Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
ЗЕЛЕНАЯ КОРОБОЧКА Умные люди с легкостью выпутываются из самых сложных ситуаций, а очень умные, в них просто не попадают.
Андрей Иваныч слыл умным человеком, за что его и ценили на работе. У него была довольно высокая должность в известной корпорации. Имелся и большой кабинет с душем и туалетом, была конечно же и секретарша Аня – красивая, провинциальная девчонка. Не очень далекая, но хваткая, цепкая и катастрофически красивая. А, хотя, про красоту я уже говорил, ну ничего, красоты там и правду хватает на несколько упоминаний. Почти с самого начала своей работы, Анна принялась строить глазки и всячески клеится к шефу. Андрей Иваныч, как человек умный, прекрасно понимал, что ничего хорошего из этого не получится, но как мужик за пятьдесят, не удержался и все-таки нырнул в это восхитительное жерло вулкана. А поскольку он действительно был человеком умным, то перед прыжком, завел себе зеленую, металлическую коробочку размером со спичечный коробок. И вот с этой коробочкой Андрей Иваныч никогда не расставался. Так прошел очень опасный и в меру прекрасный год. Андрей Иваныч даже пару раз брал с собой Аню в Сочи в командировки.
И все было бы не плохо, но обычной интрижки с шефом, Анне было мало, ее душа желала чего-нибудь решительного, далеко идущего и судьбоносного и вот, однажды, она решилась взять свою судьбу и судьбу Андрея Иваныча в свои ухоженные руки. В один прекрасный день, когда шеф был с друзьями на футболе, у его квартиры появилась небесной красоты блондинка и решительно позвонила в дверь. Ей открыла Любовь Михайловна (жена Андрея Иваныча) и вопросительно посмотрела на красотку. Тут красотка и начала свою отрепетированную речь: - Здравствуйте. Меня зовут Анна, я работаю помощником Андрея Ивановича. Можно войти? - Да, пожалуйста, но Андрея Ивановича сейчас нет дома, что ему пере… - Я знаю, что его нет дома, он с друзьями на футболе, я ведь сама ему билеты покупала. Поэтому и пришла к вам, чтобы с глазу на глаз. Дело в том, что мы уже целый год как любим друг друга. Андрей просто сам, без толчка со стороны, никогда не решится уйти от вас, вот я и хотела поставить вас, так сказать, в известность. Любовь Михайловна, если вы еще хоть чуть-чуть любите Андрея, то должны его отпустить и не мешать его счастью. Ну, в самом деле, посмотрите на меня и посмотрите, извините, на себя. Мне двадцать пять, а вам ведь уже за пятьдесят. Дети у вас уже большие, должны понять…
Любовь Михайловна почти не выдала внутреннего пожара и тихо сказала: - Девушка, по-моему, вы какую-то ерунду говорите. Андрей Иванович не такой, ну, по крайней мере, я должна услышать все это лично от него, а пока я не верю ни единому вашему слову. Уходите. - Ах, не верите? Зря. Хотя я так и знала, что вы мне так сразу не поверите. Тогда я вам скажу какая у Андрюши татуировка на самом интимном месте. Сказать, или не нужно? - Какая еще татуировка? Что за ерунда? У моего мужа вообще нет никаких татуировок, а если бы и были, то я бы за, почти тридцать лет совместной жизни, знала бы. Не морочьте мне голову, всего хорошего. А может вы адресом ошиблись? - Да как же нет!? Каким адресом?! А ниже пупка, под трусами, почти на самом паху армейская татуировка «ДМБ 88-90», Скажете ее тоже нет?! - Какое ДМБ? Какие 88-90? Что за ересь? Вы или дура или сумасшедшая! Прежде чем пытаться портить людям жизнь, нужно было получше подготовиться. К вашему сведению, Андрей Иваныч служил не с 88-го по 90-й, а с 87-го по 89-й, я это точно знаю, потому что сама же его из армии и ждала. И даже если бы такая татуировка, допустим и была, хотя ее нет, то зачем на себя накалывать годы службы с ошибкой, да еще и на паху? Вы меня утомили, лжелюбовница моего мужа. Подите прочь, а то я сейчас нажму кнопку охраны…
Вечером после футбола вернулся Андрей Иваныч и жена пересказала ему слово в слово всю эту странную историю о приходе некой девушки Анны. Андрей Иваныч очень удивился, почесал затылок и сказал: - Все-таки она реально безумная, я всегда это чувствовал. Представляешь, не далее чем вчера, она настойчиво попросила вдвое увеличить ей зарплату и даже условие поставила, мол, если не прибавите - я уйду. Я ей, конечно, отказал, не люблю когда меня за горло хватают. Велел писать заявление об уходе. Так она как то странно ответила, что мол, вы не знаете с кем связались, я вам всю жизнь испорчу. Но я как-то не придал этому значения. Естественно, я тут же ее уволил, рассчитал и даже позвал начальника охраны, чтобы он лично проводил ее на улицу. А оно вот как выперло. Нихрена себе интрига. Ну, Люба, ты не переживай, я сделаю так, что она нас больше не потревожит.
