Новые истории - основной выпуск

К №4 от 20 сентября. Вдогонку.
Эх, русский народ неистебим... Поехала как-то группа суровых шахтеров в
самые застойные времена за железный занавес. В Европу, однако. А надо
сказать, что те годы самый писк был - шапки из мохера. Ну, есс-но, жены
шахтерские так и сказали: "Без мохера домой не пустим!" Шахтеры,
конечно, мужики суровые, но вы видели шахтерских жен? В общем,
"скупились" они по полной программе. Только почему-то изделия тогда из
мохера ввозить было можно, а клубочки-моточки там всякие нельзя! Таможня
добро не дает! Приклепленный к группе экскурсовод обнаружила запасы
ходового товара вечером накануне отлета. Это был конец, - деньги не
вернешь, дома ждут со скалкой, жаба душит...
Всю ночь тридцать суровых шахтеров, с каменными лицами, мозолистыми
руками плели коврики...

тащусь с условий страхования.
Последний день очередного периода страхования по КАСКО.
раз в год можно отремонтировать одну деталь с лимитом в 500 баксов без
справки из ГАИ.
у меня тут заметили пару сколов краски на переднем бампере.
ну, приехал, написал заявление.
Сотруднег: "Сколы, возникшие в процессе эксплуатации не являются
страховым случаем и не поделажат возмещению. Если б царапины..."
"Дайте, - говорю, - заявление.".
Дописал "... и царапины".
Пошел поцарапал.
Получил направление в сервис.

Семинар. Преподаватель говорит по английски, переводчик - переводит.
Скучно.
Видя неадекватные потуги лектора восстановить внимание аудитории, в
очередной раз когда лектор восклицает
- Ladies and Gentlemen’s! (Леди и Джентельмены!)
Переводчик не задумываясь и с той же интонацией выдает
- Товарищи!
Сказать что внимание было возвращено - это ни сказать ничего
Ржали минут 10
:)

Читая архив от начала 2004 года, наткнулся на историю о том, как один
курсант кучу генералов наебал. Вот наш ответ Чемберлену!

Свидетелем сего факта был лично, хотя знать об этом могут многие.
Диспозиция: в военном институте проходит защита дипломов и на очереди
курсант Кошаков.
Надо сказать, что этот курсант был явным примером того, что лучше иметь
хорошее соображение, чем высшее образование, и смекалку имел недюжинную.
Хитрожопость его проявлялась постоянно и вомногом, а в силу такой же
недюжинной харизмы – ему много сходило с рук.
Развесил Кошаков материалы защиты, настроил проектор и понеслась защита.
При его то языке без костей и голове с модулем хитрожопости это
несложно. Генералы сидят, млеют. Схем много, взмахов руками тоже, поток
слов в нужно русле. Но подходит очередь показать, как же почти лейтенант
Кошаков реализовал свои слова на практике. А нужно было вот что:
спроектировать и смастерить устройство для быстрого и безвозвратного
удаления информации с магнитных носителей, типа дискет 3,5 дюйма.
Кошаков берет дискетку, вставляет в компьютер и показывает – ЕСТЬ
ИНФОРМАЦИЯ. Достает дискетку и вставляет ее в свой УББУИсМН. Нажимает
кнопку, ждет и опять дискету в компьютер. Генералы видят – НЕТ
ИНФОРМАЦИИ, молодец Кошаков, не зря учился. Иди с Богом. Все счастливы и
довольны.
Да только вот на выходе из аудитории, когда уже никто чужой не видел,
Кошаков возьми, да и урони свой уникальный УББУИсМН. А он возьми и
развались. Напрочь. На целых две детали. На коробку и крышку. А внутри
пустой :)
Секрет фокуса лейтенанта Кошакова был прост, как фокусник
третьеклассника: у него было ДВЕ дискеты. Одну он показал генералам в
первый раз, когда вставлял ее в компьютер. ЕСТЬ ИНФОРМАЦИЯ. Затем
небольшая ловкость рук и из рукава извлекалась вторая,
неформатированная, дискета. Она вставлялась в компьютер после посещения
УББУИсМН и в результате – НЕТ ИНФОРМАЦИИ.
Вуаля. Все гениальное - просто.

Зеленый БукаЗаврик.

