРА. Видимо по аналогии с домом актера.
Едем дальше. Долго едем. У дороги еще кафе: JUST OAK. Макс тут же выдает правильный переаод: ПРОСТО ДУБ. Лелик моргает глазами и не верит.
Через какое-то время я замечаю рекламный щит с мерзкой рожей и надписью "BUTT UGLY". Макс переводит: "уродливый как задница". И тут неожиданно Лелик выдает шедевр художественного перевода: ЖОПА СТРАШНАЯ. Как я не перевернул машину - не знаю.
На второй день путешествия Лелик спрашивает в очередной раз: а где мы сейчас едем? Макс задумчиво смотрит в окно и объявляет: Ну, Ангола... Я сперва ох..еваю, но потом замечаю щит с названием места: NUANGOLA.
Попадались по дороге Berlin, Paris и многие другие известные города. И уже в самом Техасе не так уже далеко от Далласа промелькнуло название Boston, вызвав бурю веселья.
По десятому фривэю между Болдвин и МакКлини Не спеша пиздует трафик и спид лимит соблюдает А спид лимит – семьсят майлов, и быстрее хуй поедешь Потому что там ментов, бля, как в помойке тараканов
Двухполосые шоссе, бля, шириной, еб, метров двадцать Между ними медиана метров тридцать шириною На восток, бля, Джексонвилл, нах, а на запад – Таллахасси И еще, еб, между ними дохуя, бля, городишек
И живет в тех городишках много всякой залупони Промышляющей по жизни, нахуй, метамфетамином Потому что ты на Юге больше деньги хуй увидишь Ну а так – в тюрягу сядешь, но зато имеешь бабки
А у Синди Лу ебливой, что живет, нах, в Джексонвилле Собрались, бля, все падонки, чтоб отметить день рожденья Синди Лу залупу вставить и понюхать кокаина Потому что крэк, бля, курят только черные падонки
Вот по правой полосе, бля, едет, нах, мусоровозка Но ментов она не возит, а нормальный, к слову, мусор И сидит в ней за баранкой сраный ниггер Майкл Джексон Никакой, бля, не певец, нах, а, впизду, однофамилец
Он сидит и обтекает с красно-бычьими глазами Потому что тусовался он всю ночь, бля, на джук-джойнте Там курил марихуану и свою подругу пялил А под утро сел за руль, бля, и поехал на работу
А по левой полосе, бля, чешет хуй из Арканзаса На поебанном и старом заебатом Кадиллаке На таком, еб, Кадиллаке он сидел бы в Арканзасе Он сидел бы лучше дома, Кадиллак засунув в жопу
Но ему, бля, не сидится, нахуй, дома в Арканзасе Хоть ему лет девяносто и все зубы из пластмассы И под кожей, бля, зашили ему, нах, водитель ритма И простату удалили, и огромный шунт в аорте
У правнучки Синди Лу, бля, в Джексонвилле день рожденья И его жена Мелисса, жутко тощая коряга Испекла правнучке тортик с хуем вместо шоколада И во Флориду с женой он с этим тортиком приехал
Только нахуя он едет, бля, по левой полосе, еб Сорок пять, в натуре, майлов и по левой полосе, нах Все водилы матерятся непременно по-английски Заебал, в пизду, весь трафик – это я сказал по-русски
Вдруг, бля, ниггер Майкл Джексон дал руля чуть-чуть налево Потому что с перепою, с перекуру, с переебу И его мусоровозка неебательски большая Вышла, бля, из полосы и черканула Кадиллак, нах
Кадиллак, бля, занесло, еб, и два раза крутануло Нахуй сбросило с шоссе и опрокинуло на крышу Синди Лу, бля, с кокаином, все имеют в рот и в жопу, А ее кенты и тортик догорают у шоссе, бля
И уже образовалась невъебенная, блядь, пробка Приебали все менты, нах, все какие есть в округе И пожарные с насосом Кадиллак шуруют пеной А спасатели неспешно два мешка уже готовят
Прискакал эвакуатор с проблесковым маячком, бля Майкл Джексон уж повязан, показания дает, нах А по радио по местному опять пиздячат рэп, еб Объявляя в перерывах, что кому-то, бля, непруха...