Конечно же Андрей Иваныч в тот же вечер организовал, чтобы больше никогда не встретиться с Анной, даже случайно. Потом взял Барона - старого беспородного пса и пошел с ним гулять вдоль Серебрянической набережной. Подошел к перилам, вынул из кармана маленькую, зеленую, металлическую коробочку, открыл, посмотрел на прямоугольную печать и в последний раз прочитал на ней в зеркальном изображении: ДМБ 88-90, бросил коробочку в воду и быстро зашагал с Бароном к дому. Начинался дождь…
На собеседовании: - Меня заинтересовала ваша вакансия. Пожалуйста, отправьте мне контакты ваших бывших сотрудников, хочу спросить, рекомендуют ли они вас.
Мне было 14. Я шла с тренировки через парк. Некому мудаку лет 25 приспичило неожиданно устроить мне прощание с девственностью. У него перелом челюсти, а у меня девственность на месте и заявление о нанесении вреда здоровью средней степени тяжести. Благо в милиции разобрались и заставили его заявление забрать. Ибо нехер пытаться насиловать девочку, которая идет с тренировки по русскому рукопашному бою.
Эта удивительная история сохранилась в воспоминаниях Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Однажды в кабинете руководства Радиокомитета СССР раздался звонок, который запомнился всем надолго. Звонил Сталин. Вождь днем ранее слушал по радио 23-й фортепианный концерт Моцарта, исполнение которого его очень впечатлило. Так, что он спросил, могут ли прислать ему на дачу запись, уточнив, что «Играла Юдина». Отрицательного ответа, естественно, не предполагалось. Иосифу Виссарионовичу ответили, что, конечно, все пришлют. Когда вождь повесил трубку, все, кто находился в комнате, должны были застыть в оцепенении: ведь никакой записи не было — концерт передавался вживую… Было принято единственно возможное в такой ситуации решение: немедленно сделать пластинку. Вызвали Юдину, оркестр и дирижера. «Все дрожали от страха, — рассказывал Шостакович. — За исключением Юдиной, естественно. Но она — особый случай, ей было море по колено». Дирижера пришлось отослать домой — он не смог справиться со своим страхом и спокойно настроиться на работу. Вызвали другого. С ним произошла точно такая же история. Только третий дирижер смог взять себя в руки и сосредоточиться на управлении музыкантами. «Думаю, — заключал Шостакович, — это — уникальный случай в истории звукозаписи: я имею в виду то, что трижды за одну ночь пришлось менять дирижера. Так или иначе, запись к утру была готова. Сделали одну-единственную копию и послали ее Сталину. Да, это была рекордная запись». Утром пластинку поднесли Сталину. Про Марию Вениаминовну Юдину тут надо сказать отдельно. Она была самой эксцентричной фигурой за всю историю русской музыки. Окончила Петроградскую консерваторию в 1921 году по классу фортепиано профессора Леонида Николаева (у которого учился и Шостакович). На сцену выходила всегда в черном длинном платье со свободными «поповскими» рукавами (почти что ряса) и с огромным крестом на груди. Говорят, никому не были ведомы такие тайны звукоизвлечения, как Юдиной. Она играла с силой десяти мужчин! Музыкальные интерпретации Марии Вениаминовны воспринимались аудиторией, по свидетельству музыковеда Соломона Волкова, как иступленные проповеди. Но ей самой «только лишь» музыки было мало, и она часто, прервав свой концерт, обращалась к публике со стихами запрещенных тогда Пастернака и Заболоцкого. Эта удивительная женщина родилась в 1899 году в небольшом городке Невеле. Это была традиционная еврейская семья: мама — рачительная домохозяйка, отец — земский врач и много детей. Страстный, неукротимый темперамент, под впечатлением от которого находились ее коллеги и ученики, проявился еще в детстве. Во многом именно благодаря ему Мария была активной и любознательной девочкой, никогда не довольствовавшейся готовыми ответами. Первые уроки игры на фортепиано будущая пианистка получила в шесть лет. К 1912 году она окончательно осознала свое призвание и поступила в Петербургскую консерваторию. Но через некоторое время по семейным обстоятельствам была вынуждена прервать обучение и вернуться