Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Историю услышал вчера от непосредственного участника. Не поверил. Пришёл домой, проверил. Всё правда.
Всем известно, что радио изобрёл Попов, паровую машину - Ползунов, стратегический бомбардировщик - Сикорский, а лампочку - Лодыгин. Русские Кулибины всегда шли впереди планеты всей. А знаете ли вы, что технологию самолёта-невидимки "стелс," с помощью которой американские ястребы уже тридцать лет обманывают радиолокационные станции (РЛС) своих жертв, тоже изобрели в Советском Союзе? Точнее, в фашистской Германии. Но не в этом дело.
Помимо других технологических успехов, фашистская Германия породила экспериментальный бомбардировщик Хортен-229. Его тоже плохо видно на радаре. Он отличается от современных американских Ф-117 и Б-2 в основном тем, что сделан из дерева. А форма фюзеляжа и положение реактивных двигателей ну очень похожи. Американцы в 45-м этот чудо-аппарат захватили, ничего не поняли, и отправили на склад. Через двадцать пять лет откопали и изучили. Но почему именно тогда? Доктрина изменилась? Нет.
В начале семидесятых один молодой человек, с подозительным именем Денис Оверхользер и электротехническим образованием, работал переводчиком в секретном исследовательском отделе огромной американской авиафирмы Локхид Мартин. Работа была непыльная: Денис читал и переводил несекретные технические публикации исходящие из Советского Союза относящиеся к авиации. Работа непыльная, но скучная - всё интересное было вымарано недремлющими товарищами откуда надо. Так, наш Денис продолжал усердно переводить инструкции для сборки игрушечных самолётиков, надеясь уловить из них секрет скорости перехватчика МиГ-25.
Но труд его оказался ненапрасен. На стол к Денису попал совершенно несекретный опус молодого московского инженера Петра Яковлевича Уфимцева, изданный в Москве, в издательстве Советское Радио, в 62-м году (эпоха карибского кризиса!). Небольшой тираж объяснялся специализированностью предмета: "Метод краевых волн в физической теории дифракции." Но и это название видимо привлекло внимание какого-то работника посольства или военного атташе США в Москве.
Денис заглотнул книгу целиком и офуел. Конкретно. Уфимцев описывал комьютерный алгоритм собственного создания, способный подсчитать эффективную площадь рассеяния для самолёта абсолютно любой формы (видимый размер объекта на радаре). Из результатов он вывел, что соблюдая некоторые геометрические ограничения в форме самолёта, этот параметр можно снизить если не до самого нуля, то почти. Сначала Денис решил, что этого Уфимцева надо бы срочно завербовать, или вообще похитить из лап коммунистов. Но потом он увидел, что всё требуемое уже честно и дотошно описано, и остаётся только сконструировать самолёт-невидимку. Написав докладную, он побежал к начальнику.
Но бюрократ не оценил доклада. В это время фирма разрабатывала истребитель Ф-16. Испытывался знаменитый транспортник "Геркулес". Катастрофа во Вьетнаме набирала обороты. Взрослые дяди серьёзно играли в войну. Было не до невидимок, привидений, и летания на метле. Оверхользер настоял. Опять настоял. Когда настойчивый переводчик не пожелал по приглашению шефа покинуть кабинет, шеф взял его за шкирку и под зад выкинул из кабинета. Буквально. "Занимайтесь своим делом, Оверхользер! Переводами! Конструкторов у нас хватает!" И дверью хлопнул. Но не тут-то было. Упрямый переводчик добился своего и передал доклад пинженерам. Те Подход оценили, прикинули возможные формы фюзеляжа, откопали тот самый немецкий трофейный самолёт, крепко поработали, и уже через десять лет футуристическая глыба тактического ударного самолёта-невидимки Ф-117 взмыла в небо.