Теплоприбор - это название нашего завода. Приборы у нас делали не то что тёплые, а прямо скажем, горячие, с инфракрасным наведением. Танковую броню на полигоне прожигали как бумажный лист. Я там после армии работал в столярном цеху, плотником. Без плотника ни один завод не обойдётся, без разницы, какие там делают ракеты - тактические, МБР, земля-земля, земля-воздух, или противокорабельные. Самый главный инструмент у плотника какой? Сейчас скажете что пила или рубанок. А ни фига! Главный инструмент – гвоздодёр. Только не тот что в виде ломика, а такой, у которого с одной стороны боёк как у молотка, а с другой рожки загнутые. Я его из руки не выпускал. А если не в руке, значит в кармане. Теперь понятно, откуда у меня погоняло? Отец у меня баянист, на пенсии. Всю жизнь проработал в музыкальной школе, детишек учил на баяне. Ну и я, понятно, с детства меха растягивал. С музыкой жить завсегда легче чем без музыки. Я и в школе всегда, и служилось мне нормально, потому что баянист - он и в армии человек необходимый, и на заводе тоже постоянно в самодеятельности. Это теперь она никому не нужна, а тогда самодеятельность - это было большое партийное, государственное дело. Чтобы рабочие не водку жрали, а росли над собой, как в кино один кент сказал. Короче, как какой праздник, я на сцене с баяном. Баян у меня готово-выборный, голосистый. Юпитер, кто понимает. Играл я всегда по слуху, это у меня от бати. Ноты читать он меня, правда, тоже научил. Ну, для начальства и для парткома мы играли всякую муру, как мы её называли, «патриотику». А для себя, у нас инженер по ТБ, Бенедикт Райнер, из бывших поволжских немцев, приучил нас к джазу. Бенедикт - трубач. Не просто трубач, а редкостный, таких больше не слышал. Он нам на репетиции притаскивал ноты, а чаще магнитофонные ленты. Короче, Луи Армстронг, Диззи Гиллеспи, Чет Бейкер, кто понимает. Мы снимали партии, разучивали, времени не жалели. Моя партия, была, понятное дело, органная. А чё, баян это ж тот же орган, только ручной. Короче, у них Хаммонд с колонкой Лесли, кто понимает, а у меня - Юпитер без микрофона. И кстати, звучало не сказать чтобы хуже. Но вот однажды наш секретарь парткома пришёл к нам на репетицию и приволок какую-то папку, а там ноты и текстовки. Говорит, к ноябрьским праздникам надо это выучить и подыграть заводскому хору. Оратория называется «Пафос революции». Кто композитор, вспомнить уже не могу. Точно знаю что не Шнейдерман. Но если забудешь и потом хочешь вспомнить, то обязательно вспоминается Шнейдерман. Мистика какая-то! У нашего секретаря парткома два голоса - обыкновенный и партийный. Наверное и регистровые переключатели есть, с одного тембра на другой, как у меня на баяне. Короче, он переключил регистр на партийный голос и говорит - значит так! Кровь из носу, но чтоб на праздничном концерте оратория прозвучала со сцены. Из обкома партии инструктора пришлют по части самодеятельности. Потому что это серьёзное партийное дело, эта оратория. Потом подумал, переключил голос с партийного опять на обыкновенный и говорит, не подведите, мужики! Вот только одна загвоздочка. Нет в этой оратории партии баяна. И органа нет. И пришлось мне выступать в новом для себя амплуа. А когда такое происходит, то первый раз непременно облажаешься. Это как закон. Ну, короче, разучили мы эту хрень, стою я на сцене вместе с симфонической группой и хором, и передо мной малая оркестровая тарелка на треноге. Тарелка новенькая, блестит как котовы яйца. И всего делов - мне на ней в середине коды тремоло сделать специальной колотушкой. Ну, это палка такая с круглым фетровым наконечником. Ну вот, симфоническая группа уже настраивается. Я тоже колотушку взял, хотел ещё разок порепетировать моё тремоло, и тут подскакивает ко мне наш дирижёр, юркий такой мужичонка, с виду как пацан, хотя по возрасту уже давно на пенсии. Флид Абрам Моисеевич, освобождённый профкомовский работник. Он только самодеятельностью и занимался. Хоровик и дирижёр. Тогда на каждом заводе такая должность была. И говорит, Лёха Митрошников, зараза, заболел. Небось запил. Где мужское сопрано взять? Надо в коде пропеть речитатив, акапелла. Давай ты, больше некому, у хористов там аккорд на шесть тактов, на вот держи ноты и текстовку. Потому что сопрано только у тебя. А я и правда верха беру легко, не хуже чем Роберт Плант. Ну короче, я колотушку куда-то засунул, взял в руки ноты, текстовку сразу выучил чтобы потом не заглядывать. А так у меня до самой коды - пауза. Ну ладно, отстоял я всю пьесу. Ну вот, слава яйцам, уже и кода. Хористы взяли аккорд. Значит мой выход. И я пою