в Невель. В 1918 году произошло знаменательное знакомство еще юной Марии Юдиной с известным ученым Михаилом Бахтиным — он приехал в Невель преподавать в трудовой школе. Мария довольно легко, органично вошла в бахтинский кружок интеллектуалов. Михаил отмечал любопытную деталь — одаренную студентку Петербургской консерватории он будто никогда не видел «молодой», хотя Марии, когда они познакомились было всего 19, но очень она была серьезна и рассудительна. Бахтин рассказывал, что уже тогда она мечтала о служении, более высоком, чем служение искусству, ей всегда хотелось стать чем-то существенным, большим, важным. В 20 лет, в 1919 году, когда во всю бушует антирелигиозная пропаганда, она принимает православие. В дневнике она написала: «Нужно быть доброй, нужно согревать людей, не жалеть себя, творить добро — всюду, где можешь. Я хочу показать людям, что можно прожить жизнь без ненависти, будучи в то же время свободным и самобытным. Да, я постараюсь стать достойной внутреннего голоса своего». Диплом Мария Вениаминовна получала в 1921 году уже не в Петербургской, а в Петроградской консерватории. По окончании она осталась в должности преподавателя, а с 1923 года — профессора. С какой-то невероятной безбоязненностью, открытостью читала с консерваторской кафедры лекции рабочей молодежи о том, что любая культура, любая вообще сфера деятельности человека пуста без религиозных смыслов. Увольнение за «моральное растление» студентов, по сути, оставалось делом времени… В 1929 году состоялся ее первый сольный концерт в Москве, а в 1930-м Мария Юдина была уволена из Ленинградской консерватории. Поговаривали, что это крайне мягкое наказание за «излишнюю религиозность» и лишь счастливое стечение обстоятельств спасло пианистку от ареста. «Я сподобилась скромного минимума, — писала Мария Вениаминовна, — меня не арестовали, но довольно шумно изгнали из профессуры Ленинградской консерватории, также из прочих видов работ, долго я была без куска хлеба и прочее». Позже все временно наладилось: через пару лет Марии Вениаминовне удалось устроиться в Тбилисскую консерваторию — там она вела аспирантуру для пианистов, а позже ее приняли в штат Радиокомитета и в Московскую консерваторию, в которой она проработала до 1951 года. Долгое время Юдина преподавала и в Институте имени Гнесиных, но в 1960 году была оттуда уволена из-за нескрываемых православных убеждений. Громкий, одиозный 1939 год запомнился Юдиной огромной личной трагедией: покоряя горные вершины, погиб ее жених — альпинист Кирилл Георгиевич Салтыков. Она приняла его мать как свою, ухаживала за ней долгие годы. Никаких личных отношений у нее больше не было. Когда началась Великая Отечественная война, Юдина страстно хотела попасть на фронт и защищать Родину. Пошла на курсы медсестер, но поняла, что не справится: «когда пришла в госпиталь … обливала тяжелораненых слезами и помощи от меня было никакой. Значит, надо искать другое себе применение». Лиловыми от холода руками играла людям, сидевшим в неотапливаемом зале в валенках и шубах. Ездила в блокадный Ленинград с концертами. В подпоясанной веревкой солдатской шинели развешивала на московских столбах объявления: «Лечу с концертами в Ленинград. Принимаю посылки весом до 1 кг». В Гнесинке на уроках музлитературы студентам говорили: пишите, Стравинский — это ужасная, реакционная музыка. А в классе Юдиной это именно и играли ее ученики… Власти ломают психику Шостаковича. Загоняют в страх. Угрозами вынуждают признаться: всё, что он до этого дня написал, — череда заблуждений. Включая даже Седьмую!.. Композитор замыкается, пишет в стол. А в классе профессора Юдиной разучивают Квартет Шостаковича. Она зовет его на репетицию. Он входит в консерваторию. Юдина, раскрыв двери класса, на полном серьезе кричит уборщицам: стелите красные дорожки! К нам идет гений!