Поиск по автору:

Сказка о золотой рыбке
Дед на море ставил сеть. Он спешил – хотелось есть. А проклятая рыбешка
не желала в сети лезть. Вот такая вот фигня со второго января, как в
кефире размочили два последних сухаря. Дед у моря дни проводит, с
поплавков глаза не сводит. Он надеется: вот-вот – мне сегодня повезет.
Ну давай, давай карась, в сеть быстрей ко мне залазь. Я полью тебя
сметаной, и с редиской, да под квас. В общем, от таких мыслей
становился дед все злей. Это ж надо, третьи сутки обходиться без харчей.
Пожалело деда море: поднатужилось и вскоре, на гребне морской
волны, показались буруны. Дед подумал: так и сяк, видно рыб идет косяк.
Радость душу согревает, дед себе уж представляет, как придет домой с
сумой, доверху наполненной. Так, из щуки холодец, окуньки пойдут в
супец. А остатнюю требуху я сподоблю на уху. Со старухою вдвоем очень
сытно заживем.
Весь в предчувствии еды тянет невод из воды. Невод тянется легко.
Неужели обманулся, и удача далеко? Не должно такому быть – как без пищи
мне прожить? Продавай хоть черту душу, надо рыбу мне добыть. Вытащил
дед сети – внутрь глядит, а счастья нету. Озадачился немножко: там из
всех его прогнозов только мелкая рыбешка. Как с такою мелюзгой
возвращаться мне домой. Разрешенья не прося, там меня моя старуха съест
заместо карася. Недоразвитой рыбешкой не насытить даже кошку. Да и
стыдно предлагать. За такое оскорбленье могут враз меня послать. Раз
такое дело вот - надо будет эту рыбку в море кинуть, на развод.
Дед рукой к ней потянулся, взял за жабру, размахнулся, приготовился
кидать, как услышал он такое, от чего стал приседать. Плавником махая
в такт, рыба молвит:
- Гутен Таг. Гран мерси за то, что ты хочешь жизнь мою спасти. Я такого
обхожденья не забуду, так и знай. И в награду за гуманность, ты желанье
загадай. Пожелай того, чего, ты хотел сильней всего. Все исполнить буду
рада – вот тебе моя награда.
- Ой же чудо, вот дела – говорящая плотва. Много видел я зараз, но такое
изумленье испытал я в первый раз. Дай мне время рассудить, посчитать в
уме, прикинуть – уравнению решить. Как мое тебе желанье зафиксировать в
слова. На голодный то желудок и "не варит" голова. В общем, завтра я
приду – в сей же час, имей ввиду. Не опаздывай на встречу: ну и я не
подведу.
Размахнувшись посильней – кинул рыбу. Вслед за ней, понеслись его слова:
- Добрых снов, аревуар. Не забудь ты мой наказ: в этом месте, в тот же
час.
Дед спешит скорей домой, чтобы радостью такой, поделиться со
старухой, ведь такое с ним впервой. Бабка ждет уж у крылечка:
- Натопила жарко печку. Где же рыба, где улов? Нет улова? Будь здоров.
Бабка дверь ключом закрыла, деда внутрь не пустила. Он ей целых полчаса
говорил про чудеса, убеждал пустить вовнутрь – объяснял, что не права.
Голос разума не внемля, бабка молвила:
- Емеля, ты умом зачах к тому же, нету рыбы – спи снаружи. Спи хоть в
поле, во стогу, но расширить полномочия – извини, я не могу. А у рыбки
попроси ты завтра новое корыто. А то старое совсем прохудилось по весне.
А вообще, ты б не дурил, сказкой на ночь не кормил, а пошел бы к морю
снова и хоть что-нибудь словил.
Принимая во внимание, что от злой, голодной бабы не дождешься понимания,
смысла нет точить с ней лясы – дед убрался восвояси. И на поле, во
копне, он заснул в тревожном сне. Так проспавши до утра, он отправился
обратно, поправлять свои дела. Но за весь рабочий день ни одной живой
рыбешки не увидел даже тень. Дело к вечеру идет – дед уж рыбку нашу
ждет. Есть такое подозренье, что быть может подведет. И вчерашние
движенья – это просто наважденье? Деда тотчас взял испуг: может то, что
с ним случилось – запланированный глюк? И какой потехи для, всемогущая
планида описала с нашим дедом вот такие кренделя? Тут его тревожны
мысли на ходу в мозгу зависли: из пучины из морской, видно хвостик
золотой. А за хвостиком, на радость, рыба вся уж показалась.
- Извините, задержалась: мылась, брилась, похмелялась. Ну, старик, не
медля боле, расскажи мне свою волю. Что ты хочешь пожелать – все
исполню, дай лишь знать.
- Не дает карга мне жить – мне б корыто обновить.
- Я не скрою свою радость – твое главное желанье очень скромным
оказалось. Ты какой-то не как все – некорыстный ты совсем. Да тя в
щечку чмокну разик. Возвращайся - дома тазик.
Дед на радостях домой возвратился как хмельной. Стал чуток он
посмелей, предвкушая от старухи много радостных речей.
На крыльце жена стоит, взгляд о многом говорит: и нахмуренные
брови, и губа слегка дрожит.
- Это что же за напасть, как так низко мог ты пасть. Моя участь
нелегка – быть супругой у такого подлеца и дурака. За мое к тебе
вниманье, за всю ласку, за признанье за тобой главы стола, отплатил ты
мне сполна. Ты открой пошире глазик – видишь вон, лежит твой тазик,
оцинкованное чудо. Нет, стирать я в нем не буду. Покрестившись два
раза, я его, прям как икону, положу под образа. Чтобы ты, дурак такой,
бил поклоны в тазик свой.
- Что за странные манеры? Я ведь только был курьером. Пожелание
твое я исполнил – е-мае. Ну а кто мне говорил, чтоб корыто починил? Вот
корыто – дырок нету, принимай работу эту. А за подлость за твою – я лицо
тебе набью. Я теперь и волка злей. Будем силой исправлять мы возведение
напраслин на порядочных людей.
- Люди, люди, все сюда – намечается беда. Или я его прикончу, или
он меня тогда.
- Ладно, черт с тобой, старуха. Неохота на "мокруху" мне идти –
пропал азарт. Я теперь проголосую за бескровный вариант.