с выражением: Павших борцов мы земле предаём Скоро уже заколотят гробы И полетят в вечереющем воздухе Нежные чистые ВЗМАХИ трубы спел я. А нужно было – не взмахи, конечно, а ЗВУКИ, ясен пень... А почему взмахи, я объясню. Дело в том что когда Бенедикт лабал Луи Армстронга, он своей трубой на все стороны махал, как поп кадилом. Говорит что у Майлса Дейвиса так научился. Но не в этом дело, а в том что в зале народ ржать начал. А дело-то серьёзное, партийное. И тут мне надо сделать тремоло на оркестровой тарелке, а колотушка моя как сквозь землю провалилась. Ну я конечно не растерялся, вынул из кармана железную открывашку для пива, и у меня вышло такое тремоло, что я едва не оглох. Жуткий медный грохот со звоном на весь театр. Колосники, блин, чуть не попадали. Ну я же сказал, новый инструмент, незнакомый, обязательно первый раз облажаешься. Это как закон! И в этом месте у Бенедикта сразу идёт соло на трубе на шесть тактов и на последней ноте фермата до «пока не растает». Ну то есть, должно было быть соло... Бенедикт, конечно, трубач от Бога, но он ведь тоже человек. А человек слаб, и от смеха, который до слёз, у него во рту слюни происходят. Короче, Бенедикт напускал слюней в мундштук, кто понимает, и вместо трагических нот с оптимистической концовкой у него вышло какое-то собачье хрюканье, совершенно аполитичное. Зрители от всего этого согнулись пополам, и просто подыхают от смеха. Абрам Моисеевич, посмотрел на Бенедикта, а у него вся морда в соплях, потом выщурился на меня и как рявкнет во всю еврейскую глотку: "Сука, Гвоздодёр! Убью на...!” и метнул в меня свою палочку как ниндзя. А эту палочку ему Серёга Пантелеев выточил из титанового прутка, который идёт на крепления ракетного двигателя. Летела она со свистом через всю сцену прямо мне в глаз. Если бы я не отдёрнул голову миллиметров на триста влево, быть бы мне Моше Даяном. Как писало солнце русской поэзии, "кинжалом я владею, я близ Кавказа рождена". Только я думаю, у Моисеича не Кавказ, а совсем другая география. Если бы он кинжал метнул, это одно, а убить человека влёт дирижёрской палочкой - такому только на зоне можно научиться. Короче, после покушения на мою жизнь я окончательно потерял сознание, встал и сделал поклон зрителям. Рефлекс, наверное. А зритель чё? Ему кланяются, он аплодирует. Тоже рефлекс. У людей вся жизнь на рефлексах построена. Короче, устроили мне зрители овацию. Моисеич ко мне подскочил и трясёт меня как грушу. "Ты! Ты... Ты, блять, залупа с отворотом! Обосрал мне весь концерт! Блять! Лажовщик!" Рядом с ним микрофон включённый, а он его видит конечно, но никак не может остановиться орать в силу своего горячего ближневосточного темперамента. Народ, понятно, уже просто корчится в судорогах и со стульев сползает. Это при том, что дело-то серьёзное, партийное. А тут такая идеологическая диверсия прямо со сцены. Хор на сцене уже чуть все скамейки не обоссал, а только без занавеса уйти нельзя. Они шипят, Володька, сука, занавес давай! А у Володьки Дрёмова, машиниста сцены, от смеха случилась в руках судорога, пульт из руки выпал и закатился глубоко в щель между стеной и фальшполом. Володька его тянет за кабель, а он, сука, застрял в щели намертво. А без пульта занавес - дрова. Хороший антрактно-раздвижной занавес из лилового бархата, гордость театра. Хор ещё минуты три постоял, а потом по одному, по двое со сцены утёк, пригибаясь под светом софитов как под пулями. Очень он интересный, этот сгибательный рефлекс. Наверное у человека уже где-то в подсознании, что если в тебя прожекторами светят, то того и гляди из зенитки обстреляют. Моисеич оторвал мне половину пуговиц на концертной рубахе из реквизита и успокоился. Потом схватился за сердце, вынул из кармана валидол, положил под язык и уполз за кулисы. Я за ним, успокаивать, жалко же старика. А он уселся на корточки в уголке рядом с театральным стулом и матерится тихонько себе на идише. А выражение глаз такое, что я сразу понял, что правду про него говорят, что он ещё на сталинской зоне зэковским оркестром дирижировал. Бенедикт сливные клапаны свинтил, сопли из трубы вытряхивает, и тоже матерится, правда по-русски. Вот такая получилась, блять, оратория... А эту хренову колотушку я потом нашёл сразу после концерта. Я же её просто в другой карман засунул. Как гвоздодёр обычно запихиваю в карман плотницких штанов, так и её запихал. На рефлексе. Это всё потому что Моисеич прибежал с этим речитативом и умолял выручить. А потом чуть не убил. Ну подумаешь, ну налажал в коде. Сам как будто никогда на концертах не лажался... А может и правда не