… Юдина хорошо зарабатывала, но жила в крайней бедности, почти нищете. Получив гонорар, она раскладывала на столе стопочки. Вот это — на лечение сына консерваторской гардеробщицы, это — семье ссыльного священника, а это — рабочему сцены, которого она почти силком отправила в больницу, где выяснилось, что у него туберкулез. Для нее помощь другим — политзаключенным, друзьям и незнакомым людям — была не добродетелью, а нормой, всего лишь порядочностью. Она помогала всем, кто нуждался, отдавая все, что было и чего не было. За это ее многие осуждали — как это, занимать у одних, чтобы отдать другим? Но вернёмся к истории с пластинкой. Получив запись, Сталин вознаградил Юдину фантастическим по тем временам гонораром - 20 тысяч рублей. А в ответ Мария Вениаминовна пишет ему такое письмо: «Я благодарю вас, Иосиф Виссарионович, за вашу помощь. Я буду молиться за вас днем и ночью и просить Господа простить ваши великие грехи перед людьми и страной. Господь милостив, и Он простит вас. Я отдам деньги церкви, в которую хожу». Это было хуже самоубийства. Но никаких репрессий против Юдиной не последовало. Рассказывали, что когда Сталин умер, то эту самую пластинку Моцарта нашли на проигрывателе рядом с кроватью вождя. Можно как угодно относиться к этой истории, но даже очень скептический Шостакович настаивал на ее правдивости.
История самого знаменитого в мире фантастической литературы дуэта братьев Стругацких началась со спора. Однажды, в конце 50-х годов, Борис с женой и Аркадий прогуливались по Невскому проспекту, обсуждая новые книги о полетах на Венеру. Тема была невероятно актуальной - особенно перед началом эры покорения космоса. Братьям новая фантастика совершенно не нравились: скучные, написаны под копирку. На что жена Бориса Стругацкого заметила, что читателям очень легко критиковать, ведь сами они не пишут книг. Братья восприняли это замечание как вызов, и в 1959 году появилась первая совместная повесть Стругацких «Страна багровых туч» о венерианских приключениях экспедиции землян.
Их разделяла двенадцатилетняя разница в возрасте – они почти принадлежали к разным поколениям. Старший брат Аркадий – филолог, переводчик с японского языка, буквально фонтанирующий идеями. Младший - Борис – бывший кадровый офицер, ученый-астроном, который уравновешивал брата и умел отыскать среди множества идей ту самую, которая увлечет миллионы читателей. Даже жили они в разных городах: Аркадий Стругацкий – в Москве, Борис – в Ленинграде. Несмотря на это, братья прекрасно дополняли друг друга и в результате подбирали ключи к сердцам и «лириков», и «физиков». Журналисты в интервью не раз спрашивали, как же Стругацкие пишут вместе, ведь так трудно найти общий язык в творчестве. Есть байка, что однажды, устав от однообразных вопросов, кто-то из братьев пошутил: «Очень просто. Так как один живет в Москве, а другой в Ленинграде, мы съезжаемся в Бологом, сидим в станционном буфете, пьем чай и пишем».
На самом деле Стругацкие долго выстраивали совместную работу. Сначала придумывали сюжет, героев, потом писали каждый свой кусок отдельно или даже один и тот же отрывок одновременно, а потом «сращивали» разные части. Этот метод был «не самым рациональным», и братья-фантасты перешли к совместной работе в прямом смысле слова - за одним столом.
В чем же секрет невероятной популярности Стругацких, которая сохраняется и по сей день? Почему до сих пор в сети существует масса фанатских сообществ, читающих и обсуждающих «Трудно быть богом» и «Улитку на склоне»? По какой причине экранизации книг Стругацких выходят в России и за рубежом? Почему так популярна компьютерная игра S.T.A.L.K.E.R, сюжетно связанная с повестью «Пикник на обочине»?
Стругацкие никогда не боялись экспериментировать, то посылая своих героев к неизвестным планетам, то помещая их в сказочное пространство, полное магии и волшебства, то отправляя в прошлое или будущее. Но их книги никогда не превращались в абстракции. За фантастикой прячутся подчас острые сатирические сюжеты, но самое главное, в героях Стругацких читатель узнает самого себя: человека, который каждый день делает выбор - иногда простой и понятный, иногда сложный и болезненный. Потому произведения знаменитых писателей остаются на книжных полках до сих пор, открывая новым поколениям и глубины космоса, и глубины человеческой души.