Не один раз до этого я смотрел "Полосатый рейс", но раньше не обращал
внимание на очень занимательную фразу.
Есть в фильме такой момент, когда буфетчица загоняет тигров с пляжа в
море и они плывут обратно на судно. Порадовал диалог двух моряков,
которые с палубы наблюдают за процессом возвращения:
- Смотри, смотри-возвращаются!
- Маришка его за хвост держит.
- Да нет же, это не хвост!

Без комментариев.

ДОРОЖКИ

Все совпадения, разумеется, случайны, а имена - выдуманы

Когда-то давным-давно – много лет тому назад – я служила диджеем на
одной маленькой, но гордой тульской FM-радиостанции. В те времена
устройство радиостудии было таково, что диджею было никак не обойтись
без помощника, звукорежиссера. Именно он включал ведущих в эфир и
отключал от него, именно он спешно искал песню, которую радиослушатель
выбирал в качестве поздравления своей подружке – да не в компьютере, а
ползая между стеллажами, уставленными компакт-дисками; диджей в это
время тянул время. Это потом уже, через несколько лет, все песни,
которые было позволено ставить в эфир, перегнали в компьютер, и диджей
стал управляться с эфиром сам. Тогда появились плейлисты – списки песен
на каждый час; отступать от них было нельзя, однако и накладок стало
меньше. Зато вначале каждый эфир был полон адреналина: песни звучали,
какие захочет диджей (или, если диджей с похмелья весь эфир блюет в
туалете, что случалось довольно часто, какие нравятся звукорежиссеру),
наушники ломались, дорожки, по которым звукорежиссер уводил звук,
заедали, из-за чего диджей по четыре часа не мог не кашлянуть, ни
пукнуть.

Вот об этих дорожках я сейчас и расскажу. Представьте себе огромный
студийный пульт – вы наверняка такие видели в разных музыкальных фильмах
или дневниках телепередачи "Фабрика звезд". Представили? Так вот, ничего
подобного у нас не было. Пультик был маленький – не больше метра в
ширину. Главных, звуковых, дорожек было две, и от постоянного
использования они так залоснились, что найти их даже человеку
неподготовленному не составляло никакого труда. К каждой дорожке
прилагалась маленькая ручка, за которую нужно было ухватиться и тянуть,
пока не дотянешь до самого низа. Все это время над дорожкой горела
красная лампочка, а в момент стыковки ручки и нижней точки дорожки она
отключалась. Это означало, что можно выдохнуть и вернуться к прерванному
на время выступления ведущего разговору. Нужно заметить, что проверять,
горит ли кнопочка, вошло у нас в привычку далеко не сразу. Это сделало
наши первые эфиры незабываемыми.

Рано утром (часов в 11) в пятницу, диджей, скажем, Ваня сидел в
аквариуме (так называлась студия – одна из стен у нее была стеклянной,
чтобы окружающие видели, что там происходит и не ломились бы во время
эфира к ведущему) и, как ослик Иа-Иа, размышлял о странностях жизни.
Настроение у него было грустное, во рту нагадили кошки, а голова страшно
болела после вчерашнего... Его звукорежиссер И. был примерно в таком же
состоянии. В тот самый момент, когда радиослушатели настроились внимать
романтической песне Криса Де Бурга Lady In Red, из динамиков раздался
задушевный голос Вани: "Ох, И., как ебаццо-то хочется! Позвонить что ли
Маше?.. Или Ане?.. Пускай подол задерет и ждет... Дааа... Кстати,
мама-то у нее тоже ничего, жопастененькая. Это я об Аньке. У Машки мать
сука еще та – уууу!". Надо ли говорить, что и Аня, и Маня слушали этот
эфир любимого и единственного с особым интересом. Кстати, в компании
мам. Странно и непонятно, почему после столь блистательно проведенной
передачи Ване отказали от Ани-Маниного дома. Впрочем, горевал он недолго
– Ани-Мани в те времена дежурили у дверей студии толпами.