лажался, поэтому и на зоне выжил. Речитатив ещё этот, про гробы с падшими борцами. Я же не певец, а плотник! Я все четыре такта пока его пел, только и представлял, как я хожу и крышки к тем гробам приколачиваю. Там же надо ещё заранее отверстие накернить под гвоздь, и гвоздь как следует наживить, чтобы он в середину доски пошёл и край гроба не отщепил. Мало я как будто этих гробов позаколачивал. Завод большой, заводские часто помирают, и семейники ихние тоже. И каждый раз как их от завода хоронят, меня или ещё кого-то из плотников отдел кадров снимает с цеха и гонит на кладбище, крышку забить, ну и вообще присмотреть за гробом. А то на кладбище всякое случается. В столярном цеху любую мебель можно изготовить, хотя бы и гроб. Гробы мы делаем для своих крепкие, удобные. Только декоративные ручки больше не ставим, после того как пару раз какое-то мудачьё пыталось за них гроб поднять. Один раз учудили таки, перевернули гроб кверх тормашками. Покойнику-то ничего, а одному из этих дуралеев ногу сломало. Оратория для нас, конечно, даром не прошла. Остались мы из-за неё все без премии. И без квартальной и без годовой. Обком партии постарался. Абрама Моисеевича заставили объяснительную писать в обком партии, потом ещё мурыжили в первом отделе, хорошо хоть, не уволили. Секретарю парткома - выговор по партийной линии с занесением в учётную карточку. Он после этого свой партийный голос напрочь потерял, стал говорить по-человечески. А Бенедикт с тех пор перестал махать трубой как Майлс Дейвис. Отучили, блять. У него от этого и манера игры изменилась. Он как-то ровнее стал играть, спокойнее. А техники от этого только прибавилось, и выразительности тоже. Он потом ещё и флюгельгорн освоил и стал лабать Чака Манджони один в один. Лучше даже! А, да! Вспомнил я всё-таки фамилию того композитора. Ну, который нашу ораторию сочинил. Даже его имя и отчество вспомнил. Шейнкман! Эфраим Григорьевич Шейнкман. Я же говорил, что не Шнейдерман!
История эта не смешная и не грустная, и вообще непонятно какая, потому что вызывает она очень смешанные чувства. Для начала прочитайте новостную статью по ссылке:
https://lenta.ru/news/2017/08/23/offshore/
Как явствует из прочитанного, закрома родины теперь находятся не в Мещёре, а в оффшоре. И засыпали туда не миллиард тонн народной пшеницы, а триллион заныканных от народа долларов.
Причём в эти закрома родины, чрезвычайно отдалённые от родины, засыпано втрое больше долларовой массы чем её осталось в государственной казне этой самой родины.
Очень интересно, кто и с какой целью засыпает в эти закрома отнюдь не пшеницу, и даже не рубли , а почему то валюту того самого государства, с которым у этой родины сейчас очень скверные международные и межправительственные отношения. А ведь люди, руководящие процессом засыпки, занимают первые места в табели о рангах страны под названием РФ.
Происходящий процесс выглядит примерно так как если бы в сталинские времена, когда СССР готовился воевать с Гитлером госбанк СССР бы резервировал валюту в гитлеровских рейсхмарках. Типа, воевать с Гитлером мы конечно будем, но бабки всё равно нужны. Война войной, а вдруг будет нужда чёнить купить. А ведь проклятые фашысты за рубли не продадут, тем более они же злые будут что мы с ними воюем. А за рейсхмарки может и продадут… Несмотря на войну…
А ещё интереснее было бы если бы больше всего рейхсмарок оказалось в оффшоре у товарища Сталина, Молотова, Кагановича, Будённого, Ворошилова, Берии и прочих верхних лиц государства. Если бы даже маршалы Жуков и Рокоссовский отсыпали себе в оффшор гитлеровской валюты. Типа, мы конечно фашыстов победим, это без вопросов. Ну а если вдруг получится так что они нас? И чо тогда, ведь дальше как то жить надо! Не за рубли же! А за рейхсмарки – в самый раз!
Был в те времена очень интересный товарищ Жданов. Судя по воспоминаниям об этом беззаветном патриоте талантливом руководителе, он-то точно засыпал себе рейхсмарок в оффшор, и не один вагон. Но конечно в нынешние времена тов.Жданов на фоне тех кто пришёл ему на смену показался бы скромнягой.
Больше всего настораживает, что валюту в закрома родины засыпают не свою родную, а вроде как вражескую. Такое ощущение что те, кто засыпает американские деньги в закрома родины, они то сами Америке никакие не враги. А даже наоборот очень даже друзья. Лично, сами для себя, потихоньку от населения.
А вот государство под названием РФ эти верные и преданные друзья американского доллара усиленно ссорят с той самой Америкой, которая этот доллар печатает. И российский народ тоже настраивают против Америки изо всех сил.