Шли годы. Прошла война во Вьетнаме. Кончалась и холодная. Но Оверхользер никогда не забыл, кому именно он был обязан за взлёт своей карьеры. В 1990-м году он наводит справки через посольство в Москве, а не проживает ли мол такой Пётр Яковлевич. Оказалось - проживает. Во Фрязино. И работает по специальности, в Институте Радиотехники и Электроники АН СССР. Американский коллега зовёт советского в Штаты - приглашённым лектором. Оверхользер, конечно, всегда мечтал встретить своего гениального, но непризннанного коллегу. И вручить ему какой-нибудь орден за непреднамеренное повышение военной мощи вероятного противника. Или за действия, приведшие к обогащению капиталистического концерна Локхид Мартин.
Но один вопрос терзал его, вопрос, который ему наконец удалось задать на приёме в честь гостя. "Пётр!" сказал Денис, "Ну почему? Почему, из самой секретной страны в мире утёк такой, хоть и не решающий, но важный секрет? И почему Советский Союз никогда не создал своих самолётов-невидимок? Ведь возможности были!"
"Дело было так," сказал Уфимцев на приличном английском. "Написал алгоритм. Посчитал. Попробовал экспериментально. Сошлось. Пошёл к шефу. Тот приказал перестать заниматься куйнёй и интенсивнее разрабатывать РЛС. Я настоял. Шеф не уступал. Дискуссия перешла на повышенные тональности. В конце концов он схватил меня за шкирку и ударом профессионального нападающего пнул под жопу за дверь. Я обиделся и написал монографию."
В одном питерском НИИ гудел юбилей. Гудели весело, так как юбиляр был едино уважаем и обожаем. И физику он двигал на международном уровне, и смену растил с любовью. Так что с подарком благодарные ученики расстарались. Полгода готовились.
В разгар веселья поднимается один доцент и произносит тёплые слова. А в завершение достаёт из кармана небольшой стеклянный цилиндр. И говорит, что в материальном смысле подарок не ах, а вот в научном... Короче вот, Александр Борисович, оцените. В колбе находится шарик из антигравитационного материала!
Юбиляру передают колбочку. Шарик в ней действительно как земли боится. Как ни поверни - стремится к высшей точке колбы. Притихли учёные. Кто знает секрет, про себя улыбаются: не угадает шеф. Больно хитро задумано. А кто не знает, те думают. Может и вправду открыли гравитационный фотон и сварганили против него зеркальный материал? Это уже Нобелем пахнет!
А юбиляр прищурился хитро и спрашивает: "А чего это, ребятки, шарик в колбу заключён?" Не растерялся доцент. Говорит - материал пока не доработан, быстро окисляется, и потому заключён в инертный газ. "Тааак," говорит профессор. "Инертный газ, говорите? Тяжеловатый у вас, ребятки, инертный газ. Никак ксенон." И раскрывает всем тайну. В точности, будто сам делал.
Дело было так. Идея антигравитации витала, но как сделать доцент придумал только за неделю до юбилея. Стеклодувы выдули тонюсенький кварцевый шарик, затем откачали из него воздух. Чтобы полегче был. Его вложили в колбу, накачали ксенона под давлением, и запаяли. Ксенон газ тяжёлый, атомарный вес у него 131. А ещё под давлением. Шарик в нём буквально плавал.
Во время объяснения доцент перестаёт улыбаться и густо краснеет. Полгода думали! Может слил кто? Ведь точно гад рассказывает! Гений! Объяснение заканчивается, доцент кивает что, мол, всё правильно. Комната наполняется аплодисментами и банкет заканчивается. Точнее, продолжается.
Доцент подкатывается к юбиляру - как Вы догадались? А он всё шутит, мол, поживи с моё, может и ты поумнеешь. Но водка сделала своё дело, и юбиляр объяснил доценту: "Антигравитацию в рамках нашей лаборатории я исключил. А следовательно в том, что шарик плавает, не сомневался." "Но как вы узнали что это ксенон?" взмолился доцент. "Ведь можно было использовать, например, гексафторид урана, который у нас имеется?"
"Элементарно," ответил шеф. "Зачем ещё у твоего стола может неделю стоять баллон с ксеноном? Рабочее место за собой надо убирать, молодой человек!"
