Старый я уже, чтобы особо любопытствовать. Телевизор третий год как
сломан, да и шут с ним. Все равно с мая по сентябрь на даче живу,
тридцать верст от города. А деревенские новости не велики - кто напился,
кто подрался, когда хлеб привезут. Так бы все и шло, неторопливо и тихо,
но началась перестройка всякая, то да се. Добралась и до нашего
кооператива: рядом со мной всамделишный новый русский, молодой мужик,
видать, спортсмен в прошлом, три участка скупил, объединил под общим
флагом и дом отгрохал, на вид страшный, без души, но огромный. Кругом
забор в рост высотой, только с чердака видно, что у него там делается.
Столбы новые под электричество вкопал, хотел поначалу с нас, с каждого,
денег собрать, а потом плюнул и сам все оплатил. У него две машины, но
он все больше на красной ездит, вторая, видать, на всякий случай, вот
ведь черт. Огороды все снес, газон раскинул, насколько мне с чердака
понятно - баню строит. Ну что, пусть строит, дело хорошее.
Утром на речке сижу с удочкой, днем поспать хорошо, вечером радио
слушаю. Приемник у меня марки «Беларусь», не новый, ламповый, но вы не
смейтесь - звук у него глубже и красивее, чем у нынешних стереосистем,
по крайней мере, тех, которые я слышал в магазине. Хороший аппарат,
ручки настройки большие, белые. И вот кручу я их как-то в субботу в
поисках интересненького и вдруг слышу: необычно как-то говорят. Саня
какой-то что-то ищет, а ему кто-то подсказывает. Вроде как телефонный
разговор. И адрес говорят, Садовая 7. Я даже вздрогнул от неожиданности.
Мой-то адрес - Садовая 5, а седьмой дом как раз соседа, этого, нового
русского. Поднялся я на чердак и вижу: ходит мой сосед по двору с
мобильным телефоном, тогда еще они большие были, в одной руке подставку
тащит, другой рукой трубку держит и орет в нее, так, что даже у меня
слышно: «Саня, Саня, ну ты че там ваще! » Через пару минут подъехала к
нему машина зарубежной модели, в гости, как я понял, этот самый Саня
прибыл. Случайность, думаю, но приемник оставил на той же волне
включенным. Через какое-то время слышу: опять разговор, некоего
Константина вызывают, возьми, говорят, трех телок, водки и быстро
приезжай - Санек уже тут, а водки уже нет.
С того дня жизнь моя изменилась. «Беларусь» свою я на
чердак перенес, у меня там чисто, никакой пыли. Туда же кресло затащил,
чайник наладил на электрической плитке. Для комплекта еще бинокль
театральный. По выходным - сосед на даче, сплошные разговоры. Много я
узнал про новую жизнь, в газетах такое не пишут. И как машины из-за
бугра гоняют, и как деньги мимо кассы обналичивают, и вообще, сколько
денег в чемоданах по улицам таскают - другому за всю жизнь и сотой доли
не заработать. Ну и нравы, конечно. Девки голые у соседа по газонам
бегают, смешно, понимаешь.
Сосед переговоры по телефону аккуратно ведет, все намеками, но я
постепенно привык и начал уже понимать многое. Коллег его или
подельников, как их там лучше, изучил. Иной раз приемник барахлит, или
гроза где пройдет - давай ручки крутить, гетеродины настраивать, вижу,
сосед в трубку чего-то орет, а я ни причем. Вспотею весь, чуть не плачу,
кулаком по крышке стучу - прямо наркоманом заделался на старости лет.
А как-то пошли они в лес, по грибы. Надоели, видать, девки. Ну и
заблудились, особенно Санек этот, у него особо плохо с ориентацией, я
давно понял. Но при каждом мобильный телефон. Как пошли разговоры - я от
смеха чуть с чердака не свалился. Сосед, значит, спрашивает: «Саня, ты
где? » А тот ему в ответ матом кроет, в том смысле, что, значит, не
совсем я понимаю, где в данный момент нахожусь. Ему тут же советы
штампуют: «Найди где у елки мох гуще! Туда и иди! » - «Ты чего меня, в
мох посылаешь? » - «Нет, на север! А облака над тобой какой формы? У нас
тут облако, типа, верблюд, Саня, брат, ты на него и иди! » Грибники тоже
мне нашлись.