- Эх ты, луковое горе. Возвращайся лучше к морю, исправляй ты свой
косяк: извинись, мол так и сяк. Дескать, я своею мыслью к пониманию
пришел. Возвращаю я ваш тазик – мне фасон не подошел. А нельзя ли вместо
таза мне хоромы как у князя. Чтобы стать моей супруге главной барыней в
округе. А соседям ты вели бить поклоны до земли, только лишь меня
узреют: пусть склонятся, не борзеют. Вот тогда я всю пойму, все прощу,
конфликт замну.
Дед смущенно чешет ухо: ишь, удумала старуха. Чтоб хоромы как у
князя – рази ж можно, чтоб из грязи моментально стать фигурой. Ну да
ладно, спорить с дурой – это же себе дороже. Ну, пойду. Пусть бог
поможет.
Волны с силой в берег били, тучи небо все закрыли. И прокляв
характер свой, дед от страха чуть живой. Надо было все же бабке дать
разок, ну, для порядку. А теперь вот ветер дует – значит рыбка негодует.
Видно поняла малышка, что дала со мною лишка.
- Здравствуй снова, старичок. Что ж ты тазик приволок? Не пошел
видать подарок мой, супруге твоей впрок. Что тебе она сказала, с чем
опять ко мне послала?
- Извиняюсь, что отвлек – я исправлюсь, дай лишь срок. Оказалось,
что корыто стало горла поперек. Стала баба черта злее – все кричит, сил
не жалеет. Но я все ж ее люблю, подколодную мою. Передать меня просила,
чтобы ты без промедленья ей хоромы подарила. Чтобы княжеский фасон был
у платьев, в сей сезон. Чтобы не жалея лбов, все окрестные соседи
выражали к ней любовь. Вот такой у ней приказ. Понимаю, что маразм. Но
такая видна доля у меня, ее вся воля – что хотит, то и творит. Но она
не понимает, что, как сильно насолит, то не выдержу, ей боже, удалю
аппендицит. Пусть пойду на Колыму, пусть я грех большой приму, видит бог
мои страданья – отстрадаю, отмолю.
Рыбка скромно промолчала, плавниками покачала. Улыбнулась лишь
слегка, пожалела старика.
- Ты иди, мой милый друг. Все исполню – помогу. Понимаю твое горе
и сочувствую ему.
- Вот спасибо, вот и чудно. Век тебя я не забуду. И сегодня,
обещаю, помолюсь на образа. Чтобы все твое здоровье увеличить в два раза.
Дед пришел домой к обеду, пропустив в трактире стопку за любовь, и
за победу. Вместо дома с этих пор стал здесь каменный забор. За забором
вместо хаты белокаменны палаты. На крыльце поставлен трон, а на нем его
старуха, вся в парче, сережка в ухе. Взгляд такой, что дохнут мухи.
- Здравствуй, барыня моя – для тебя все сделал я. И теперь, моя
душа, заживем с тобой мы дружно у такого шалаша.
- Эй вы, слуги, все сюда. Что же это за беда? Кто дремал, ушами
"хлопал"? Кто пустил сюда холопа? И с какого перепугу он назвал меня
супругой. Ну-ка быстро палачей: эту голову дурную мы отделим от плечей.
Впрочем, я сегодня в духе – не обижу даже мухи. Эй, старик, сегодня
праздник. Отменяются все казни. Есть на то одна причина – знать, живи,
гуляй, рванина. Но имей в виду мой сказ – ты прощен в последний раз.
Посему прощенью быть. Ты, надеюсь, понимаешь, с кем не нужно тут шутить.
И теперь ты мою милость должен век благодарить. Знай, что я люблю, когда
благодарность принимает форму злата, серебра. Заслужившие прощенья
волокут ко мне каменья: изумруд и малахит. Я уверена, что даже мне
брильянт не повредит. Но к тебе, мое мученье, есть другое порученье. Ты
иди на берег моря – покричи, поплачь о горе. Только рыбка подплывет –
ты ей сразу: вот так вот. Так, мол так. И сяк мол всяк. Я попал с тобой
впросак Предыдущее желанье то случайность, по незнанью. Не учел всех
обстоятельств, не исполнил обязательств. И теперь, такое дело, нужно все
тут переделать. Чтобы к завтрему утру – быть здесь царскому двору. Чтобы
я была царицей, а златую ту рыбицу в услужению мою. Ты все понял? Ну,
адью.
Наш старик ни жив, ни мертв. Это дело принимает нехороший оборот.
Ведь при эдаком раскладе глупо думать о награде. Дело может так здесь
лечь, что глава отскочит с плеч. Надо с рыбкой говорить – так мол так,
как дальше жить? Нешто этот организм не проявит гуманизм?
А на море гром гремит, все темно, вода бурлит. Ветер с ног его
сбивает – дождь водою обливает. Он кричит:
- Златая рыбка. Пострадал я дюже шибко. От супружницы моей – нет
спасенья, хоть убей. Хочет царские палаты, серебра, каменьев, злата.
А пущей другого зла, хочет, чтоб морская рыбка к ней в прислужницы
пошла. Чтобы ты ее приказы исполняла раз за разом. И такое захотела,
даже стыдно говорить. Круглосуточно желает чудеса она творить.
- Не печалься мой дружок, воротись на свой порог. Все исполню в
лучшем виде – сей же час даю зарок.
- Благодарен на века – выручаешь старика.
Возвратился он домой, под собою ног не чуя – рад хотя бы что живой.
Там, где царские палаты: башни, маковки из злата, ожидал увидеть он,
там стоял их прежний дом. Покосившаяся хата – вся в прорехах и заплатах.
А у самых у ворот, бабка деда уже ждет. Рядом с ней лежит корыто – все
изношено, разбито. Только бабка рот открыла: объяснить, мол, что да как.
Дед подносит ей поближе крепкий жилистый кулак.
- Закрывай ты добровольно красноречия ларец. Если вякнешь еще слово, то
считай тебе конец. А пока конец лишь сказке, потому что здесь финал:
окончание, развязка. Всем пока, аревуар.