Или вот диджей, скажем, Петя. Был он чувак видный – ростом чуть выше
двух метров, поступь гренадера, голос – как Иерихонская труба. Когда он
говорил "Привет", хотелось на всякий случай присесть и закрыть голову
руками. За "приветом" обычно следовало дружеское похлопывание по плечу,
вбивавшего незадачливого знакомого Пети в землю примерно по пояс. Можете
представить себе, как тяжело было такой масштабной личности уместиться в
студии, сконструированной, как я подозреваю, садовыми гномами. Делали
они ее, наверное, и думали: офигеть, какие мы щедрые, сколько места
оставляем! Ну, в принципе, двум человекам среднего роста в этой комнатке
два на полтора еще можно как-то разместиться (да-да, примерно как в игре
"Твистер"), но Пете с его ногами как у топ-модели Нади Ауэрманн там
было, прямо скажем, тесновато. И вот однажды сидит он, согнувшись,
что-то там вещает в микрофон, пинает розетку и свет в студии – бах! - и
погасает. Звук отключается, и Петя остается в полной темноте и тишине.
"Ну, привет тебе, пиздец!" - говорит Петя, сгибает ноги еще в четырех
местах и лезет под стол – чинить эфир. Места там, как я уже говорила,
мало, а ноги, как, впрочем, и руки, и нашего героя длинные.
Ругательства, к слову, он тоже знал длинные-предлинные. Как, бывало,
начнет ругаться – хоть записывай – в пять этажей на одном дыхании.
Закончит одну конструкцию – и начинает другую. Помню, в тот раз мы прямо
заслушались. Ну, представьте себе: играет какая-то особенно мерзкая и
бесконечно-длинная в стиле "ковбою снова наступили на яйца",
прерывается, и вместо нее слышится звук удара чего-то тяжелого обо
что-то гулкое и многоступенчатые комментарии к этой крайне неприятной
ситуации. Цензурными в той речи Пети, как водится, были только предлоги.

И вот, наконец, розетка под столом поймана, шнур от эфирного
проигрывателя включен, Петя поднимает голову над столом и видит перед
самым своим носом красненькую лампочку, возвещающую о том, что
радиопередача о тонкостях русского языка только что с большим успехом
прозвучала во всей Туле и Тульской области. В то же время он слышит, как
на дверь студии с размаху начинает бросаться увесистая и очень, очень
злобная туша генерального директора. Тогда Петя пододвинул к себе
микрофон поближе и сказал своим красивым "эфирным" голосом: "Только что
вы прослушали последний эфир диджея Пети. Счастливо оставаться!".
Странное дело, но после этого случая его не уволили – на закон о
телевидении и радиовещании, где черным по белому было написано, что
матом по радио ругаться нельзя (за давностью лет, увы, более точной
формулировки не припомню) в то время можно было плевать с высокой
колокольни. "Твое счастье, Петя, что тебя никто не слушает!" - сказал
ему мстительный гендиректор, потирая синяки, - да и отпустил с миром.
Увы, на этом неожиданности не прекратились. То и дело кто-нибудь забывал
отключить самую важную кнопку, и тогда слушатели, которых становилось
все больше и больше, становились свидетелями интереснейших разговоров,
которые совершенно не предназначались для их ушей. Начальство боролось с
этой кармой изо всех сил, но ничего не помогало. Увы, до конструирования
"тревожной кнопки", при нажатии которой программный директор мог бы
отключать распоясавшихся хулиганов от эфира, боссы не додумались. Так
что наши передачи были порой самым настоящим реалити-шоу – и это в те
времена, когда о "Доме" и "За стеклом" еще никто не додумался. Только
вот не знаю, стоит ли мне этим гордиться.

В конце восьмидесятых возникла узкая щель в неприступном железном
занавесе, в нее стали просачиваться наши люди, сперва слабым ручейком, а
после уже бурным потоком. Одни в поисках свободы, другие в надежде на
лучшую жизнь, а третьи и вовсе за вкусной и здоровой пищей, их за
рубежом так и прозвали – "колбасная эмиграция". Активно засобирался в
Израиль Боря Шварцман.
Русская жена, как могла, отговаривала, пугала непримиримым арабским
окружением, трудным ивритом и знойным пустынным ветром хамсином. В
крайнем случае, соглашалась на Америку, куда навострил лыжи Яшин брат
Леня.
Для получения заветной "грин-карты" в американском посольстве Лене
необходимо было доказать, что здесь он преследовался по национальному
признаку. Это был тот удивительный случай, когда погром мог бы
благотворно сказаться на участи евреев.
У посольства в Москве стояла многотысячная очередь, люди месяцами ждали
интервью. Выходившие, как студенты, сдавшие экзамен, подвергались
пристрастным расспросам: "Что спрашивали? ". Многие отсеивались по
причине недостаточного повода для получения статуса беженца, не хватало
фантазии. Как известно, спрос рождает предложение, и вскоре среди
искателей счастья замелькали длинноволосые молодые люди, похоже –
несостоявшиеся писатели детективного жанра. За вознаграждение они
сочиняли душераздирающие небылицы с драматическими последствиями. Леня
не поскупился на сто баксов...
Пришел на собеседование. Сотрудница посольства пролистала его бумаги и
поинтересовалась: "Вы квалифицированный специалист, имеете хорошую
работу, обеспечены жильем. Какие проблемы? ". Он выдал хорошо
отрепетированную легенду: "Каждое утро, выходя из квартиры, я
обнаруживаю на своей двери надпись: СМЕРТЬ ЖИДАМ! Это пишет мой сосед.
Краску я с трудом смываю, но на следующее утро она исправно появляется".