С какой же целью происходит такое двурушничество? А с такой чтобы вскорости сказать: Америка – это наш враг! (не, ну понятно, что не их личный враг, а враг РФ и её рядовых граждан). А раз она враг, то вы не имеете права держать у себя в хозяйстве вражескую валюту. Сдавайте её все без разговоров. А мы её у вас заберём и засыплем в закрома родины. В какие именно закрома они её засыплют – догадайтесь сами.
Недавно я ездил в отпуск в Майами. Поплавать, позагорать. Посмотрел там заодно на недвижимость и яхты, купленные теми самыми держателями вышеописанных закромов, которые оплачивают непрерывный поток телерадио-ненависти к США. Видимо всё-таки неуютно им в Майами даже в таких особняках и на таких яхтах, потому что местные относятся к ним здесь настороженно и брезгливо. Своими им тут у нас никогда не стать, и ни за какие деньги этого не купишь. Вот отсюда и зреет ненависть держателей закромов родины к нашей стране. Деньги наши они очень любят, а страну, которая их печатает, и которой они чужды по духу, они ненавидят, и усердно заражают этой ненавистью вас.
В моём любимом городе Сан Августине есть кафе-бар “Ми каса”. В этом баре работает замечательный музыкант, виртуоз рок-гитары Дьюи Виа. Дьюи родился можно сказать с гитарой в руках где-то в Вирджинии, но денег у родителей отдать его в музыкальную школу или тем более в консерваторию – не было. Вот так он и проработал всю жизнь водопроводчиком, а музыкой занимался в свободное время.
И только шесть лет назад Дьюи решил целиком посвятить себя музыке. Он перебрался в Сан Августин и вот теперь работает соло и в группах.
А я уже совсем забыл как играть на пианинах. А когда то в молодости я тоже работал на клавишах – на сцене и в ресторане. И одно время даже хотел положить на работу врача и устроиться пианистом в рязанский цирк. А в Америках времени играть не было, и техника ушла. Правда год назад купил я себе профессиональные клавиши, то бишь 76 клавишного Курца с полутяжелой клавиатурой и жутко навороченным процессором, но сразу после этого упал, разбился, поломал кости в левом плече, и стало не до музыки и вообще не до чего.
Но когда более менее выздоровел и начал ездить в Сан Августин, пить пиво в ми касе и слушать Дьюи, мне опять захотелось играть самому. Начал я с того что приволок свои клавиши поменьше – ямаховскую пиаджеру – к Дьюи в ресторан, он мне разрешил с ним маленько поиграть. Дьюи и Крис на двух гитарах запиздячивали такой охуительный рок что мёртвого можно было поднять. Я пару раз отважился даже сыграть небольшие сольные репризы, а так конечно всё больше гармонию держал и подголоски.
Ну ладно, начал я потихоньку восстанавливать пианистическую технику на домашних клавишах. Восстанавливается конечно хуёво, а голос – ещё хуже. Выучил две песни, классический рок есссно – have a cigar с wish you were here и whiskey train несравненного Гарри Брукера, который Procol Harum. Спел их под свои клавиши в Arnold’s – это такой бар на US 1 в Сан Августине. Там собирается народ попеть в открытый микрофон, но почти все гитаристы, балалаечники на банджо, есть пацан духовик, дует в саксофон, флейту и кларнет. Клавишников-любителей почему-то нет совсем.
Ну, короче спел я эти две песни, народ маленько припух, потому что обычно никто такие вещи в одно жало не поёт, тем более под клавиши. А потом мы с Римкой решили пойти выпить она капуччино, а я какао в таком кафе забыл как называется на улице St.George, она там типа как в Москве Арбат только ещё интереснее. Там всё время бывают разные парады, народ ходит в средневековых одеждах, мушкеты, пиратские сабли на себе таскает. Короче, лепота.
Ну вот, запарковал я свою Таху в знакомом переулке где всегда есть свободные места, и пошли мы в то кафе, но по дороге захотелось поссать, потому что мы в Арнольдсе выпили дециль пива. И мы зашли в гостиница Casa Monica. Классная такая гостиница с множеством звезд, вся в испанском стиле. Там даже в сральнике помимо всякого мрамора и гранита вместо бумажных полотенец подают свёрнутые мохнатые полотенечки для рук. Вытер – и кинул в специальный бак для использованных полотенец, а они их потом стирают. Или выкидывают, хз…
Короче, отлил, и уже собрались мы уходить, но там внутри есть бар, такой тоже навороченный как и вся гостиница, а в баре обычно работает трио – саксофонист, барабанщик и пианист. И стоит такой концертный рояль Baldwin длиной с Кадиллак 50-х годов. И крышка открыта, клавиши видно черненькие и беленькие. И я подумал, вот бы сейчас Римке Мурку сбацать.