2007 © juriy

Кот в сапогах
Дело было по весне, на французской стороне. В славном городе
Париже, сей же час, откинув лыжи, сбросив жизни бремена, отпустивши
стремена - помер лавочник один: аферист и сукин сын. Не успели на
погосте отойти от мяса кости, как детишки и вдова, слезы вытерши едва,
разыскали завещанье – огласили содержанье. Из наследственных бумаг
стало ясно кто дурак. Старший сын получит дом. Средний – лавку и бакшиш,
младший в виде исключенья получил один лишь шиш. Как всегда бывает в
деле, при вещественном разделе, есть такие, кто считают, что их сильно
обижают. Младший сразу лезет драться, за имущество сражаться. Как же
так, чем я вас хуже: вам вон все, а мне вон кукиш. Ясно ж всем, как
дважды два, что нарушены права. Я бы очень был бы рад, если б мне вы
подарили самогонный аппарат. Братья очень разозлились: угрожали,
матерились. От семейных от щедрот был подарен братцу кот. Чтобы, значит,
справедливость в завещанье соблюсти, и гармонию в семействе наконец-то
обрести. Младший, видит это дело, чешет репу, чешет тело. Взял кота и
дал зарок: не вернусь на сей порог. И желаю на века: чтоб вы сдохли,
тэчека.
Получивший ускоренье кот, от мощного пинка, скрылся где-то в
стратосфере. Брат пинал наверняка. Подобравши сук покрепче, помолился и
замолк, поудобней повертелся, чтобы мыло и веревка подвели судьбы итог.
Но видать не вышло время, не сложились звезды так, чтобы наш несчастный
малый жизнь закончил как дурак. В это время из небес, прямо в точку
отправления, точно как по GPS(джи-пи-эс), по пути ломая ветки, кот упал
в тот самый лес.
- Это как же, как же, барин? Я ведь кот, а не Гагарин. И за что
меня пинал – из моих кошачьих жизней ты одну уже отнял. Ты ведь даже ни
пол словом не обмолвился со мной. Знай, что я тебе полезен исключительно
живой. Ты давай, слезай с петли: вымой рожу, нос утри. И давай с тобой
обсудим, сколько будет два плюс три. Как при нашем то раскладе не
пришлось нам горе мыкать, побираясь "христа ради".
- Ей же чудо, боже ж мой: говорящий кот живой. Что ж ты раньше не
болтал, я б давно тебя продал. За такую аномалию взял бы сумму я немалую.
Что сказать тебе хочу: ты того, постой-ка смирно, я мешок приволочу.
- Нет уж, кукиш. Жизнь моя теперь стоит три рубля. Мои светлые
мозги ты, брат, трогать не моги. А коммерческую жилку разработать
помоги. Для раскрутки механизма нужны только сапоги. Будут красные
сапожки – будешь сыт, одет и точка. Так что ты давай побегай, я в
лесочке подожду. Чтоб к вечерним петухам быть мне красным сапогам.
- Барсик, ты ж моя голуба – знать тебя мне бог послал. Без тебя я
"дал бы дуба", неудачный был финал. Ты меня не подведи. Чтобы все как
обещал: домик, яхту и причал. Я теперь управлюсь ловко: буду к ночи –
жди с обновкой.
Дело к вечеру подходит – кот с дороги глаз не сводит. И дождался,
наконец:
- Ай да, Жак. Ах, молодец. Сапоги мне в самый раз: в профиль, так
же и в анфас. Ну и я тебе сгожусь: жди меня и я вернусь. Подожди меня
чуток, я пошел на отработку своих новеньких сапог.
Распрощавшись, наконец, кот метнулся во дворец. Он подходит к самой
страже и нахально говорит:
- Мне сегодня назначали в восемь тридцать аудит. Передайте вы царю,
дескать, я его фактуру исключительно люблю. Я прошу, чтобы меня
пропустили в терема. Полномочный представитель я соседнего царя. И пока
идет доклад – я покушать был бы рад. Поднесите хоть горбушку, но
намажьте мармелад.
Стража быстро обернулась, доложила и вернулась:
- Уважаемый посол – царь вас ждет, накрыт там стол. Вот от этих вот
ворот, прямо в третий поворот, перейдете тротуар– всех вам благ, аревуар.
Поплутав по коридору, он предстал цареву взору:
- Здравствуй, сударь-государь. Я посланец от соседей, там ведь тоже
есть свой царь. Приглашает он вас в гости: на селедку да на чай. Говорит
он, что для вас балычка чуток припас. Если скушать его с пивом – это
будет в самый раз. Ну а если вы поститесь – есть и редька, есть и квас.
В общем, вот вам телеграмма – распишитесь и до нас.
- Ну, такое начинанье грех оставить без вниманья. Передай от нас
царю: гран мерси, благодарю. Завтра ровно в восемь тридцать жду от вас
я экипаж.
Неприметною тропой, темной ночью, в лес глухой, кот вернулся,
потревожив местной фауны покой.
- Жак, хозяин. Я вернулся – дай поесть, а то загнусь я. Мне
пришлось помногу бегать – не успел я пообедать. Значит план у нас
такой – сейчас поесть и на покой. Ну а завтра поутру нас позвали ко
двору. В общем, только не зевай, ты теперь все больше слушай, реже рот
свой открывай. Если что я утверждаю – ты головкой то кивай. С важным
видом соглашайся, только первым не встревай.
Утром, наскоро побрившись, из реки водой умывшись, похлебавши суп
пустой, наша пара устремилась нарушать царев покой.
- Эй, там стража, не зевай и калитку открывай. Аль не видишь, что
за птица поутру к царю стучится?
- Здравствуй, царь. Случилось горе – рано утром, в чистом поле,
экипаж наш был взят на абордаж. Обобрали подчистую, все забрали – даже
сбрую. И подарки унесли, те, что мы тебе везли.
- А какой подарок был?
- Аметист, бриллиант, берилл. Кроме этого немало драгоценного
металла.
- Жалко ваших подношений. Это было бы хорошим знаком наших
отношений. Да, прескверные дела. Ну да черт с ним, позабудем – голова
то хоть цела?
- Да, и эта голова шлет вам теплые слова. Чтобы вы, царь, не болели
– дольше спали, больше ели. Государева казна чтоб всегда была полна.
Если вы соизволите, то закладывать велите. Пусть заложат экипаж – мы
поедем сей же час. Пожуем там с утречка мы икру и балычка.
Через час, в чужом наряде, да при полном при параде, крикнув кучеру
"пора", экипаж со всею свитой выезжает со двора. Кот, поспешно извинился,
дескать, водкой отравился – вы езжайте без меня, я отправлюсь чуть
попозже, догоню вас у плетня. И как только экипаж скрылся с глаз, то,
сей же час, кот помчал быстрее ветра в направлении кареты. Развивая
скорость звука, он помчал стрелой из лука.
Впереди поля пшеницы, гречки, риса, чечевицы. И на каждом из полей, он
просил у косарей:
- Мужики, для вас подарки – сала шмат, с горилкой чарки. Все берите,
угощаю. Именины – наливаю! Мимо ехать будет царь, спросит как бы между
дел – чей земельный тут надел? Вы скажите, что земля, реки, озеро, поля
это частное владенье Карабаса-короля.