По выражению лица чиновницы было очевидным, что этот миф на нее должного
впечатления не произвел, и не такое приходилось выслушивать. Она
посоветовала обратиться к участковому милиционеру, на что Леня ответил:
"Да в том-то и дело, что этот сосед и есть наш участковый инспектор! ".
С тех пор Леня с семьей благополучно проживают в Нью-Йорке, на
знаменитом Брайтон-Бич, а Боря в Хайфе.

Дело было так. Существует по закону такая обязанность у судебных
приставов доставлять в суд неявившихся добровольно свидетелей и
обвиняемых.
Ну и вот приходит в наш Отдел из областного суда заявка на привод
свидетеля. А к слову будет сказано, что району у нас от областного
центра самый дальний, километров эдак двести пятьдесят. Должны мы
привести обвиняемого из одной деревни завут Иванов Иван Васильевич.
Как водится выехали с утра пораньше в эту деревню, так как нам в
сельсовете сказали, что он пастухом работет и уходит из дома очень рано,
часа так в 4-ре утра.
Смотрим идет по дороге мужик с коровой. Спрашиваем Иванов ты? Я отвечает
мужик. Садись поехали с нами.
Ну и поехали мы в облцентр.
Уже на подъезде к городу спрашиваем за что мужик тя судят то? Че
скомуниздил что нибудь.
Смотрим у мужика глаза круглыми стали.
Говорим опять тебя же на суд везут судит будут.
Мужик позеленел. Тут нас сомнения заглодали.
Мы спашиваем - Ты Иванов.
Да
Иван Васильевич
Нет
Так чеж ты с нами поехал?
Да выж мне сами сказали поехали... :: :)

Давно это было... Страна только-только начала отходить от последствий
развала. У народа стали появляться деньги. А куда тратил деньги вконец
оголодавший и не видевший ничего народ? Правильно... тратили тогда на все,
что блестит, не похоже на советское и, вообще, на то, чего никогда в
глаза не видели.
Вот как раз в такой период собрались мы всей семьей на 7-й километр в
Одессу. Там был, и, вроде как есть и поныне, огромнющий рынок со всякой
дребеденью, по оптовым ценам. Мы с мамой ураганом неслись по рядам,
сметая все, что нужно и не нужно. Папа уныло плелся где-то на задворках,
т. к. никак не мог взять в толк, зачем покупать трусы чуть ли не
килограммами. Но двумя женщинами овладела шоппинговая эйфория, а, как
известно, в таком состоянии женщину лучше не будоражить. В скором
времени, обнаружив, что деньги "куда-то делись" (это была фраза моей
мамы, которую она извлекла на свет божий оглядывая папу, завешенного
целой кучей пакетов), и, даже заподозрив в их пропаже местных воришек,
ею был созван экстренный семейный совет, типа, что дальше делать будем.
На совете, куда папа допущен не был по причине немотивированного
скупердяйства, было решено тратить все до копейки. Уж не помню, какая
там валюта ходила в те времена. Но "копеек" оставалось очень мало,
поэтому стали искать то, что можем позволить себе на них. Тут нам на
глаза попался ларек, в котором продавалось турецкое мыло "Дуру",
запакованное в прозрачный коробок по 3 штуки в ряд. Коробок имел
дырочку, дабы требовательные покупатели смогли оценить аромат
косметического изделия. Выяснив, что денег нам хватит только на одну
упаковку, мы принялись бодро обнюхивать все имеющиеся образцы. Вы
представляете себе грандиозность задачи для человека, только что
вырвавшегося из совдепии? Как он может выбрать один аромат из 10?
Естественно, на это уходит довольно много времени. Торговка, видать,
привыкшая к подобным шоу, меланхолически наблюдала за двумя
ненормальными, которые вырывали друг у друга пачки с криками "фигня,
понюхай это". Зато ее соседку, 100 % уроженку Одессы в 10 поколении, мы
явно не оставили равнодушными. Понаблюдав за нами некоторое время, она
выдала: "Мань, ты посмотри, че делается????? Она все нюхает, и нюхает...
Женщина, прекратите нюхать! Сколько можно! Женщина, я вам говорю,
прекратить нюхать! Мань, она вынюхает все твое мыло! Женщина, вы будете
брать или нет???"
Эх, жаль, нельзя передать этот потрясающий одесский акцент...

