Приятеля моего, педиатра Вадима Ивановича распределили из медуниверситета в глухой уголок Беларуси, но в принципе по телефону он сообщал, что ему редкостно повезло. Выделили не просто угол у древней старушки, а целый дом, оставшийся от умершего в конце девяностых деда. Вадим вооружился веником, ведром с водой, вымел из дома остатки прежней жизни. Первую неделю боялся, спал со светом. Призрак прежнего хозяина не желал уходить, стучал ставнями, скрипел полом, шуршал на чердаке. Потом привык и перестал пугать молодого чужака.
С рабочим местом тоже повезло. Из начальства древний, как КПСС главврач. Милейший дедушка, главные проблемы которого: огород, рыбалка и козы, которых он развёл в неимоверном количестве. Из напарников – несколько симпатичных медсестёр, присланных в район по распределению. От родителей пациентов – завсегда почёт и уважение. В больнице – горячая вода из крана, всегда можно помыться. Неплохо устроился. Из отрицательных моментов – те же пациенты. Был бы Вадим Иванович красной девицей – плакал бы по ночам в подушку. А так – только мне звонил, ругался. После окончания отработки уехал оттуда, хотя ровесник КПСС настойчиво предлагал ему своё место, а медсёстры руку, сердце и всё к ним прилагающееся. А истории про пациентов остались.
Однажды приезжает Вадим на вызов. Мол, у ребёнка пяти лет высокая температура, кашель, насморк. По адресу – обычный деревенский дом. Из-за забора надрывается лохматая дворняга. На стук и крики, а главное, на дикий лай охранника из дома никто не выходит. Вадим плюнул, открыл калитку, дал пинка сторожу, чтоб сохранить в целости ноги. И вошёл.
В большой комнате избы – дым коромыслом. За столом несколько тел в разной стадии опьянения. На столе – полупустые бутылки, закусь в консервных банках, огурцы, прямо на липкой клеёнке. Надкусанные и целые. Кто-то поёт, кто-то ругается.
- Хозяева где?! – орёт доктор, пытаясь перекричать бал в доме Ростовых.
- Чаво? – отзываются сразу несколько голосов.
- Хозяева, говорю, где?!
- Слышь, братва, а где Машка-то?
- Да где-то тут. МАШКААА!
Из-за занавески, отгораживающей кухню от столовой, высовывается опухшее и недовольное женское лицо.
- Кому что надо?
- Доктора вызывали?
- А-а-а, вызывали. Малой заболел.
- Где ребёнок?
- Там, - мать неопределённо машет рукой. Потом хихикает, её явно кто-то тянет обратно за занавеску.
Вадим идёт в указанном направлении. За печкой обнаруживается дверь. За дверью небольшая комнатенка, где на кровати лежит мальчишка.
- Ты больной? – спрашивает Вадим.
- Ага, - хрипло отвечает тот. – Воды вчера из колодца хлебнул, поплохело. Вода холодная. Мамка говорила не пей, а я выпил. Сам виноват.
- Подняться можешь?
- Ага.
Вадим осматривает пациента. Слушает хриплое дыхание маленьких лёгких.
- В больницу поедешь?
- Ага.
- Надо документы, и родителей.
- Нах… родителей, - солидно отвечает пациент. – Сами справимся.
И начал медленно одеваться.
Вадим подивился самостоятельности пациента и осторожно спросил. Просто так, чтоб разговор поддержать:
- А родители что вообще делают?
Пацан удивлённо посмотрел на доктора:
- Ты што, дядя, не видишь? Водочку пьют.
- Ага, - вздохнул Вадим. – И тебе наливают небось?
- Не-е, - серьёзно качает головой маленький пациент.
- Не пьёшь вообще?
- Не, не пью. Жавязал.
Пятнадцать лет прошло. А у Вадима Ивановича это стандартная отмазка на любой вечеринке.
- Не пью. Жавязал.
__________
А ещё в той деревне жила Валька. Валька – ЧДБ, часто и длительно болеющий ребёнок. Судьба у Вальки тоже не сахарная. Батька кого-то зарезал по пьянке – посадили. Мать гуляла, гуляла, да загуляла куда-то далеко, в город. Живёт Валька у любящей бабушки. Точнее прабабушки. Та ещё крепкая старуха, сама корову доит, сама огород перекапывает. Вальку в обиду никому не даст. Прошлым летом Вальку задразнили какие-то пацаны, так бабуля вооружилась черенком от лопаты и дала пацанам ….. (Ну, это не литературное слово). Пацаны приводили родителей на разборки. Бабушка взяла черенок потолще и повторила процедуру.
С тех пор Вальку никто не трогает. Вот только ЧДБ – вечно сопливый нос, зимой и осенью температура. Вадим у них, как на дежурство, раз в две недели, а то и чаще. Под эту лавочку и старушка со своими хворями. То «в грудях щемит», то «дыхать цяжка». А сама нарубит поросятам бурачных листьев, подхватит на горб корытце с этим месивом и тащит через двор. Вадим как-то тайком попытался приподнять пустое корытце. И понял, что рассказы про бабушкин черенок от лопаты, это не пустая болтовня.
- А чаго ж ты худы таки, доктар? – бабуля встречает Вадима стандартной фразой и силой усаживает за стол.
Мигом жарит яичницу со шкварками, вываливает на тарелку картошку в мундирах.
- Пакуль не зъяси – ниякага лячэння.
Вадима долго уговаривать не надо. С утра на ногах. Валька выглядывает с печки, у неё там гнездо. Куча цветастых тряпок, куклы-инвалидки. Прикроешь глаза – ну точно чеховский доктор на глухой деревне. Только с потолка провод свешивается с лампочкой. Да куклы у Вальки пластмассовые.
После лечения бабушка доктора просто так не отпускала. Выйдет Вадим из хаты, а в кармане, то печенька, то сырок. И отказываться неудобно, и понимаешь, что на «подарок» старуха потратила драгоценные копейки со своей маленькой пенсии.
- А однажды сую руку в карман, а там хруст какой-то и мокро. Я испугался, руку вытаскиваю, все пальцы в каких-то соплях. Ну, думаю, чудеса.
Вытряхнул Вадим карман, а там скорлупа. И понял, что случилось. Пенсия у старухи только через три дня. Видно, совсем с деньгами прижало. Так она нашла, что в доме было. Свежее куриное яйцо. И сунула в карман доктору.
- И не поверишь, - рассказывал мне потом суровый доктор, с седыми висками. Мне ведь уже под тридцать было. И пациентов я хоронил, и в детской онкологии подрабатывал. Ничего меня не брало. А тут иду по улице и реву над этим яйцом белугой. Накупил потом Вальке всяких кукол-шоколадок, притащил в подарок.
- И что?
- Знаешь как больно, когда черенком от лопаты по заднице лупят?