Всех таким макаром встретил, всем налил, везде отметил. Впереди в
листве густой видит замок он большой. В замке, в полном одиночестве,
жил был царь, его высочество. Он был страшен как верблюд, великан и
нравом крут. Оттого и жил один, что опасно рядом с ним. Он любые
организмы убивал за пять секунд.
- Эй, огромный великан, что стоишь как истукан? Иль не видел ты котов,
или думаешь что лучше: отбивная или плов. Вам еще не доложили? Мало
мяса - одни жилы.
- Экий прыткий организм, как заморский механизм. Ты, с какого вышел
леса? Надо мне тебя на части разобрать для интереса. Ну-ка, серый, подь
сюда – ты мне враг или еда? Признавайся, ты на кой нарушаешь мой покой?
Или ты ослеп глазами, или может ты не видишь тут дубинки под рукой. Я
ведь если захочу, не вставая даже с места, в пол тебя заколочу.
- Ой, ой, ой, уже боюсь: я от ваших только криков, скоро, чувствую,
загнусь. Великан, скажи на милость, как такое получилось, что такие
габариты ты пронес через калитку. Ведь, по правде говоря, там всего то
хватит места для овцы и глухаря.
- Ха, ха, ха, ой насмешил. Неужели непонятно, что я чудо совершил. Я,
уж знаешь ты иль нет, не обычный людоед. Как-то в прошлом, между дел,
одного я мага съел. И от этого всей силой, скрытой в нем, я завладел.
И теперь, будь моя воля, я могу хоть сей же час превратиться в контрабас.
- Извиняюсь за нахальство, только что же за бахвальство. Я могу, да я
такой – так небось и каждый может, раз дубинка под рукой. А вот ты, не
глядя в книжку, превратиться тут же в мышку, смог бы или это чудо не
под силу вам покуда?
- Ой, умора. Ой, балбес. Не туда ты, брат, залез. Что мне мышка, я могу
стать цветочком на лугу.
- Ну, цветком и я бы смог, подучился бы чуток. А вот мышка – тут уж
"вилы". И тебе, брат, не под силу.
- Эй, смотри сюда, наглец. Разозлил меня в конец – я сейчас побуду
мышкой, а потом тебе капец. Мне твоя противна рожа – все, ты больше
не жилец.
Великан руками машет, шепчет что-то, быстро скачет, превращаясь не
спеша в натурального мыша. Медлить было не с руки – кот расправил
коготки, плотоядно облизнулся, подскочил и в тот же миг, мышь издал
предсмертный крик. Кот наш очень торопился, не жевал, глотал, давился –
нужно было поспешать, чтоб к приезду экипажа все здесь быстренько
убрать.
Дальше было как по-маслу: охи, ахи, реверансы. В соответствии с сюжетом,
закруглимся мы на этом. Скажем только, что потом породнился Жак с царем.
В этот радостный момент объявляю "хэппи-энд".
2007 © juriy
www.gelinfo.ru

Сказка о попе и работнике его, Балде.
Жил-был поп – имел приход. А приход давал доход. В общем, с тех
доходов, при желанье, мог купить он пароход. Но, блюдя высокий сан, он
показывать не стал свой огромный капитал. По ночам, таясь от близких, в
огороде зарывал. Незаконно заимевши денег полную суму – грех работать
самому. Для ведения хозяйства, для домашних всяких дел – он соседа
мужичонка в батраки нанять хотел. Но как только о зарплате разговоры
завели, поп бледнеет, пузо крестит, говорит:
- Я на мели. И уже вторые сутки – в супе только кость от утки. Моя
служба, бога для, не приносит ни рубля. А на брюхо, что под рясой – ты
смотреть-то не изволь. То давно уже не брюхо - то давно уже мозоль. Та
мозоль – мои доходы от поповского прихода. Я натер ее, радея перед богом
за Рассею. Так что, как ни рассуди – нет доходов впереди. Нечего с меня
тут взять. Но зато могу пред богом за тебя похлопотать. Отслужу молитву
срочно – Бог простит тебя заочно. В этом деле я талант. У меня давно
налажен сверхъестественный контакт.
- Денег мне не предлагай, не возьму – ты так и знай. Много я от
этих денег в жизни горя повидал. Не хочу, чтоб в отношенья затесался
капитал. Я прошу об одолженье, за труды, за все движенья, я хочу на
Новый год, получить с тебя расчет. И к последней то субботе, дам тебе
щелчка я по лбу три раза и мы в расчете. Так что мысли свой резон –
пять секунд в башке трезвон, но взамен за эту малость, обеспечу тебе
радость. А работаю я верно: мало ем, не пью, наверно. Буду рыбу я
ловить, мыть, стирать, клопов давить. Не гнушаюсь я работы абсолютно
никакой – все готов я переделать своей собственной рукой. Как тебе
такой работник: столяр, каменщик и плотник? На все руки я мастак и
работаю "за так". Лучше за условья эти ты не сыщешь в целом свете. Долго
думать не резон – на таких дешевых слуг начался уже сезон. Само время
поспешать – а то можно оплошать. Будешь ты тогда в бессилье локти рук
своих кусать.
- Ох, и круто торг ты начал. Скажем прямо – озадачил. Вроде мастер
ты способный – но и лоб ведь не казенный. Сильно я здоровьем хворый, и
хожу уже едва – но зато я сэкономлю целый рубль али два. Хоть и бога я
слуга, но коммерческая жилка мне не меньше дорога. На условия согласный,
вот тебе моя рука. Значит к завтрему утру, жду тебя я ко двору. Будешь
жить в моем бараке: там коровы, там собака. Там не будет тебе скучно.
Да, смотри, не тронь животных – все посчитаны поштучно.
А на завтра наш Балда, наш работник "хоть куда", часиков примерно
в восемь, уж на поле сено косит. Целый день везде снует: тех накормит,
тем нальет. До вечерних петухов он работать был готов. Все в хозяйстве
успевает, проливая семь потов.
Предвкушая час расплаты, поп трясется середь хаты. Как Балду мне
обыграть – не теряя своей чести, самому не пострадать. Ведь Балда все
делал скоро, все наказы совершал - ни один в контракте пунктик он пока
не нарушал. Что же делать – как же быть, время близится платить. Попадью
зовет к себе:
- Помоги, мой мил дружок. Ведь на мне висит должок. За ударные
труды он зарядит вот сюды. Прямо в лоб три раза вдарит. Пожалеет он
едва ли. Я на днях, пока он спал, ему бицепс измерял. Свету белому не
рад: будет больно – это факт.