Но это все по выходным, а на неделе, когда сосед чаще в городе, меня
терзали мысли всякие. Ведь неправедную жизнь сосед ведет. Криминальный
он элемент, как пить дать, криминальный. А вот я по телефону подслушаю о
чем-то серьезном? Что тогда? В милицию бежать? А вдруг у него там лапа
мохнатая, меня же и сдадут. Это надо только к Николаю ехать, знакомцу
моему давнему, в город. А заберут соседа, что я буду по выходным
делать-то? Интересно же узнать, отдал им Плешивый точку, в конце концов,
и отпустят до конца недели Валька, как адвокат обещал?
Когда дождь сильный, у меня всегда давление повышается и
голова болит. И тут, как назло, в самое воскресенье. У соседа гости,
звонят напропалую, приемник сбился, хрипит чего-то, я пытаюсь и с собой
справится, и с ним, и не очень-то получается. Вдруг слышу, явственно
слышу, как будто говорящий в комнате: «…всякое новое повышение неминуемо
приведет его к той или другой крайности. Поэтому будем смотреть на него,
как на еще не выведшуюся змею, которая, вылупившись из яйца, сделается
такой же зловредной, как и весь змеиный род. Лучше умертвить гадину,
пока она еще в скорлупе».
Хрипы помешали дослушать, но голос я узнал. И все понял. Вот оно и
случилось. Теперь бы только успеть. Последняя электричка в половину
одиннадцатого, проклятый дождь.
В участке было тепло, Николай налил мне стакан чая, я согрелся и
рассказал, как все было, с самого начала. Другой милиционер, тоже
слушавший меня внимательно, спросил:
- А фамилию или имя удалось расслышать?
- Не уверен, - отвечаю, - но вроде прозвучало «Метелль».
Милиционеры переглянулись:
- Об этом и ориентировка была, два месяца до выборов, не до шуток.
- Не до шуток, Коля, ты прав, надо брать и колоть. Пусть твой бдительный
дед заяву пишет.
Николай принес мне бумагу и ручку и объяснил, как чего писать.
- Про приемник только не упоминай, подсудное дело, напиши, что крики
слышал из-за забора, но неоднократно, мочить, типа, пора гадину-Метелля,
не дает братве жить.
- А можно мне Аладушкиным подписаться? - спросил я, - Аладушкин помер в
пятницу, ему теперь один хрен.
- Стоп, - сказал Николай строго, - тогда и дату проставляй по состоянию
на четверг.
- Лучше уж на пятницу - коллега Николая слышал наш разговор, - заодно и
Аладушкина ему пришьем, для надежности.
В участке я дождался первого автобуса и, на всякий случай, поехал в свою
коммуналку. На дачу вернулся только в среду, предварительно убедившись,
что моего соседа забрали.
Я снес «Беларусь» обратно вниз, но слушать как-то не хотелось. А вот в
воскресенье скучно стало совсем, решился включить. Повертел ручки и тут
- вот ведь! - тот же самый голос слышу. У меня аж ноги к полу приросли.
- Теперь, Цезарь, успокойся: я убил тебя и вполовину не так охотно, как
себя.
Раздался стон, заиграла мрачная музыка, потом все стихло, и женский голос
произнес:
- Вы прослушали заключительную часть трагедии Вильяма Шекспира «Юлий
Цезарь», в переводе Каншина. Роли исполняли: Юлий Цезарь - Аристарх
Рубанов, - моя старая голова закружилась и заныла, как и неделю назад, -
Метелль Цимбер - Абель Каневский…
Цепляясь за перила, я поднялся на чердак и посмотрел на соседский участок.
Дом, газон, баня - все было пустым и унылым, как и моя жизнь.
Соседа я видел мельком, через четыре года. Он приезжал продавать дом.
Суд приговорил его к восьми годам, но у него, видать, была мохнатая лапа
и он не отсидел и половины.