Байка эта от Джорджа Орвелла. Я думаю что верить можно. Орвелл её услышал из первых рук и сам ей верил настолько, что поделился с читателями английского журнала "Трибьюн". А к вранью в газетах он относился категорически отрицательно. Да и история-то, в общем, не очень удивительная. Тысячи таких было.
В грозовом 1944-м, в ходе несколько запоздалого освободительного марша по братской Франции, доблестная армия Его Величества взяла в плен вражеское подразделение с русским триколором и буквами РОА на рукавах. Оформляя пленных, штабисты британской контрразведки наткнулись на двух смуглых пареньков. Все попытки выудить из них какие-либо личные данные с треском провалились - они отказывались понимать простейшие вопросы на всех языках известных прекрасно образованным британским офицерам. При этом лопотали между собой, улыбались, и вели себя совершенно невраждебно. Сослуживцы показали, что пареньки всегда держатся вместе, с другими не водятся, но отлично понимают несколько слов на великом русском командном. Откуда они взялись не знали и офицеры-власовцы.
Уязвлённые, разведчики вызвали ведущего оксфордского специалиста по малоизвестным славянским языкам (благо он знакомый, половина офицеров в Оксфорде обучалась). Профессор серьёзный. О нижнелужицком языке, например, книгу написал, кашубский понимает как родной, а на древнеславянском чуть ли не стихи пишет. Приехал профессор, заговаривал с пареньками и так и этак, но уехал ни с чем. Ну и ладно - оставили их в покое в лагере военнопленных. В общем-то не до того, война идёт.
А в лагере том дослуживал старый сержант, ветеран, протопавший всю Азию, воевавший в Бирме, Индии, Афганистане. И вот однажды он случайно слышит разговор между пареньками. И моментально узнаёт язык. Дело в том, что наши герои говорили ни на каком другом, а на одном из нескольких тибетских языков. У них там горы высокие - тут один язык, а в соседнем ущелье уже совсем другой. И именно в правильном ущелье пришлось служить сержанту в молодые годы. Пареньков взяли обратно в оборот и с помощью сержанта легко узнали следующее.
Однажды, во время прогулки в горах эти парни, родные братья, видимо заговорились, завернули в неправильную долину, и перешли через ту воображаемую но святую линию, которую рьяно охранял товарищ Карацупа, его верный пёс Ингус, а также остальные бойцы Главного управления пограничной и внутренней охраны НКВД СССР. Братьев хватают, профессоров-лингвистов из Москвы почему-то не вызывают, а вместо этого посылают без промедления на одну из строек социализма. С началом войны братьев, как особо не провинившихся, сразу призывают, в запасном полку обучают команде "Ура!", и с маршевой ротой отправляют на фронт затыкать очередной прорыв. Время было суровое, людей не хватало. Взяли их в плен или же они сами перешли к немцам - история умалчивает. С ориентированием на местности у них, известно, было слабовато, и возможно они просто заблудили в траншею врага.
В немецком лагере братья через некоторое время записыиваются в хиви (не понимая при этом ни слова) и, неудержимо влекомые судьбой отправляются в группу армий "Африка", под командование "Лиса пустыни" Эрвина Роммеля. Надо думать, служат в обозе. С Роммелем эвакуируются в северную Францию, где вскоре после высадки в Нормандии их, в силу славянского происхождения, одевают в форму РОА и бросают на фронт затыкать очередной прорыв. Там незадачливые братья и попадают в плен к британцам.
Всё это время они не разговаривали ни с кем кроме друг друга, и не имели ни малейшего понятия где они, зачем, и вообще что вокруг происходит. Тем не менее с ума не сошли, а наоборот стойко переносили все тяготы и лишения воинской службы, как им завещали в запасном полку.
В конце байки Орвелл шутит, что для завершения сюжета стоит этих парней записать в британскую армию и отправить на войну с империалистической Японией, чтобы в один прекрасный день они подошли к родной деревне, но со стороны противоположной той, в какую ушли лет десять назад. Боюсь, что они и вправду в конце концов оказались поближе к родине, но отнюдь не в качестве гвардейцев Его Величества. Но хочется верить, что железные нервы их не покинули, и судьба их сложилась не так плохо как могла бы. Жуткое оно, это китайское проклятие - "Чтоб ты жил в интересные времена!"