- Пусть нарушит ваш контракт. Ты задай ему работу, чтобы срочно, до
субботы, должен он с чертом связаться. Черт с ним должен рассчитаться.
Черт нам "подложил свинью": занял денег и адью. На текущий то момент,
набежал большой процент. А теперь пришла расплата, пусть дает мешок он
злата. В разговоре не жалей зажигательных речей. Не доставит в срок,
так что ж - трудовой контракт порвешь. Выгоняя до субботы, не давай ему
расчета. А решит в "бутылку лезть" - ты ему на то ответь: я претензию
твою что-то как-то не пойму. Не исполнил ты к субботе поручению мою. Ты
меня, Балда, подвел – на тебя за это зол. У меня одно желанье: чтоб
навеки ты ушел.
- Ну, старуха - ну сильна. Как же в этом тощем теле скрылось
столько-то ума. Я сейчас к нему пойду, правду ложью разведу. И Балду
вокруг я пальца непременно обведу.
Поп идет искать Балду, сочиняя на ходу, сказ о том, как черт
болотный затевает с ним вражду. Дескать, этот зверь рогатый, от его
поповских денег незаконно стал богатый. А ведь время то идет, черт долги
не отдает. Поручает он Балде оказать ему посильно помощь в этакой беде.
В поле поп Балду находит, рожу делает попроще, грустных глаз с него не
сводит, издалече речь заводит:
- Как здоровьице твое, как питанье, как жилье? По ночам не
беспокоит ваше тело комарье?
- Благодарствую, хозяин. Нет особых притязаний. Что касаемо еды -
мне б поменьше лебеды. Был бы очень благодарен, коль из мяса суп был
сварен. Раз пошел об этом спор - ты б подушку мне припер. А то, знаешь,
спать на сене очень вредно гигиене. Ну, да что я говорю - я на днях от
вас свалю. Мне осталось по контракту три денька всего пахать-то. До
сегодняшней субботы, ну а там рассчет и все тут. Как с тобою рассчитаюсь
- я отсюда выметаюсь. Очень трудная работа на такого живоглота.
- Ты пока работник мой - помоги мне, дорогой. А исполнишь порученье
- рассчитаюсь я с тобой. Сейчас пойди на Вешкин пруд, там нечистые живут.
Там покличешь Люцифера - передай "долги не ждут". Занимал уже давно
денег целое ведро. А теперь по документам - знай мол честь, верни с
процентом. Пусть не медлит и не ждет, а в мешок пусть соберет. После
встречи с супостатом, жду тебя я с результатом. Как исполнишь, что велю
- я тебя благословлю. Рассчитаюсь в тот же миг - без уловок, без интриг.
- Значит должен этот черт, золотых монет мешок? И неясно, что он
ждет - вот уже который месяц вам долги не отдает? Я у этого врага
обломаю все рога. Пусть оброк он собирает, если шкура дорога.
Прекращая монолог, он тотчас идет в запруду, выручать поповский
долг.
- Эй вы, черти, все сюда, вылезайте из гнезда: хватит вам людям
вредить. Я сегодня не настроен политес здесь разводить. Жду не больше
получаса, нету времени запаса. Чтобы вас поторопить, буду воду я
крестить. Ведь от крестного знамения будет польза несомненная. Вы же
господа враги - ну, Христос мне помоги.
Наш Балда рукой махает, громко "отче наш" читает. Осеняет он
крестом весь антихристов притон. В нем вода уже бурлит, под водою гул
стоит. На поверхности пруда показалась голова.
- Стой, Балда, погодь чуток, не крести ты наш порог. Навалил ты
бурелом - там у нас, уже повсюду началась борьба со злом. Что же делать,
как нам быть - может можно твое дело как-то мирно порешить?
- Нет уж, вражеское племя - завершилось ваше время. Видно богу то
угодно - порешить вас всех сегодня. Христианская-то вера бьет похлеще
револьвера. Ну-ка, сбегай до начальства - позови мне Люцифера.
Черт нырнул в глубину вод, а Балда снаружи ждет. На поверхности
пруда кто-то машет.
- Подь сюда. Я чертей начальник главный. Успокойся, православный.
Объясни ты мне подробно, чем тебе мы неугодны? Я готов с тобой дружить -
чем могу тебе служить?
- Вот, ведь могут, коль прижмет - черта лысого найдет. Пошуршали по
сусекам и прислали мне на встречу делового человека. В общем так,
брат-Люцифер, хочешь верь, хочешь не верь - денег мне мешок отмерь. Не
сифонь ты мне мозги - возвращай скорей долги. Должен ты на сей момент
кучу злата, плюс процент. Будешь знать, мать-перемать, как долги не
отдавать. Жалко мне свои усилья изводить на шантрапу - вот тебе мешок
для злата, собирай оброк попу.
- Ты, Балда, знать обалдел - не имел с попом я дел. Извини за
тавтологию, ты кончай тут "болтологию". Про какой-такой должок
распускаешь здесь слушок. Ничего ему не должен. Я сейчас до адвоката -
разговор в суде продолжим.
- Спорить с вами не с руки - прощевайте, мужики. Я, пожалуй, пару
раз прочитаю "Отче наш". Мне за каждого черта бог простит грехов полста.
Так что можешь лезть обратно - я себе и сам приятный.
- Стой, мужик, куда спешить - вижу ты настроен твердо нас сегодня
порешить.Я сейчас к своим вернусь - может быть договорюсь. Да мне только
пять минут.
- Ты мешок то не забудь.
Пять минут прошли за миг, черт пред ним опять возник.
- Мы, Балда, посовещались, скажем честно - сомневались. Посему, вот
наш вам сказ - есть чертенок среди нас. С виду вроде не атлет, но его
быстрее нет. Очень шустрый этот плут. Пробегает стометровку он всего за
пять секунд. Если ты его обгонишь - значит будет посему. Весь мешок
набьем мы златом, лично все с себя сниму. До копейки рассчитаюсь, у
друзей перезайму. Ну а если наш дружок будет первым, то должок
аннулируем тотчас, а с тебя возьму я клятву, что отстанешь ты от нас.
- На условия согласный - подпишу сей документ. Только есть одна
загвоздка, незначительный момент. Бегать будет мой братишка: младший
серенький Зайчишка.