После смерти старшего брата Аркадия, Борис написал два романа под псевдонимом С.Витицкий, но его произведения не обрели такой популярности, как совместные тексты. Писатель признавался, что он как будто бы продолжал «пилить толстое бревно литературы двуручной пилой, но без напарника».
Комментатор матча по мини-футболу: "В Красноярске площадка была на два метра шире и на два метра длиннее стандарта. Казалось бы, дополнительные четыре квадратных метра, но разница по ощущениям казалась колоссальной."
Опять про интернат ("отнял 2 года жизни, почти 50 лет назад): В интернате был огромный коридор, по обе стороны его двЕри в большой тамбур (метров 7 длиной), а из него - две двери в жилые комнаты. Все, кто был старше 7-го класса, курили и, иногда, выпивали 30 мл (в такой таре в Венгрии продавались некоторые алкогольные напитки) + по вечерам, после ужина, многие играли в карты (что тоже строжайше запрещалось). Понятно, что интернатская власть стремилась бороться с пороками и часто устраивала налёты на комнаты: тихо открывали первую дверь, на цыпочках подходили ко второй(в комнату) и тогда врывались к детям. Часто находили на столах карты и бутылочки, потом следовали репрессии. Только нашу комнату за 2 года ни разу не поймали на "преступлениях" и никто не мог понять почему (ни "братья по крови", ни воспитатели), а мы тайны не выдавали почти до окончания школы. Секрет был прост: я из дома привёз катушку ниток, размотал их. Конец чёрной (совершенно невидной на полу!) нитки кнопкой прикрепил снизу первой двери (в большой коридор), нитку слегка натягивал и катушку ставил на край стола, за которым мои друзья "отдыхали". Как только катушка спрыгивала со стола и катилась к двери, парни имели 15-20 секунд (пока воспиталки крались ко второй двери - в жилую комнату), что-бы спрятать всё нелегальное от воспитателей, а на столе всегда лежали несколько учебников, тетрадей и тут-же сидели... вах, какие ПРИМЕРНЫЕ ученики...
В разгар так называвмой «Новой экономической политики» в середине 1920-х один из руководителей ГПУ пригласил звёзд столичного делового мира к себе на беседу. - Что же вы, дорогие граждане нэпманы, не желаете хранить деньги в государственных трудовых сберегательных кассах? - заорал уполномоченный по амнистии капиталов. - Или вы, такие-сякие, не верите, что рабоче-крестьянская власть гарантирует сохранность всех вкладов? - Мы, гражданин начальник, - пискнули нэпманы, - не сомневаемся, что власть гарантирует сохранность всех вкладов! А вот как насчёт сохранности вкладчиков?
Случилась со мною напасть - пару недель назад повадилась с рассветом прилетать птица, похожая на голубя, и стучать клювом в окно. Солнце в здешних экваториальных широтах круглый год восходит в 5:15, но просыпаться я привык несколько позже. Твою дуську! Причём голубь (будем называть его так) продолжал атаковать стекло примерно каждые 15 минут, пока я завтракал и собирался на работу. Тюк-тюк-тюк! потом опять: тюк-тюк-тюк! Бесит. В образовавшееся от ранних подъёмов время я делал зарядку и обдумывал планы избавления. Пришла мысль, что птица пытается склевать пятнышки на стекле. Тщательно вымыл окно. На следующее утро - тюк! Тюк-тюк! Насыпал на подоконник риса: обожрись и не клюй окно! На рис слетелись воробьи, голубь упорно тюкал куда ему надо. Смазал подоконник вонючим солидолом: скользко, запах отпугнёт. Упрямая тварь стала, тюкая, цепляться когтями за боковую часть рамы, а солидолом воняло в комнате. Нашёлся сведущий человек, объяснил, что данный молодой самец бьётся насмерть со своим отражением в стекле. Посоветовал для отпугу вырезать и прилепить большой чёрный силуэт сокола, прислал ссылку на картинку, даже с размерами. Вырезал, прилепил. Тюк-тюк! Не помогло. Тяжелый случай, вздохнул сведущий человек. Тогда только занавешивать окно снаружи. Три дня я вечером развешивал, а утром снимал кусок ткани с окна. По своему идиотизму это напоминало подъём флага, зато стал высыпаться. Однажды вечером вернулся поздно, забыл "флаг спустить"... тюк-тюк-тюк в 5:15 ! Сколько это будет продолжаться, раньше ж не было? - воззвал я к сведущему человеку. Оказывается, ещё месяц, до конца птичкина брачного периода. "Флаг - поднять!"