История эта, записанная со слов непосредственного участника, произошла в году этак девяносто первом. А может быть и не в первом, не суть. А суть в том, что группа третьекурсников биолого-почвенного факультета тогда ещё ЛГУ выехала на белгородчину, на практику. Почему именно туда - врать не буду. Может у них там почвы удивительные и отличные от неизменного питерского болота. А может быть руководитель группы был знатным копателем и собирателем всяких там немецких котелков-автоматов, которыми богата белгородская земля, впитавшая в себя не одну дивизию СС. А кроме сувениров, земля та родит в неизмеряемых количествах сахарную свёклу-буряка, из которой местные бабки варят эликсир в котором, по слухам, ложка стоит, а постояв с минуту и вовсе растворяется на составляющие атомы. Не говоря уже о влиянии такого эликсира на человеческое сознание.
Группа была самая обыкновенная - были в ней и ботаники (и в прямом и переносном смысле), и лодыри, и был даже один негр. Помимо кофейного цвета кожи, ярко выраженных губ и волос мелким бесом, негр этот обладал фантастически шикарным именем: Габриэль Рабинович. Звали его Габи, в честь той героини Светличной с которой Штирлиц танцевал, но не более. История умалчивает каким образом отец Габи, корабельный врач Балтийского морского пароходства, сумел привезти из Кубы тропическую красавицу-жену, и сколько шила пришлось списать на капитана судна, особиста, и всяких таможенных чиновников, но кончилось всё успешно, благодаря папашиной пробивной силе, которую, впрочем, в отличии от орлиного носа и кошмарного зрения, наш герой не унаследовал.
Когда в первый день группа стала лагерем на краю небольшого леска, первым делом, конечно, возникла проблема пополнения запасов горючего, кончившегося в поезде ещё не доезжая Курска. Решили не дожидаясь вечера послать в близлежащую деревеньку группу захвата. Командиром группы был назначен известный приколист Витька Петров, который, именно прикола ради, взял с собой Габи, удивить местное население. На Габи даже в питерском метро иные политически неподкованные бабки показывали пальцем, а тут и тем более. Деревенька была небольшой, в одну улицу главную, и одну второстепенную. Как раз на углу, под красной тряпкой гарантирующей Миру Труд в Мае, находился сельмаг. Он, конечно, был закрыт, но на крыльце, видимо в силу традиций, покуривал местный ценитель зелёного змия. Ценил он его, судя по всему, с раннего дошкольного возраста и вплоть до данного момента, а следовательно являлся особо ценным языком. Завидев Витьку с Габи алкаш почему-то ничуть не удивился, и проявил неожиданную проницательность, дав показания не дожидаясь допроса. Вам, ребята, видимо к бабе Клаве - направо около колонки и третий дом слева.
Дом нашли без проблем, и Витька, мерзко хихикая, послал робкого Габи стучаться в дверь, а сам расположился сбоку, но так, чтобы увидеть реакцию бабы Клавы на представшего пред ней негра. Может со страху самогону нальёт подешевле, а может и весь аппарат отдаст. Но дверь не открылась, а открылось окошко, а из окошка высунулась голова размером примерно с это самое окошко, бритая наголо, а цвета лилово-чёрного. Оценив ситуацию, голова неожиданно предложила - ну, заходьте, заробитчанэ...
Тем вечером по следам пропавшей группы захвата вышла группа прикрытия. После непродолжительного поиска группа подошла к дому, у крыльца которого лежал Витька со стаканом в руке, любовно глядя на звёздное небо стеклянными глазами, в позе человека готового обнять всю вселенную. В дверном проёме, в трусах и майке, стоял младший научный сотрудник Харьковского ВНИПИ Черметэнергоочистка Петро Омагумби, гостивший у тёщи в деревне, и тихо напевал "Iхав козак за Дунай." А придерживаясь для пущей стабильности за перила, с крыльца деловито мочился студент третьего курса славного биолого-почвенного факультета ленинградского государственного университета Габриэль Михайлович Рабинович.