- Ну раз младший, то давай - здесь вот подпись проставляй. По
судейскому свистку побежите вы к леску. От леска сюда обратно - эта
мысль тебе понятна? Объясняю вроде внятно - ну давай, иди за братом.
Наш Балда в лесу поймал пару зайцев. Этот фокус он еще с пеленок
знал. Одного на старте пустит, а второго незаметно возле финиша
отпустит. Зайцы с виду близнецы, резвые как жеребцы. Одного потом
удавит - спрячет в воду все концы.
Черт на старте зависает - перед долгою пробежкой он копыта
разминает. Люцифер дудит в свисток - черт, помедливши чуток, резво
скорость набирает, зайца сразу обгоняет. Скрылся заяц наш в пыли - лишь
черта рога мелькают где-то в призрачной дали. Незаметно от других, он
достал другого зайца - тот все понял и притих. Перепрыгивая лужу, черт
бежит - язык наружу. Возвращается обратно - сам себе совсем приятный.
Весь довольный, вот дурак, рожею своей сияет как начищенный пятак. А на
финише его ждет уже большой облом. Там сидит второй наш заяц, щиплет
травку, ржет, мерзавец. Правда ржет совсем уж тихо, не накликать чтобы
лихо. Рядом с ним стоит Балда, не бежавший никуда. Зайца он любовно
гладит:
- Вот спасибо, младший братик. Победил черта ты ловко - заслужил,
держи морковку. Ну так как, друг Люцифер, мой бегун был самый лучший.
Вас, чертей, он одолел. И поэтому, сейчас, получить хочу от вас
окончательный рассчет - да смотри не ошибайся. Деньги тоже любят счет.
- Ты того, погодь чуток - у меня от пораженья в голове случился
шок. Впрочем, что тут дальше медлить, я готов - давай мешок.
Растворился черт в пруду - долго ждал его Балда, сидя здесь на
берегу. Наконец, из гущи вод, показался снова черт.
- Вот, держи, как обещал - до копейки все собрал. Всю свою родню
сегодня я до нитки обобрал.
- До свиданья, нечестивый. Я до дому побежал.
Тот мешок Балда домой, еле тащит, чуть живой. Было в том мешке
немало драгоценного металла.
- Ты, старик, не причитай. Вот твой долг - пересчитай. Коль все
верно, то давай - лоб скорее подставляй. На твоем, старик, двору, мне
уже не по нутру. На пустых твоих харчах я уже почти зачах.
- Ой, Балда, ну как ты смог? И неужто мой зарок, ты исполнил точно
в срок?
- Что трепаться о пустом - повернись-ка лучше лбом.
После первого щелчка поп летит до потолка. От второго щелбана, поп
почувствовал: хана. Хочет он Балду просить наказание скостить. Только
вот от потрясенья он забыл как говорить. Ну а с третьим щелбаном,
попрощался поп с умом. На карачках поп стоит, взгляд о многом говорит:
что в погоне за халявой можной разум повредить.
2007 © juriy

Каша из топора
Шел солдат домой со службы – шел давно, устал к тому же. За царя
и за отчизну он потратил годы жизни. Все доходы от зарплаты – вошь
в кармане да заплаты. Но солдат не унывал – пил и ел, что бог послал:
где-то просто побирался, где-то крал и воровал. Про мораль давно забыл,
впрочем, скажем откровенно: на нее он "болт" забил. Постучался он
в избушку, открывает дверь старушка.
- Здравствуй, бабка. Как живешь? Много ль ты мясной начинки в пирожки
себе кладешь? Я вот что хотел спросить - как на то ты бабка смотришь,
чтоб солдата приютить?
- Нет, милок, самой-то тесно – для гостей не держим места. Восемь соток
не курорт: дом, сарай и огород.
- Много места не займу – мне б всего пучок соломы, да и тот потом верну.
- Ох ты, горе мое горе, ляжешь на пол в коридоре.
- Ну а как насчет борща, щей, соленого леща? Я б и редьки пожевать
был конечно очень рад. А предложишь выбирать: мне бы паюсной икорки
и копченый сервелат.
- Ты, знать, шутишь, друг сердешный. Ну, откель, у меня грешной, столь
элитный разносол? Если хочешь подкрепиться - вон в углу лежит мосол.
Но хочу предупредить: я уже вторые сутки не могу его разгрызть.
- Ну раз так, тому и быть – продовольственный вопрос помогу тебе решить.
Я бывал в заморских странах, ел халву в их ресторанах. На приеме
у посла ел похлебку из весла. У арабских-то друзей отбивные из гвоздей.
А теперь пришла пора кашу есть из топора. Удивительный рецепт подарю я
сей момент. Так что челюсть подбери, мысль лови и в корень зри.
Приготовь топор к еде, да протри его везде.
- Подожди один момент – принесу я инструмент. Ты давай, солдат, не ври –
по рецепту все вари. Не смотри, что я ворчу – я пожить еще хочу.
Бабка мигом обернулась, с топором в руках вернулась.
- Твой топор не очень стар? А то плох с него навар: и топор не разжуешь,
скрючит так – не разогнешь.
- Нет, топор у меня новый, с запахом смолы сосновой.
- Вот и ладно, вот и чудно – ты, бабусь, если не трудно – принеси-ка
мне крупы, соли там, ведро воды. Эх, сюда б еще болтов – приготовил бы
я плов.
С топором солдат колдует, соль кладет, на воду дует. Бабка где-то рядом
ходит, с топора глаза не сводит. Странный тот деликатес вызывает интерес.
Очень пристально глядит, а топорик все кипит. Вот и каша подоспела,
прям ее б глазами съела.
- Так, ты, бабушка давай, ложки быстро доставай. И чуток отрежь хлебца,
ну и ради аппетита по сто грамм налей винца. Ты про масло не забудь,
ведь без масла эту жуть невозможно цельной массой в пищеводе протолкнуть.
А до бабки не доходит, что солдат ее "разводит". Все исполнила тотчас,
каша была "в самый раз". На двоих ведро сожрали, даже ложки облизали.
Локти, положив на стол, начинает разговор:
- Доставай скорей топор. Не едала я вкуснее ничего до этих пор.
- Тут придется потерпеть – он три дня должон кипеть. Если раньше его
съесть – можно мигом околеть. Ты топор не доставай, чаще воду доливай.
А к исходу четверга съешь заместо пирога.
Пожелав ей не хворать, удалился почивать, прям на бабкину кровать.