Ну, подошёл я к бармену, спросил разрешения. А там ребята простые. Хули – хочешь играть, играй! Сел я, примерился к клавишам. А после пиаджерки с её игрушечными пружинками и уменьшенными клавишами лабать на акустической машине таких размеров – это как пуделю трахать бегемотиху.
Короче, кое как совладал я с клавишами, сыграл Римке Мурку, Горячи бублички и ещё там пару обычных ресторанных вещичек какие я лабал 30 лет назад в ресторане Ока в Канищеве, на рязанских задворках. Бар был практически пустой, сидели там две старушки. Им как ни странно понравилось, хотя я играл страшно лажово, по суседям, потому что техника ушла, и клавиши натуральные, на которых я сто лет не играл. Спросили, что я обычно пью. Говорю, шардоннэ. Принесли одно, второе.
Короче, после третьего бокала музыка пошла значительно бойчее. Сыграл я shine on you crazy diamond и только потом вдруг сообразил что я его РАНЬШЕ НИКОГДА НЕ ИГРАЛ. Потом принесли ещё выпить и я начал играть уже совсем какой-то дикий полупьяный разносол – битловскую Мишель, Самара-городок – беспокойная я, а кто ж его знает чего он моргает, мазурку Шопена, к Элизе Бетховена, семь-сорок, лезгинку номер два, Hey Jude, Maxwell’s silver hammer, Don’t let me down, Something, славное море священный Байкал, потом оглянулся, а бар набит битком. Рояль сука здоровый, голосина у него адский, вот народ и сбежался типа послушать. Принесли ещё выпить мне и Римке. Начали чё-то заказывать.
Но вот заказы я уже не осилил, потому как предметом не владею. Ну ладно, играй чё умеешь. Ну я ещё маленько выпил, мне как раз принесли очередной дринк слушатели, и залабал Подмосковные вечера, Берёза белая подруга, hard day’s night, come together, стою на полустаночке в цветастом полушалочке, дальше уже не помню. Римка сидит рядом, тоже пьянющая, её слушатели вместе со мной до кучи напоили.
Ну ладно, времени заполночь, уже практически понедельник, утром работать надо, поэтому вроде пора и отрываться, а народ только разошёлся. Спас меня случай. Пришла в бар пьянющая невеста в белом платье с вообще никаким женихом и ещё какими-то друзьями, которые судя по всему если невесту ещё не выебли, то до утра выебут обязательно. Короче, всё как в Рязани 30 лет назад, только по-английски, и у меня голова стриженая и наполовину седая, а тогда у меня был такой хаер, и ни одного седого волоска.
Вся эта лунявая компания стала с нами обниматься и брататься, мы с ними ещё выпили, потом познакомились с мексиканцем, владельцем ресторана, он тоже сидел слушал и маленько выпивал. И с поляком, у которого парикмахерский бьюти салон. Поговорили с ними по-испански и по-польски, в меру владения обоими языками, то есть я сказал поляку “вшистко в пожондку”, а мексиканцу “аста ла виста”, после чего мы выпили и опять перешли на английский. Ресторатор-мексиканец меня с Римкой пригласил к себе в ресторан в Сан Августин Бич и сказал что напоит и накормит до отвала на халяву.
Ну, короче времени к часу ночи, и я решил устроить дембельский аккорд и отвалить. А посему я сыграл Светит месяц – светит ясный со всякими тремоло и выкрутасами, а потом опять Очи чёрные и сразу из оттуда – цыганочку с выходом. На таком звонком рояле Цыганочка звучала шопесдец. Пьяная Римка плясала с пьянющей в хлам невестой, жених отключился на диване, а народ хлопал в такт.
Потом я встал, очень сердечно распрощался со слушателями, взял Римку за руку и пошёл нетвёрдым шагом на выход, к парковке. Последнее что запечатлела память – это пьяная невеста в объятиях какого-то посетителя бара, причём объятия уже переходили в нешуточное лапанье и облизывание. Досматривать чем это кончится было уже некогда.
В машине я честно попытался протрезветь, но потом решил, что насилие над природой ни к чем не приведёт, и поехал как есть, то есть пьяный. Что характерно, доехал на одном дыхании, лучше чем трезвый.
На следующее утро, то есть в понедельник, меня мучил сушняк, срал кирпичами, а в голове роились всяческие мысли, музыкальные фразы и ещё всякая хуйня, короче всё кроме работы. У Римки страшно болела голова, поднялось давление, правда не сильно, а на кухне валились из рук чашки и тарелки.
Римка в перерывах между головной болью и глотанием таблеток от давления мне рассказала ускользнувшие от меня детали вчерашнего вечера. Что оказывается те старушки тоже с самого начала там не сидели, а услышали музыку, сидя в номере и сползли в бар послушать. Когда я сыграл Римке Мурку и семь-сорок с бубличками, я засобирался уходить, но старушки спросили у Римки: Are you his wife? Она ответила утвердительно, и они завопили хором: Tell him he cannot quit! We came down especially for his music and we already bought him a drink!