Понедельник Наш институт по истечении первой декады решительно вступает в двадцать первый век! Вместо доски объявлений (пробковая такая, с кнопками) в коридоре повесят жидкокристаллический телевизор с лентой новостей института! Нанотехология решает!
Вторник Аппарат повесили на вращающемся кронштейне. Отстоит от стены на полметра и провода торчат. И изображение видать - если встать по стойке смирно к противоположной стенке.
Среда Зам. директора, проходя по коридору, протаранил телевизор головой. Телевизор в пределах нормы.
Четверг По экстренной директиве сверху, в целях улучшения заметности телевизора, да и для пущей эстетики, провода и кронштейн с помощью гвоздей и молотка заключили в коробку "под дерево." Получилось нормально - типа советской Радуги 701/Д.
Пятница Ночью кронштейн не выдержал веса конструкции. Давно хотел посмотреть как телевизор за три штуки баксов выглядит изнутри.
Понедельник Чтобы закрыть нехилую дыру в стене повесили обратно доску объявлений. Но не пробковую, а магнитную. Ладно, тоже технология.
Все слыхали как в Америке намедни отечественных шпионов поймали. Фигня какая-то. Однако в последнее время русским за рубежом постоянно приходится выслушивать не слишком остроумные шутки на этот счёт. Решил раз и я в ответ пошутить. Не нарочно, конечно, а так получилось.
Сижу я в Атланте, в аэропорту, на пересадке. По всему восточному побережью грозы, полёты задерживаются на несколько часов, вокруг ажиотаж, все хотят домой. Куда податься русскому человеку? Правильно.
Сажусь на последнее оставшееся место, в конце стойки. Заказываю дозу и гляжу вокруг. Рядом сидит мужичок лет пятидесяти, и пиво пьянствует, причём активно. Ясно дело, мой грядущий собеседник. Не прошло и пяти минут как я узнал что его зовут Питер, что он командир экипажа КЛМ, только что завершил трансатлантический перелёт, и летит пассажиром в родную Голландию смотреть финал чемпионата по футболу. Я, будучи искренним фанатом голландского футбола, упомянул пару легендарных фамилий, и мы стали мимолётными лучшими друзьями, как это может случиться только в аэропорту, только в дни чемпионата мира по футболу, и только за стаканом. Да, выпили конечно. За встречу, за победу оранжевых, за здоровье её Величества и за упокой Вильгельма Оранского. Обсудили иммиграционные проблемы Голландии и почему эти суки из КЛМ так мало платят пилотам с таким стажем. И так далее. Короче - понятно.
Излив свою изрядно орошённую душу, лётчик спрашивает, глядя на русскую книжку передо мной - чего, мол, рашен спай, что ли? Кей-Джи-Би или Милитари Интеллидженс? Водка-водка-балалайка! И заливается искренним и невинным смехом западного человека.
Чего-то меня тут задело. А как задело, так понесло. Опрокинул я в рот остаток напитка, и не прекращая улыбаться, заглянул голландцу в бледно-голубые глаза. Увидев в них некоторую измену, улыбку погасил. "Оф корс нот," сказал я довольно строго, слегка утрируя рязанский акцент. "Я действительно работаю в одной русской фирме, но мы всего лишь занимаемся публикацией западных авторов для современного русского читателя."
"Ok, Ok," успокоился голландец. "Это очень интересный бизнес. А большое издательство?" спросил он с заметным уважением.
"Да нет," говорю. "Тиражи-то у нас совсем крохотные. Круг читателей весьма избранный. Но вот вознаграждение за интересный материал предлагаем самое достойное, наравне западными бестселлерами."