Курская аномалия.

Тащи с завода даже гвоздь
Ведь ты хозяин, а не гость!

Это при прежнем режиме трудящиеся довольствовались голой зарплатой, хотя
не все, не всегда и не везде. Когда до наступления долгожданного
коммунизма оставалось каких-то два десятка лет, цех одной трикотажной
фабрики варганил детские чулочки. Для молодых, а так же для тех, у кого
от теперешней легкой и беззаботной жизни отшибло память, напомню, что
чулки – это предшественники колготок, только без верхней части. А чтобы
они не сползали, их безжалостно пришпандоливали к нежным детским ножкам
тугой резинкой.
Коллектив этого цеха, неукоснительно следуя мудрым решениям очередного
пленума ЦК КПСС, энергично изыскивал внутренние резервы, мобилизовывал
все силы и, используя передовые технологии, стабильно, по-стахановски
перевыполнял производственные задания. А главное, при этом значительно
снижал себестоимость своей продукции.
Возле каждого станка красовались вымпелы и почетные грамоты. По итогам
соцсоревнования с цехом по производству кальсон чулочники неизменно
выходили победителями, и им под звонкую песню бессменного патриота
Иосифа Кобзона: "А Ленин такой молодой... " – вручали переходящее
красное знамя. Трудящиеся вкалывали не покладая рук в три смены, выдавая
на-гора тонны чулочков, получая за трудовые свершения неплохие зарплаты
и внушительные премии. Кроме того, особо отличившихся ставили на очередь
за такими недоступными товарами народного потребления, как ковры,
холодильники, телевизоры и т. д. Даже один передовик производства
однажды стал обладателем новенького холодильника "Саратов".
Магазины детской одежды были до отказа затоварены этой нехитрой
продукцией. Но никакая нормальная мамаша эту гадость на ножки своему
ребенку напяливать не стала после того, как где-то в Прибалтике наладили
производство детских колготок. Предприимчивые граждане закупали их
большими партиями и сбывали на всех толчках нашей необъятной страны с
солидной комиссионной наценкой.
А чулочки нашей трикотажной фабрики, отлежав положенный срок в
магазинах, списывались в утиль, затем поступали на ту же фабрику, где в
швейно-прядильно-мотальном цеху их распускали на нитки. Нитки отправляли
к родным чулочникам, где из них, трепеща от энтузиазма, упрямо вязали
чулки. У попа была собака...
Однажды секретарь партийного бюро фабрики товарищ Лукин проводил общее
собрание коллектива и затронул вопрос о недостаточной работе
комсомольской организации в области наглядной агитации, в частности, не
было в цехах диаграмм роста производственных показателей. И вдруг
начался кавардак: один комсомолец по фамилии Кукуев позволил себе грубый
и безответственный выпад. "Рост какого производства? – вопил нахрапистый
бузотер – Этой курской аномалии, никому не нужных чулок? Ваш ребенок
наверняка их не носит! Вместо того чтобы перестроиться на выпуск
дефицитных колготок, мы будем тратить деньги на какую-то забубенную
агитацию?!". Зал затих в ожидательном ужасе.
Этот нахрапистый тип во всеуслышание трубил то, о чем всем было хорошо
известно и без него, но трудящиеся предпочитали молчать в тряпочку. Всех
устраивал такой расклад: фабрика была в районе на хорошем счету,
директора только что наградили орденом и готовили на заманчивое
повышение. На перепрофилирование производства уйдет время, упадет
производительность труда, а с нею зарплаты и премии. Сгинут вымпелы
вместе с алыми знаменами.
Тертый партийный калач, не ожидавший такого напора, завершил свое
выступление, без воодушевления и номенклатурного трепета: "Нельзя,
товарищи, недооценивать политического значения наглядной агитации".
Выйдя после собрания, комсомольцы чулочного цеха по настоятельной
рекомендации комсорга Ленки Елкиной собрались отметелить прогрессивно
мыслящего товарища. Его затащили в раздевалку, где поднялся крик и дикие
вопли. До тошноты наоравшись, спросили: "Козел, тебе что, больше всех
надо? Получаем хорошие бабки, работа непыльная, какого ты выделываешься?"
На что Кукуев невозмутимо парировал: "Если я козел, – то вы стадо
баранов! У каждого, небось, в загашнике хранится с полсотни пар этих
засратых чулок, и вы не знаете, что с ними делать. Может жены ими полы
моют? А если наладим колготки, в день по пять пар вынесем – и на хрена
нам ихняя вонючая премия!". Наступила недолгая пауза, после чего
заговорщики, словно очнувшись от дремоты, единодушно выразили Кукуеву
пламенное комсомольское одобрение.
Комсорг Елкина, еще недавно щеголявшая заманчивой походкой манекенщицы,