А два приятеля – поляк с мексиканцем – пришли потому что им сказали наверху в туалете что в баре начал работать новый пианист, клёво играет, идите сами послушайте. А уже в баре им объяснили местные работники которые тоже пришли послушать – швейцар со входа, официантки, кухонные работники – что я – это не новый пианист, а просто один из остановившихся в гостинице гостей, который просто сел поиграть.
Это конечно тоже было неправдой, потому что никаким гостем в этой гостинице я не был, а просто зашёл туда поссать и посидеть на кожаном диване. Это у нас с Римкой давнишний ритуал, потому что там шикарные туалеты и страшно удобный диван, на котором кости отдыхают. А в этот раз просто кости случайно выпали по-другому, и в результате этого выпадения я из незванного ссательного гостя превратился в великого пианиста и снискал бездну незаслуженного внимания.
Ещё Римка мне сказала, что поляк просил её попросить меня, чтобы я ему сыграл его любимую русскую песню – “Очи красные”. Этот поляк наверное в прошлой жизни был французом. И не каким нибудь, а Стендалем, поэтому у него красное и чёрное в голове перепуталось.
Так или иначе я понял, что он хотел, но почему то вместо красных цыганских очей из под моих нетрезвых пальцев вылезло вступление к первому концерту фортепиано с оркестром всем известного своей нетрадиционной ориентацией русского композитора. Выпутаться из первого концерта мне удалось только перед самым припевом: “Как люблю я вас, Как е..у я вас, Знать увидел вас Я не в добрый час!” Рояль дребезжал и подпрыгивал. Поляк раскачивался в такт, скорбно закатив глаза.
Когда я немного отошёл и отпился чаем, я и сам тоже стал вспоминать дальнейшие подробности. Например, что к Элизе Бетховена я тоже никогда раньше не играл, и потому играл её фразу за фразой, в том порядке, в котором их мне напевал мужик, который мне её заказал, а перед этим он ещё заказал мне выпить, и я выпил.
Короче, вечер удался как нельзя лучше, потому что попурри из Лед Зеппелин и Камаринского мужика им хуй кто ещё когда-нибудь сыграет, а более всего потому что настоящую русскую музыку никаким исполнением не испортишь – ни трезвым, ни тем более пьяным.
И поэтому я решил, что надо всё-таки музыку не забрасывать, захаживать теперь в этот бар и играть на этом совершенно охуительном рояле, если конечно меня туда опять пустят. Потому что писать в интернет – это совсем одно, а играть живым людям, которые сидят рядом – это совсем другое. Конечно, я не Рахманинов и не Рубинштейн, играю я конечно хуёво после тридцатилетнего-то перерыва, но тем не менее есть что-то такое в живой музыке, какая-то магия, что даже на такую лажу получился такой вот мощный эмоциональный отклик. Не потому что я хороший пианист, а просто потому что искусство – это, блять, страшная сила.
На Украине проживает около 3 миллионов русских, и РФ готова послать свои войска чтобы защищать их право использовать русский язык, а не украинский. В США тоже проживает около 3 миллионов русских, которые тоже не могут официально использовать русский язык. Можно ли надеяться, что российские войска высадятся в Майами и избавят нас от необходимости учить английский?
Человек подобен дроби, которая, будучи выпущена из ружья, никогда не знает, в какую жопу она попадет, а уже попав, не имеет представления, насколько глубоко она в ней сидит.
Про мои работы. Не знаю, насколько это прикольно, но то что не совсем обычно - ручаюсь.