Заново напрягшись, голландец тоже опрокинул стакан и судорожно сглотнул. "А о чём книжки, позвольте узнать?" Да у нас самые разные интересы, говорю, всесторонне отражающие запросы российских читателей. Вот например, говорю, в настоящее время мы работаем над серией брошюр "Человек Интересной Профессии."
Тут голландец вконец помрачнел и, поигрывая ледышками на дне стакана, ни с того ни с сего говорит: "А я, между прочим, военным пилотом начинал. Отлетал 15 лет, завершил карьеру на F-16. Прочили меня в штаб НАТО, но я женился и решил перейти на гражданку." И в пустой стакан перед собой смотрит.
Интересно, думаю, развивается событие. Чую я без всякой спецподготовки, что камрад уже готов продать убогие секреты за длинный нефтерубль. Жалко мне его стало, предателя недоделанного. Да и куда я его дену? Я ж не шпион, товарищи, честное слово! Нет, эту несанкционированную вербовку надо прекращать.
Ну дружище, говорю, мне пора. Но за беседу благодарю, позволь мне заплатить за твой следующий напиток. Голландец испуганно верещит, мол, не надо, у них в Голландии так не принято. "Ничего," настаиваю, "в следующий раз сойдёмся!" "Какой следующий раз?" "А вот об этом - не беспокойся!" многообещающе подмигнул я и поспешил раствориться в аэропортной толпе.
Короче, если будете в Голландии и встретите странного мужчину средних лет, который вас спросит, нет ли для него чего-нибудь из Центра, не волнуйтесь.
В биологии иногда приходится работать с радиоактивными изотопами - метить всякие разности. Лучше метода ещё не изобрели. Это довольно безопасно, но всё равно стрёмно. Стоишь в халате, "горячая" пробирка в руках, рядышком счётчик Гейгера верещит... а я ещё детей не произвёл. Но один из самых неприятных моментов работы с радиацией - это обязательное ежегодное посещение семинаров по технике безопасности. Тоска...
Вот сижу я раз на таком семинаре. Народ разношёрстный - от седого профессора, который экспериментов уже лет 40 не ставил, до молодых студентиков-практикантов. Всего человек десять. У доски лектор чего-то бубнит про полураспады, устрашающе напоминает о риске рака. Седовласый профессор откровенно играется с телефоном. Я сижу скучаю, студенток разглядываю. Молодые что-то ожесточённо записывают. По рядам передают счётчик Гейгера на предмет ознакомления. Лектор внушает: вот мол, дорогие товарищи, если во время эксперимента эта штука вдруг заорёт, то категорически стоит всё бросить, бежать из комнаты срывая с себя одежду и перчатки, и вызывать профессионалов, чуть ли не МЧС и ООН.
И тут у одной из студенток в руках Гейгер начинает захлёбываться писком. Стрелка прыгает, всё как надо. Боевая тревога. Старый профессор даже телефон убрал и заинтересованно прищурился. Я тоже проснулся, представив как студентка сейчас побежит из комнаты срывая с себя одежду. Молодые вздрогнули и застенчиво прикрыли половые органы тетрадками. Лектор подбежал - что такое? Что за изотоп у тебя в кармане? Где засада? А девочка чуть не плачет, представляя себя в белых тапочках и горизонтальном положении. Однако писк необъяснимо замирает. Ну ладно, наверное электроника подвела или на солнце магнитная буря. Бывает. Урок продолжается, прибор опасливо передают дальше. Когда он доходит до меня история повторяется. Лектор начинает откровенно дёргаться и набирать какой-то телефонный номер, студенты собирают шмотки ("а здоровье всё-таки дороже"), профессор улыбается, чего ему - он своё уже прожил. Писк опять прекращается. Тут меня осеняет.