заметно потяжелела и катапультировалась в декрет. Осиротевшая
комсомольская организация, не остались в стороне от этого события, и ее
соратники, с присущим советской молодежи размахом, продуктивно отметили
предстоящее пополнение в семье своего вожака.
Пробуждение комсомольца Николая Кукуева, после этого мероприятия было
скверным. Он долго лежал, стараясь не шевелиться. Любое движение
вызывало болезненный удар по темечку. Поймав тошноту на пути к сортиру,
он с трудом донес ее до спасительного унитаза, - в мучительных судорогах
избавился от остатков вчерашних излишеств. Зеркало отразило что-то
отдаленно напоминающее вчерашнего Николая, но на много лет постаревшего.
Отравленный организм категорически отказывался возвращаться к здоровому
образу жизни, и настоятельно требовал немедленной реанимации. Булгакова
Николай не читал, но по опыту знал, что вернуть к жизнеспособному
состоянию угасающую плоть, можно простым, но надежным способом, и он
воспользовался рецептом мудрого профессора черной магии Воланда, когда
"никакой пирамидон не поможет, - лечить подобное подобным". Тяжело неся
свою похмельную голову, Кукуев по пути заглянул в закусочную, заплатил
рубль и обрадовался. На фабрике, где он трудился в качестве мастера
цеха, явился с опозданием, и в состоянии неустойчивого равновесия.
Комсомолец Кукуев к идеологическим тусовкам относился вполне лояльно,
вместе с остальными товарищами безропотно томился на собраниях,
добросовестно исполнял нехитрые поручения, хотя без должного энтузиазма,
и никогда не старался производить впечатление юноши беззаветно
влюбленного в комсомол. В то злополучное утро, оказавшись в стенах
родного учреждения, выяснилось, что его долго и безуспешно разыскивает
секретарь партийного бюро товарищ Лукин. "Кто-то уже настучал" -
тревожно мелькнуло в его похмельной голове. Николай шел к парторгу,
опасаясь выволочки и нытья о трудовой дисциплине – как основы
социалистического производства. Уволит ни за понюх табаку. Лукин был
коммунистом старой закваски, скромный, непритязательный дядька,
беззаветно преданный партии, без претензий на какие–либо исключительные
блага. Про таких, в народе говорят: сам то он мужик хороший, но работа
такая...
Благоухая всеми прелестями вчерашнего застолья, Николай вошел в кабинет
парторга и застал его увлеченно пишущим. Не прекращая писать, он жестом
пригласил гостя сесть. В кабинете было все, как положено: на полках
сочинения партийных вождей, на столе бюстик Ленина, в углу переходящее
красное знамя. Стремительно трезвея, Николай тщательно пытается дышать
тем местом на котором сидит. К счастью Лукин, поглощенный в свои
бюрократические хлопоты, ничего предосудительного не замечает. Наконец,
оторвавшись от писанины, он уставился на комсомольца долгим,
испытывающим взглядом: "Догадываешься, зачем я тебя пригласил?". У
Николая заныло где-то в груди, во рту ощущался такой сушняк, что язык
намертво прилип к небу. Он отрицательно замотал головой. "Не
догадываешься! – Лукин лукаво усмехнулся и со значением поднял вверх
указательный палец, – Какой на дворе стоит год? – Николай от
неожиданности вздрогнул и громко икнул, - Правильно! – продолжал
парторг, приняв икоту за кивок согласия. – Год наступил переломный".
Следует заметить, что на всем протяжении советской власти каждый год,
без видимых успехов, объявлялся переломным (как, впрочем, и теперь). Тем
временем Лукин продолжал: "Наступило время небывалого единения партии и
комсомола с широкими массами трудящихся". Оказавшись на привычных
идеологических рельсах, парторг с ускорением помчался по накатанной
дорожке. Говорил он медленно, политически грамотно, привычно выстраивая
выверенные догмы и умело жонглируя ленинскими цитатами. Обалдевший от
такого напора, Кукуев, находясь в полном недоумении, как тот китайский
болванчик усердно кивал головой. Неизвестно сколько бы еще длилась эта
словесная диарея, но ораторский пыл Лукина прервал телефонный звонок,
после чего, безо всякого перехода, он Николаю дружески подмигнул и
заявил: "В общем, будем тебя рекомендовать на должность секретаря нашей
комсомольской организации". Беседа состоялась на высоком
идейно-политическом уровне, за время которой Николай не проронил ни
слова. Он кивнул на прощание и так же молча, покинул кабинет.
Вскоре, утвердившись в Райкоме ВЛКСМ, Николай, выпивая в компании
секретаря по идеологии, у него спросил: "За какие заслуги меня удостоили
этой чести? ". Секретарь усмехнулся: "Твой шеф отозвался о тебе так:
"Этот парень умеет слушать, а не болтать языком!".