Бабка мигом подобрела, дифирамб ему пропела, собираясь рядом лечь,
чтоб, хоть в старости сломалось то, что удалось сберечь. Но солдат был
глух и нем, спал без задних ног совсем. И проспавши до утра, в путь
собрался со двора. Улыбнулся на прощанье, бодро молвил:
- До свиданья. Как надумаешь ты снова на обед топор варить, ты рецепт
то мой запомни: "С головой пора дружить".
2007 © juriy

Сказ про Ивана, царя Гороха и дочь его Ульяну

Царством правил царь Горох. Был Горох здоровьем плох. Кашлял, тек
соплей под нос и внизу сплошной понос. А делами в государстве управлять
совсем не просто. Царь слабеет с каждым часом: дело близится к погосту.
Он, предчувствуя конец, дочку кличет во дворец.
- Эй, Ульянка.
- Да, отец.
- После Пасхи под венец.
- Не губи меня, отец. У меня амурный принцип: не любить заморских
принцев. Честь девичью не продам.
- Я тебе острастку дам: прогуляюсь этой плеткой по девическим задам.
Ишь, удумала перечить: заводить так дерзко речи. Как сказал – тому
знать быть. Мне уже недолго жить. Надо царство в верны руки вместе с
дочкой предложить.
- Хоть ты жги меня железом, в кабалу я не полезу. У меня уж есть жених.
В раз в палатах гомон стих. Навострились чутко уши: интересно всем
послушать.
- Это как же понимать? Не шути со мной так, дочка. Я могу ведь "дуба
дать".
- Да куда уж тут серьезней. Я хотела осторожней: честь по чести
рассказать, чтоб не вызвать осложнений и давленье не поднять.
- Да, серьезные дела. Я надеюсь, до кровати та любовь не довела?
- Нет, за это не волнуйтесь. Честь свою я берегла. Хоть два раза
колебалась, но сдержалась, не дала.
- Значит все не так уж плохо, Поправимые дела: блуд в башке я плеткой
выбью. Главное что честь цела.
- Без родимого Ивана эта честь уж не мила.
- Что за фрукт, каков он есть? Как он смог без приглашенья мне в зятья
почти что влезть? Из какого парень роду?
- Он простой, он из народу.
- Неужели среди графов нет порядочных людей? Или может из князей ты б
нашла себе друзей. Все одно не оборванцы. Не понятно, хоть убей...
- Чувства крепкие меж нами, и сердца уж бьются в такт.
- Мало девку в детстве били. Дура ты, и это факт.
- В общем, папа, не губите. За любимого Ивана замуж выдать вы велите.
- А развратного Ивана оскоплю я как барана. Ишь куда, подлец, наметил.
Он, небось, здесь все пометил. И, поди, когда я спал – он сидел на этом
троне и корону примерял?
- Он о том не помышлял. Любит Ванечка меня не за то, что дочь царя. Не
за злато, что в казне. А за то, что есть во мне.
- Задурил девчонке мозги. Не помогут даже розги. Значит, слушай мой
приказ – ты пойдешь к себе, зараз. За тобой приставят глаз. Будут день
и ночь стеречь, пресекая моментально все возможности для встреч. Не
усвоишь, коль урок, прикажу схватить Ивана и на десять лет в острог.
Если будешь возражать, я могу, ведь передумать – и башку с Ивана снять.
- Не губи, отец родной. Ты с приказом то постой. Обожди, когда остынешь.
Посоветуйся со мной.
- Как язык твой повернулся, что сказать ты мне смогла... Чтобы баба нос
совала в мои царские дела? Эй, бегом сюда народ. Объявите мою волю,
дайте ей законный ход.
- Подожди, отец родной. Попрощаемся с тобой. Я без милого Ивана жизнь
закончу очень рано. С колокольни головой – пять секунд и все, отбой...
Ты поверь – я не шучу: жить без Ваньки не хочу.
- Ну, зачем так радикально? Может, будет все нормально? Зря судьбу свою
ты губишь: обвенчаем, отгуляем, а потом, глядишь, полюбишь... Жизнь
ведь штука непростая – не всегда твоим желаньям, безусловно, потакает.
- Я не буду повторять. Где местечко здесь повыше? Чтобы "раз" и не
собрать...
- Вынуждаешь нецензурно свои мысли выражать.... Что за моду дети взяли:
чуть не так – в окно сигать.... То ли дело в наше время: дали – взял, и
тащишь бремя. А позволишь выбирать: так ведь каждая захочет на полатях
царских спать. Как прознают, что холопы на царевну глаз кладут – будешь
шут на всю Россию, даже куры засмеют. В общем, дочка – мой вердикт: в
деле, где кружат Амуры, лишь беременный спешит. Я сегодня соберу всех
ученых ко двору. Покумекаем мозгами и решим, что делать с вами.
***
Созывает царь совет.
- Вас умней в России нет. Спать не ляжете сегодня, не дадите коль ответ.
Нужно знать, как дальше быть: как мне дочку урезонить и холопа
приструнить.
Поднимался дьяк Василий:
- Несерьезная забота. Без труда ее осилим. Отруби главу Ивану. Без
башки любая личность безобидней таракана. Чтоб народ наш не подумал,
что ты с Ванькой сводишь счеты, ты скажи, что он прилюдно про тебя плел
анекдоты. Неприличные поклепы источал из мерзкой пасти - недостойным
поведеньем подрывал устои власти.
- Это номер не пройдет: дочь моя ведь не дурная - наши хитрости
поймет. Кто ее, шальную, знает - вдруг с тоски себя убьет?
Поднялась одна старуха, что по табелю имела званье бабки-повитухи.
- Будь здоров, надежа-царь. Ты по Ваньке-хулигану из других концов
ударь. Нет нужды казнить при всех: кончи тихо - то не грех. Пусть
подумает Ульяна, будто Ванька сдох случайно. Подавился пирожком,
придавило нужником. Может сердце подвело, может он случайно выпал,
когда лез в ее окно. В общем, как любой дурак, смерть познал "за просто
так". Нужно сделать все технично, не марая себя лично.
- Складно баешь, все логично. Только все не так отлично. Нам нельзя
Ивана грохать - это мне для кармы плохо. Проявите свой талант - я
сегодня голосую за бескровный вариант.
Все в раздумья погрузились: обсуждали, матерились. Тот предложит,
тот поправит - Ванька снова умирает. Век жестокий на дворе - человека
им зарезать, словно Жучку в конуре. В эти темные века в среднем люди
помирали где-то возле сорока. Несознательный народ - эпитафии читает
как какой-то анекдот.