Авиационный полк в нашем азиатском городке стоял всегда. Наверное с довоенных времен. Патрули военной комендатуры ловили самовольщиков, а погнутые пропеллеры были печальным украшением русского кладбища. После войны прошло только десять лет, и жизнь в городе была трудной. В военном городке она была другой, но тоже трудной. Когда и почему появился доктор Иванов с семьей в этой части, известно -- по приказу. Там всё происходит по приказу. Где он учился и где проходил службу до этого -- неизвестно. И тоже понятно -- почему. Где-то он служил до этого, потому что приехал к нам уже опытным врачом. Где-то он учился, и учили его хорошие учителя. Помянем их добрым словом, потому что был он хорошим врачом. Не чета многим нынешним.
У него была редкая специализация -- авиационный врач. Поэтому, приехав и обустроившись, он стал искать контакты с городскими жителями. Лётчики ведь - это молодые люди с отличным здоровьем, и если работать только с ними, то через лет пять от квалификации терапевта останутся только воспоминания и латынь. Были, были у военного доктора Иванова большие планы в авиационной медицине, но об этом - потом. Это к тому, что поиск пациентов среди местных жителей не был для него самой важной задачей. Через несколько месяцев среди евреев в городе поползли осторожные слухи о докторе в погонах, который лечит гражданских. Лечит хорошо. И, что удивительно в это тяжелое время, - лечит бесплатно.
Всю эту историю я знаю из разговоров старших. Почему я упомянул евреев. Доктор лечил пациентов. Это были узбеки, армяне, таджики, русские. Я же был частью местной пёстрой еврейской общины. В те времена там жило до 18 тысяч евреев. Вот о них и речь. Огромная машина войны организованно и неорганизованно приносила волнами десятки предприятий и организаций. И десятки тысяч людей. Заводы снабжали армию, госпиталя лечили и хоронили раненых. В этой массе организованных и неорганизованных и приехали почти двадцать тысяч евреев.
Что можно еще сказать о жизни этого колониального городка и его русскоязычных обитателей. Жизнь кипела, и ничего не происходило. Сейчас я глубже понимаю, сколько печали и боли было в жизни моих соплеменников. Это были обломки семей, сообществ -- беженцы в самом трагическом значении этого слова. Перебираю в памяти одногодков и обнаруживаю, что почти все -- жили в семье с отчимом. Много было одиночек с неустроенной судьбой. Жить воспоминаниями, однако, было невыносимо и невозможно. Поэтому собирались шумными компаниями за скромным праздничным столом, смеялись, шутили, слушали патефон, сами пели. Из этой массы приходили к доктору Иванову сложные пациенты.
Наш сосед Лазарь-кровельщик при обследовании отвечал "болит" на прикосновения к любой части тела. Мудрый доктор не отступился. Он уже знал, что Лазарь пробавляется случайными заработками по ремонту крыш. "Я не могу Вам сейчас поставить диагноз", - сказал он. "Освободите 2-3 дня от работы, затемните спальню ( солнце там ярче чем на Канарах). Можете понемногу есть и пить. Главное -- спите. Вначале можете принять эту таблетку. Выспитесь-приходите". Через четыре дня доктор поставил Лазарю диагноз и назначил лечение. Сколько было пациентов, - я не знаю, мал был, да никто их не считал. Большинство анализов доктор делал сам--убедился что местная лаборатория горздрава дает неправдоподобные результаты. Иногда сам готовил лекарства. Смутно помню, что доктор лечил моего отца тоже.
Особенно зацепилась в памяти история болезни доброй знакомой моей мамы - тети Двойры. Дочка шойхета из какого-то украинского городка, она потеряла с войной половину жизни. Муж-еврей пропал без вести в первые дни войны. Всем было понятно, что это означало. Всем, кроме военкомата. Пропал без вести - значит не погиб. Значит пенсия семье не положена. Она приехала в город с сыном и дочкой в 1948г. после долгих мытарств тяжело больным человеком. Семейство (мальчик был постарше) поселилось в самой худшей кибитке у нас во дворе. Много лет позже соседи вспоминали, как дети носили домой воду из уличной колонки. Их мама не могла эту тяжесть поднять. Дети несли ведро вдвоем, просунув палку под дужку оцинкованного ведра. Сразу после войны Двойре удалили одну почку, и после этого каждое движение причиняло ей боль. Моя сестричка училась тогда говорить, она звала Двойру-"тетя Ой!". Но она двигалась, боролась за жизнь детей и ее умные глаза за стеклами очков всегда доброжелательно смотрели на нас, соседей. Я был малышом и любил ходить к ним в гости.