При всех своих пороках, советская власть на такое свинство, как
невыплата трудящимся их кровного жалования, не отваживалась. Но имела в
своем арсенале, ряд сравнительно честных способов отъема денег,
например: в дни зарплат, могли своих трудящихся облапошить изящным
способом – пол зарплаты вместо денежных купюр отоварить красивыми
фантиками с убедительной государственной символикой, именуемые
облигациями государственного займа (без отдачи), были и другие
добровольно-принудительные поборы. А случилось это в конце августа,
аккурат ко дню шахтера. Руководство шахты "Стахановский забой", которую
ехидные бабы окрестили: "СтаКановский заПой", осчастливило своих
трудящихся зарплатой одновременно с премией. Получив на руки приличные
бабки, рыцари отбойного молотка и совковой лопаты, не мешкая, рванули на
волю, с единственной целью – плодотворно отметить свой пролетарский
праздник. Не всем удалось благополучно миновать родную проходную без
потерь. У ворот многих горняков подстерегали дальновидные жены.
Умудренные опытом, они отлавливали зазевавшихся мужиков и с боем
отбирали часть барыша в пользу тощей мошны семейного бюджета.
Миновав коварную таможенную преграду, узники подземелья, направились
прямиком в ближайший гадюшник со скромным названием кафе "Уголек", где
кофеем отродясь не пахло. Зато царил стойкий дух кислых щей и
пригоревшего лука. За прилавком находилась типичная общепитовская тетка
неопределенного возраста, грудастая, в несвежем фартуке с серым от
густого алкогольно-никотинового смрада лицом. Благоухая дешевой
косметикой, она одаривала вмиг разбогатевших клиентов приветливой
золотозубой улыбкой. Вскоре на столах было не протолкнуться от изобилия
алкоголя самой различной мощности, что можно было списать на широту
души: водка, вино, пиво и даже чуждый рабочему люду "шампусик",
выставленный от душевной щедрости и для куражу. Ассортимент же закусок
был по-спартански скуп: макароны по-флотски, салат из квашеной капусты,
селедка и крутые яйца. Собственно из-за яиц-то и произошла
трагикомическая история, хотя несушки к тем яйцам отношения не имели.
Торжество удалось на славу и даже обошлось без традиционного мордобоя. А
когда были опорожнены все емкости, спеты любимые песни, типа:
"Распрягай-ты, хло-опци конив..." и выяснилось, кто кого и за что уважает,
возник спор, без которого редко обходился подобный сабантуй.
Если кто помнит, разливное пиво тогда доставлялось в дубовых бочках,
заткнутых деревянной пробкой. Пробку забивали вовнутрь молотком и
насосом качали пиво. Сидя на пустых бочках, крепко подогретые мужики
затеяли спор: кто сможет засунуть свои яйца в отверстие из-под пробки.
Не подозревая подвоха, за бутылку водки вызвался осуществить эту,
казалось бы, нехитрую манипуляцию мелкий и шустрый мужичек, известный
как - "дядя Коля Суета", который был, как та пробка, - во все дырки
затычка. Его неразлучный приятель, тоже Николай, но крупный и
медлительный, отчего его прозвище звучало в переводе с непристойного:
"Дядя Коля - задери горячку". Он, как обычно, стал подстрекать приятеля
на очередной героический подвиг: "Ну не влезут твои яйца в эту дыру, ты
же не кролик! " Упертый Суета под ободряющие вопли "болельщиков",
ухитрился по одиночку пропихнуть в бочку свои принадлежности, после чего
победоносно прогорланил: "Нюрка, готовь пол литра! ". Всеобщее
ликование, бурные аплодисменты (как на очередном съезде партии). Но