Закончил я рязанский мед, и работать бы мне доктором до пенсии, но злая судьба повернулась иначе. Ну пока я учился и проходил интернатуру, я работал музыкантом в ресторане и сторожем в детском саду. Так зарождалась традиция. Потом плавно перешел на работу психолога в НИИ - предполагалась возможность двигать науку. Через годик начальство силком перевело меня в программисты, так как я имел несчастье освоить компутер для своих научных дел. Дослужившись до должности старшего научного сотрудника ин-та кибернетики (уже в Москве) после аспирантуры по АСУ (про медицину уже забыл с тех пор), встретил перестройку потерей должности и перебежал программером в банк, предварительно поработав переводчиком в ВЦП и эникейщиком в колбасоторговой фирме. Банк лопнул, и я перешел в рекламное бюро, писал обзоры и статьи по методам визуальной рекламы. После этого устроился личным консультантом президента крупной нефтяной фирмы, по оргвопросам. Сидел в одной комнате с бывшими членами ЦК КПСС - тоже консультантами того же большого человека :-). Пришлось мне срочно изучать менеджмент и многое другое. Благоларя моим умелым консультациям президент холдинга реорганизовал руководящие структуры и поувольнял кучу народа, после чего я и сам предпочел оттуда удрать. Удрал я в НИИ опять на научную должность, а там оголодав выше меры, перебежал к французам на должность менеждера корпоративной информационной системы (короче, MIS). От французов я тоже ушел, так как платили они хреново. Не просто ушел, а уехал в США по рабочей визе программистом. Сменил несколько компаний, переводя визу. Работал в Лас-Вегасе, в Сент-Луисе, в Далласе, перебрался потом в Бостон, где сейчас и сижу. Недавно меня сократили, и теперь я зарабатываю тем, что стою в кафе за стойкой, продаю мороженое, делаю напитки и прочую дребедень, для которой нет адекватного перевода на русский. Народ считает, что я говорю с португальским акцентом, потому что со мной работают три бразильца. Устроила меня туда подруга, которая тоже из Бразилии. Тут в Америке от ностальгии стал я писать повести и рассказы. Публиковался на Интернете. Может, вы даже меня и читали :-).
Но вообше мне все это порядком уже надоело, и я собираюсь вернуться домой - в Рязань. Интересно, кем я там теперь буду работать? Писателем наверное...
Про мои работы. Не знаю, насколько это прикольно, но то что не совсем обычно - ручаюсь.
Закончил я рязанский мед, и работать бы мне доктором до пенсии, но злая судьба повернулась иначе. Ну пока я учился и проходил интернатуру, я работал музыкантом в ресторане и сторожем в детском саду. Так зарождалась традиция. Потом плавно перешел на работу психолога в НИИ - предполагалась возможность двигать науку. Через годик начальство силком перевело меня в программисты, так как я имел несчастье освоить компутер для своих научных дел. Дослужившись до должности старшего научного сотрудника ин-та кибернетики (уже в Москве) после аспирантуры по АСУ (про медицину уже забыл с тех пор), встретил перестройку потерей должности и перебежал программером в банк, предварительно поработав переводчиком в ВЦП и эникейщиком в колбасоторговой фирме. Банк лопнул, и я перешел в рекламное бюро, писал обзоры и статьи по методам визуальной рекламы. После этого устроился личным консультантом президента крупной нефтяной фирмы, по оргвопросам. Сидел в одной комнате с бывшими членами ЦК КПСС - тоже консультантами того же большого человека :-). Пришлось мне срочно изучать менеджмент и многое другое. Благоларя моим умелым консультациям президент холдинга реорганизовал руководящие структуры и поувольнял кучу народа, после чего я и сам предпочел оттуда удрать. Удрал я в НИИ опять на научную должность, а там оголодав выше меры, перебежал к французам на должность менеждера корпоративной информационной системы (короче, MIS). От французов я тоже ушел, так как платили они хреново. Не просто ушел, а уехал в США по рабочей визе программистом. Сменил несколько компаний, переводя визу. Работал в Лас-Вегасе, в Сент-Луисе, в Далласе, перебрался потом в Бостон, где сейчас и сижу. Недавно меня сократили, и теперь я зарабатываю тем, что стою в кафе за стойкой, продаю мороженое, делаю напитки и прочую дребедень, для которой нет адекватного перевода на русский. Народ считает, что я говорю с португальским акцентом, потому что со мной работают три бразильца. Устроила меня туда подруга, которая тоже из Бразилии. Тут в Америке от ностальгии стал я писать повести и рассказы. Публиковался на Интернете. Может, вы даже меня и читали :-).
Но вообше мне все это порядком уже надоело, и я собираюсь вернуться домой - в Рязань. Интересно, кем я там теперь буду работать? Писателем наверное...
Люди никогда не будут счастливы - и не потому что они жестоки, глупы, сластолюбивы, ленивы и безответственны, не потому что они склонны к предательству, ханжеству и лицемерию, не потому что они своекорыстны и амбициозны, а потому что они все же недостаточно испорчены, чтобы все вышеперечисленное могло принести им счастье.
Жизнь - как тетрис. Довольно быстро понимаешь что тебе может прилететь сверху, но никогда не знаешь в какой последовательности и как его соотнести с тем что прилетело ранее.
"Зачем искать ума у немцев, Французов, прочих иноземцев, Советников заморских звать, Ведь может собственных Платонов, И быстрых разумом Невтонов Российская земля рожать".
Ей и сейчас родить не поздно, Да вот, больна она серьезно, В такой кондиции, ей-ей - Не до беременности ей.
Вы ж, патриоты, все кричите: Спасайте родину, лечите!, Не прекращая, вашу мать, Ее ебать, ебать, ебать!..
...Нельзя так с мамкой обходиться! Кто ж после этого родится?