Нет, это не у студентки в рюкзаке кирпич плутония. И это не враг напустил в комнату радиоактивного газа. Беру счётчик, выхожу из комнаты, жду. Ровно через три минуты мимо меня семенит бабуська-пациентка в домашнем халатике. Счётчик на неё реагирует как на грузовик радиоактивных отходов. Или как на стратегический бомбардировщик прущий после успешно выполненного задания на одном крыле на родной аэродром. Конкретно так бабуся фонит. Ну ладно, счётчик я выключил, чтобы не расстраиваться. Бабушка, говорю, вы после процедуры? Может вам в палате будет удобнее? Нет, говорит, милок, мне тут йоду какого-то впрыснули, в целях борьбы с опухолью щитовидки, а мне скучно, вот я и вышла кости размять. А чой-то у вас тут такое, занимаетесь? И заходит в комнату. Присутствующие скромно растекаются по углам.
А по коридору большими шагами бежит эскулап. Белейший халат, очки, бородка, лицо одухотворённое. Говорю ему - эй, парень, не ты бабку радиоактивную потерял? Да, говорит, я потерял, откуда ты знаешь? Да лицо у тебя, говорю, больно одухотворённое, будто ты больших пиздюлей получать настроился. Вон она, держи, а то она тут весь этаж пометит!
Доктор тот мне потом бутылку подарил. Хороший парень оказался. А я, каждый раз когда приходится работь с радиацией, вспоминаю ту бабку, дай ей Бог здоровья, и смело начинаю эксперимент. Разве ж это доза!
На заре девяностых моя бабушка загремела в больницу. В связи с общей нехваткой всего на свете, дед, отправляясь её навещать, накупил лекарств и одноразовых шприцов, а в последний момент решил, что стоит сдобрить суровых Питерских медсестёр какими-нибудь сладостями и табачными изделиями. С этим он и обратился в один из тогда ещё ларьков возле станции метро. С покупкой сомнительных конфет с нерусской надписью на упаковке он справился, и спросил "папиросы." На вопрос "Каких тебе, дед?" он замешкался, не столько от грубости продавщицы, сколько от несметного выбора цветных пачек за стеклом. Сам он последний раз курил махорку в армии, а потом и совсем завязал, и с матчастью знаком не был. "Ой дочка, я не для себя, откуда я знаю какие девочкам понравится" сказал дед и близоруко прищурился. "Дай, что-ли, вон этих красных, и синих вон, с картой," решил дед, таким образом приобретая курительный набор Дружба Народов -- Мальборо и Беломор. "Всё?" "Ну дай ещё одну для ровного счёта. Вон там жёлтые." Дед ещё сильнее прищурился. "Вон, справа. Самец!" Собравшаяся очередь грохнула, и даже хамоватая продавщица криво улыбнулася доставая пачку CAMEL. "Какой же это самец, дед?" "Как какой? Самый натуральный. Верблюд-самец, в полный рост. Я этих быков заморских ещё по Халхин-Голу водил, уж мне ли не отличить. Сами не знают, что продают," резюмировал дед, и, расплатившись, пошагал в больницу.
Вот говорите -- в России пьют. Ну да, выпьют, конечно. Но в меру. По случаю, как говорится. А вот новости с противоположного конца земли.
Есть в Австралии в городе Батерст ежегодное событие -- трёхдневные автогонки на 1000 километров. Зрители отмечают, конечно, празднуют. Некоторые волнуются, болеют. Могут и сунуть кому, перепивши слегка. И вот суровая Австралийская полиция принимает меры. Ограничить, мол, внос алкоголя на единицу населения. И теперь автоболельщики могут взять с собой лишь 24 банки пива или 4 литра винища в день на человека. Вот ведь интелигентный народ -- накатят пять с лишком бутылок красного и сидят себе тихо, не буянят, на машинки смотрят.
Так что клевета это про Россию, товарищи. Это всё пентагонские ястребы пытаются дискредитировать нашу молодую и умеренно пьющую демократию.
Коты, конечно, живность приятная во всех отношениях. Во времена военного коммунизма и развитого социализма они нам ловили мышей. А вот пример как один усатый чуть не сдвинул русло всей моей жизни в условиях научного капитализма.