И вдруг Двойра остро заболела. Вся распухла от водянки. Врач в поликлинике обьяснил, что перестает работать единственная почка. Он не может ничем помочь. "Ну, не могу же я её заменить!..." Родственники у Двойры были, но жили они далеко. Остаточек жизни "тёти Ой!" стал ощутимо коротким. Учёная жизнью, наша мама (Да будет земля ей пухом!) в таких ситуациях отражала удары судьбы без жалоб и слёз, с быстротой и упорством опытного гладиатора. В пределах и за пределами возможного. Она сбегала к доктору домой и договорилась с его женой о визите. Вечером на такси привезла больную на прием. Эта поездка на такси внутри города обошлась ей в недельную зарплату, но другого выхода не было. Увидев Двойру, доктор изменился в лице: "Что ж вы не сказали, что она в таком тяжелом состоянии! Я бы сам пришел..". Он успокоил больную, снял самые угрожающие симптомы, назначил рентген и анализы. Пару раз он навестил больную в её тщательно выбеленном и чистеньком глинобитном жилище с глиняным полом.
Через неделю пригласил в свой домашний кабинет и всё обьяснил. "У Вас излишний вес". (Её рацион я помню до сих пор на вкус - чай и слегка присыпанные сахарным песком очень вкусные твёрдые сухарики из черного хлеба). "Из-за излишнего веса сместились внутренние органы. Мочеточник пережимается и скручивается вот так": он взял папиросу, ловко смял и скрутил бумажную трубку мундштука. Очень просто и наглядно. Назначил процедуры, обьяснил, что нужно делать, и выписал необходимые лекарства. Здоровье Двойры пошло на поправку.
Всё кончилось за несколько секунд. Доктор Иванов никогда не узнал отдалённых результатов лечения. Катастрофа была нелепой, непредсказуемой, и как всегда - неожиданной. По городу громом прокатилась новость. Доктор погиб. Задохнулся.
Кроме службы и лечения страждущих он занимался, оказывается, ещё одним очень интересным делом. Он придумал и соорудил стенд, на котором на земле можно было смоделировать разгерметизацию кабины самолета на большой высоте. Тренировать пилотов. Испытывать высотные скафандры, которые только начали поступать в авиацию. Вряд ли это был просто интерес. Возможно за этим стоял план диссертации. К несчастью, стенд оказался очень эффективным. Доктор показывал стенд приехавшему в гости коллеге и они вместе зашли внутрь камеры. Механик, смастеривший эту камеру, зашел вместе с ними. Ему, конечно, было интересно услышать оценки его работы. Захлопнул кто-то из них герметичную дверь, или она захлопнулась сама -- этого я не знаю. Защелка двери изнутри не открывалась и была сблокирована с вакуумным насосом. За несколько секунд он откачал из камеры воздух. Доктора нашли с ножом в руке. Он попытался разрезать прорезиненную стенку камеры, но не успел дотянуться.
В последний путь провожали их сотни людей. Наверное оркестр, как обычно, играл траурный марш Шопена. Малолеток на эту церемонию не взяли. Рассказывали, что вдова плакала и причитала: "Коля, Коля, как много собирался ты сделать!...". Похоронили всех троих рядом. Остался у доктора маленький сын. Через какое-то время один из бывших пациентов (русский -- отмечали рассказчики) женился на вдове и обещал достойно воспитать мальчишку. И всё!
******** Каждое утро со стороны военного городка по-деловому быстро поднимается солнце. С окружающих гор в долину лениво дует ветер. Незабываемый состав этого ветра летом такой: запахи пересохших трав, отдельно -- горький запах полыни, много тонкой-тонкой, как мука, глинистой пыли, прокалённой солнцем до стерильного состояния. И немножко горячего воздуха. За военным городком, туда, ближе к восходящему солнцу, лежит пустыня. Там, где нет воды, эта пустыня безжизненнее барханных песков -- утрамбованная прокаленная земля. Глинистую пыль ветерок несёт с холмов, которые когда-то были городищами. Там жили, любили, страдали люди. Время, как цунами, смыло их имена. Неизвестно, как назывались города. Даты их существования известны плюс-минус пятьсот лет. Археологам неинтересно их раскапывать.