радость победителя оказалась преждевременной и была омрачена одним
непредвиденным обстоятельством: извлечь назад свои причиндалы Суете
никак не удавалось: они, подлые, вместе наружу не выходили, а поодиночке
изнутри бочки их пропихнуть было невозможно.
Еще минуту назад собутыльники были в восторге от циркового трюка и
весело ржали, а после, хмельное веселье сменилось озабоченностью, и они
стали сообща размышлять: как избавить легкомысленного спорщика от такого
цепкого капкана. Это напоминало консилиум хирургов перед операцией по
разделению сиамских близнецов. И тут: "позвольте встрять", выступил
горняк Семен, как бывший сапер, предложил сгонять домой, где у него
хранятся еще с войны толовые шашки, по его словам, можно взорвать бочку
в лоскуты, и при этом яйца Николая останутся невредимыми. Против таких
экспериментов с риском кастрации Суета категорически возражал, он еще не
терял надежды наплодить кучу себе подобных каскадеров.
Как сбивали обручи со злополучной бочки и освобождали бесшабашного
Суету, это отдельный рассказ, но после благополучного завершения,
выяснилось, что не все трудящиеся в состоянии продолжить праздничный
марафон. Многие сошли с дистанции и устроились на ночлег под густыми
кустами соседнего парка культуры и отдыха. А один член бригады
коммунистического труда, не найдя подходящего места, улегся у изваяния
своего кумира да так и уснул, нежно обняв гипсовые ноги вождя мирового
пролетариата. Самые стойкие трудящиеся разбрелись по ночному городку в
поисках приключений на свою известную часть тела и, как правило,
находили. Обычно, после таких мероприятий, сплоченные ряды шахтеров
заметно редели, и прямо пропорционально пополнялись койки в местной
больничке.
К чести Семена, он после упоительного застолья отправился прямиком
домой, попутно заглянув в одно не вполне легальное учреждение, где
предприимчивая гражданка, несмотря на почтенный возраст, трудилась в
поте лица, выдавая на гора десятки литров популярного народного напитка
за весьма умеренное вознаграждение. Ее услугами пользовались самые
широкие слои населения: рабочие, интеллигенция, беспартийные, члены КПСС
и даже местный участковый милиционер, который в виде исключения
обслуживался бесплатно.
К своей хибаре Семен добирался на ощупь, часто спотыкаясь в темноте:
лампочки Ильича исправно крушили из рогаток юные его внучата – октябрята
и пионеры. Он с трудом протиснулся в калитку, навстречу ему устремился
дворовой пес Пират, но, учуяв знакомый сивушный душок, вежливо вильнув
хвостом, благоразумно нырнул в будку от греха подальше. Сбросив с себя
одежду, Семен отправился прямиком в спальню и плюхнулся в супружеское
ложе. Попытался обнять свою необъятную половину с вполне конкретным
намерением. Но жена холодно отвергла его робкое домогательство, буркнула
что-то невразумительное и демонстративно отвернулась к стене. Потерпев
неудачу на амурном поприще, он почувствовал, как на смену возвышенному
чувству явилось вполне земное – здоровое чувство голода. В потемках,
дабы не разбудить ворчливую супружницу, он, руководствуясь исключительно
обонянием, обнаружил на подоконнике еще теплую миску с едой. В считанные
минуты опустошил объемную посудину, лег и моментально уснул. Утром его
разбудил желчный голос жены: "Эй ты, стаКановец хренов, зачем вчера
кормил Пирата, он не доел и я ему оставила на утро! ".