Дело было в солнечной Калифорнии. В одну из суббот решили мы с подругой устроить вечеринку и пригласить кой-каких знакомых, в основном местного разлива. В тот день я затарился пивом-водкой, снедью, и прикатил домой. У двери встретили два кота, один рыжий, а другой синий-дымчатый. Тут я задумался о проблемах бесполого размножения кастрированных котов посредством деления, потому что кот у нас вроде был один (которой рыжий). Не успел я додумать в какой научный журнал послать это открытие, позвонила подружка, сообщила что задерживается, и что это соседка занесла нам своего кота на пару дней. И добавила что с котом должно обходиться осторожно, поскольку он страдает сахарным диабетом. И трубку положила. Я с сахарным диабетом личного опыта не имел, тем более с кошачьим, а потому синего кота поднял, рассмотрел внимательно со всех сторон, и не найдя внешных изъянов поставил на место. Но от греха подальше убрал сахарницу на полку и закрутил покрепче банку варенья на столе. Затем я быстро бросил пиво в холодильник а водку в морозильник, настрогал нехитрой закуси, включил музыку, а тут и гости на пороге.
Гости лыбились в тридцать три зуба жизнерадостными американскими улыбками, осведомлялись о хозяйке, и спрашивали где тут пиво. А вот с пивом из кухни они выходили какие-то скучные совсем. Прямо скажем озадаченные и заметно встревоженные. А затем собирались группами и лопотали по-своему, время от времени бросая на меня совсем грустные взгляды. А подойдёшь к ним - и совсем беда. Спрашивают как здоровье, нет ли проблем в личной жизни, и вообще как дела. И смотрят сквозь глаза прямо в душу, примерно как тогдашний президент Буш, который, по сообщениям газет того времени, посмотрел Путину в это место и увидел только хорошее. Я, конечно, отвечал что дела - зашибись, но они явно не верили, грустно улыбались, и по-товарищески хлопали по плечу, мол, ничего старик, всё будет о'кэй. В тяжких думах я врубил музыку повеселее и погромче и вышел на двор подышать воздухом.
А за мной устремился мой коллега, англичанин Джим. Отличный парень. Глядя на его лицо я почему-то всегда задумывался о том что у всякого человека, как и у автомобиля, есть такой параметр как возраст, а есть не менее важный параметр - пробег. Джим был татуирован с ног до головы, носил кожанку со множеством заклёпок и вообще всё чёрное. Он когда-то был одним из первых Лондонских панков. Джим посмотрел на меня серьёзно и начал издалека. Что у него, мол, была бурная молодость, что он в свое время нюхал разные порошки и принимал таблетки от которых вытанцовывал по четыре дня подряд в подземных дискотеках. И что всё можно, но в меру. С чем я горячо согласился. Но вот ширяться я не ширялся никогда, доверительно сообщил Джим. И тебе не советую. А если уже подсел, то стоит немедленно и категорически лечиться. И по крайней мере не оставлять своё оборудование на видных местах.
Со страшной догадкой я рванул в кухню и открыл холодилник. На полке дверцы стоял малозаметный пузырёк с инсулином, а полкой ниже - огромный мешок одноразовых шприцов. Этак двести-триста. Я мысленно обматерил свою подружку, соседку, и эту шизанутую страну, в которой миллионы детей ходят без медицинской страховки, а иных котов лечат от диабета инъекциями. Недолго думая я схватил мешок и выбежал в гостиную.
Друзья мои! - воскликнул я. - Тут, видите ли, произошёл небольшой конфуз. Эти винты не мои, а принадлежат исключительно вон тому дымчатому коту! Кот посмотрел на меня вопросительно, но не поддержал, хотя впрочем и не опровергнул. Некоторые гости смущённо улыбнулись, мол, совсем дошёл паря, а иные и зароптали, мол этот биолог херов ещё и кота на это дело подсадил, может эксперимента ради, а может чтоб было с кем кайф ловить. И стали меня окружать довольно плотным кругом. И если бы в этот момент в дверь не вбежала бы моя подружка, которая поздоровавшись подхватила кота, взяла у меня мешок и побежала на кухню делать коту очередную инъекцию, вполне возможно что после принудительного курса метадона в наркологической лечебнице жизнь моя потекла бы совсем другим руслом.