Уже в более близкое время промаршировали в Туркестан солдаты белого русского царя и присоединили эти древние земли к его владениям. Потрясения семнадцатого года в Петербурге притащили сюда на окраину империи с запозданием на пять - семь лет советскую власть. Далёкая Европа затрещала от землетрясения мировой войны и новые страшные волны выбросили сюда людей и куски совсем другой жизни. Небогатые, почти нищие в своей массе аборигены приняли чужеземных беженцев с пониманием и состраданием. А потом волна цунами схлынула. В одну ночь испарилась советская власть. Под нарастающий рокот национализма потомки тех беженцев эшелонами в страхе разъехались по разным направлениям.
Давно я не был в городе моего детства. Его уже и нет. Сейчас там осталось десять еврейских семей. Да и остальных европейцев не намного больше. На русском кладбище, что неподалёку от городской тюрьмы, могучие клёны и чинары осыпают осенью заброшенные могилы жёлтыми и красными листьями. Стойка со скрипучим пропеллером на могиле лётчиков давно уже проржавела и упала. Неподалёку -- расположены три могилы, в одной из которых -- доктор.
Вспоминая эти городища, я понимаю, что пройдет ещё сотня лет и время равнодушно сотрёт и это кладбище и память о всех и всём. Не зря же говорят - вечная память. Память на время, на век, пока живы люди, которые видели что-то и слышали что-то. Поднимая в памяти эти события, я думаю: от тех людей в городищах не осталось ничего -- кроме пыли. Что же оставил доктор? Он не стал директором научно-исследовательского института, он не увидел старта Гагарина, не оставил учеников...
Он был честным человеком и остался в памяти благодарных пациентов, которые пережили его на двадцать, тридцать, сорок лет. Он был счастливым и свободным человеком, потому что его умная голова и любимое ремесло врача давали ему несомненно свободу даже в то сложное время. По земле ходят (я уверен в этом) внуки и внучки доктора Иванова - его наследники.
Он оставил им, мне, а теперь уже и Вам эталон порядочности, доброты и профессионализма. В одном слитке. Что, поверьте мне, не часто встречается.
Разве ж этого мало ?!!
Мама, беженка из Бреста, считала, что ей довелось встретить на жизненном пути праведника.
На курсах по здоровому образу жизни инструктор физкультуры: - Физические нагрузки полезны для здоровья. Поднимаясь по лестнице пешком, не пользуясь лифтом, вы продлеваете себе жизнь. Один из занимающихся на курсах, руководитель строительной организации: - Особенно, если это лифт от нашей фирмы.
Насмотрелся я на стобальников… В одном мегапрестижном столичном ВУЗе, где проходной балл на бюджет 98 и выше, работал с выпускниками-бакалаврами. В группе из 24-28 человек, обычно, есть краснодипломная элита: одна-две прям очень умные девочки - отличницы-отличницы и один парень - отличник-карьерист и один настоящий «ботаник» с отсутствующим взглядом. Помимо элиты из группы выделяются один-два смышленых парня-предпринимателя со свои бизнесом. Вот ни один из них, как правило, не был стобальником. Почти всегда лучшие ученики обучаются за деньги. И есть общая масса довольно средних ребят. Вяло интересующиеся специальностью. И в целом - мало чем интересующимися. Со скучными ВКР (дипломные работы), невнятными ответами на экзаменах. Вот среди них как раз большинство стобальников. Как это работает - загадка. Почему школьная элита сдувается, а крепкие середняки выходят в лидеры.
Ну и, конечно, в каждой группе дипломников обязательно есть один веселый раздолбай, чудом продержавшийся четыре года в престижном ВУЗе. Вполне вероятно, что именно он, лет через десять, будет руководителем, принимающим и увольняющим своих одногруппников. Ибо, как говорит популярная наука, в наше время самое главное это эмоциональный интеллект и его основной компонент - эмпатия. Но такого предмета в ЕГЭ нет и вряд ли когда будет.
В книгах по фен-шую рассказывают, как расставить в квартире мебель для того, чтобы жизнь была счастливой. Лучше бы они объяснили, где взять денег на жизнь. А то, что мебель должна стоять у стен, все и так знают.