Наконец, дождавшись, молча, пока в зале стихнет шум, поднялся старик
преклонный, весь в морщинах как изюм.
- Слово молвить мне вели.
- Ну, Абраша, говори.
- Предлагаю вам проверить верность Ванькиной любви. Парня нужно
соблазнить: опоить хмельным напитком и бабенку подложить. Довести сюжет
амурный до интимного греха - показать дурной Ульянке на проделки
жениха.
- Эта мысль не так плоха. Девку сыщем из продажных: чтоб ни бочка, ни
доска. Есть ли зелье для подъема мест срамных у мужика?
- Я сварю такой компот, что одна лишь только капля попадет Ивану в
рот: он на стенку будет прыгать, пока бабу не найдет.
- Надо Сеньку-малевалку для фиксации позвать: голых Ваньку вместе с
бабой на бумагу срисовать. И затем рисунок этот моей дочке показать.
Пусть увидит, в чьи объятья хочет честь свою отдать.
Разработав общий план, повитуха удалилась, приготовить, чтоб дурман.
Зелье крепкое готовит - ночь в котле то зелье бродит: лягушачьи потрохи
и собачьи котяхи, волоса морских бакланов, шкуры рыжих тараканов.
Адской смеси той рецепт не дошел сквозь толщу лет.
Время близится к утру, царь Горох зовет Ульянку прибыть снова ко
двору.
- Дочка милая моя, мы вчера посовещались, и решенье принял я. Дам
согласье я на брак.
- Вау, клево, все ништяк.
-Так то вроде оно так, только есть одно условье - незначительный
пустяк. Пусть пройдет проверку боем, Ванька твой, коль не дурак. Не
могу свою я дочку замуж выдать просто так. Вдруг окажется он бабник и
семейный твой очаг венерической заразой превратит в полнейший мрак.
А потом родятся дети - трудно скрыть проблемы эти. Да и нужно-то тебе,
чтобы жизнь с таким супругом проходила вся в борьбе?
- Что предложишь, батя, мне?
- Сделать выбор, где купаться: в молоке или дерьме. Я хочу проверить
Ваню на устойчивость к тебе. Ваньку девкой соблазним и украдкой
подглядим: как хранит тебе он верность и заснет ли он один.
- Что-то сильно сомневаюсь, что пройдет такое с ним. Он в таких делах
монах: баб чужих не обижает - ни по жизни, ни во снах.
- Ну, тогда пройдет проверку и сомнениям конец. Дам свое благословенье
и в субботу под венец. Позови теперь Ивана поскорее во дворец. Ты
скажи: с тобою, Ваня, хочет свидеться отец. Поболтать о том, о сем,
обсудить прогноз погоды и на редьку цен подъем.
***
Дело к вечеру идет, и Ульянка жениха в терема к отцу ведет.
- Это, папа, мой жених.
Сразу шум в палатах стих. Тот жених как две телеги, если вместе склеить
их. Руки словно два бревна: сила в бицепсах видна.
- Здравствуй, славный царь Горох.
- Что кричишь - я не оглох. Как такие габариты отрастить ты, парень,
смог?
- Я из рода кузнеца. Силой я пошел в отца.
- Трудно было прокормить им вот такого молодца. А скажи-ка мне, Иван,
ты не фронда, не смутьян? И не ценишь выше бога ты бутылку и стакан?
- Я и слов таких не знаю. Я не фронда - я Иван. Пить я страсти не
имею - пью, да дело разумею. Был вчера на именинах - все надрались как
скотины. Я ж почти совсем не пил: лишь ведерко самогона пару раз я
пригубил. Что мне станется с ведра? Ну, проспал я до утра. Утром выпил
квасу жбан - снова трезвый как баклан. К водке тяги не имею - трезвость
нормой разумею.
- Как халва твоя мне речь: гладко стелешь - тянет лечь. Я о дочке
беспокоюсь - сможешь ты ее сберечь? Будешь верный ей супруг, коль
войдешь ты в царский круг?
- Вот ей-богу, я не вру. Дочку вашу больше жизни, крепче Родины
люблю. Мне не нужен царский трон, я деньгами не стеснен. Год из кузницы
на волю я почти не выходил и ударною работой пять рублей уже скопил.
Так что купим мы корову, заживем с женой здорово.
- Посмешил меня, родной. Не смеялся так давно. Чтобы дочь моя мела пол
крестьянского двора? На ведре сидя верхом, подтиралась лопухом? Нет,
такому не бывать. Если будешь царский зять, то с работою завяжешь -
будешь тестю помогать. Управлять большой страной будем мы с тобой
вдвоем. Скоро я ведь "ласты склею" - ты же видишь: я болею. И тогда
сидеть на троне будешь, Ванька, ты один. Будешь всем владеть законно:
всем холопам господин.
- Не случиться бы беде... Мне ведь в кузнице сподручней: там как рыба
я в воде.
- Ладно, братец, мы об этом уж потом поговорим. Дело к ужину
подходит - так давай же поедим.
- Не хотелось вас стеснять.
- Ты, давай, кончай с подколом, мне ведь вредно много ржать. Не едал,
поди, досель ты икорку и форель?
- Ну чего же, корку ел. Когда хлеба каравай я из печки доставал, то
уж корку первым делом у буханки отъедал.
- Прост ты, Ваня, я гляжу. Что нашла в тебе Ульяна, я ума не приложу.
***
Стол богатый у царя и глаза простолюдина разбегаются по яствам: от
суфле и до угря.
- Мне б селедочки с лучком...
- Ты, зятюха, не тушуйся: будет все сейчас пучком. Угостим тебя
нормально. Положите гостю мяса азиатского тушкана. И полейте божоле.
Вот, отведай, силь ву пле. Если хочешь ты икорки, то возьми в большом
ведре.
- Что, неужто эту крысу подают к столу царям?
- Я едва не подавился. Ванька, ну тебя к чертям.
После ужина Иван: сыт, согрет, немного пьян. Царь Ивану постоянно
подливал вина в стакан.
- Ну, теперь меня, Ванюша, вот о чем ты, брат, послушай. Мой теперь
ты, Ваня, гость. Я в ответе перед богом, чтоб с тобою катаклизмов в
моем доме не стряслось. Для тебя кроватка с периной приготовлена уже.
Так что ты, давай, готовься. Ночку встретишь в неглиже. Эй, прислуга,
проводите. Уморился гость уже.
- А Ульяна подойдет?
- Этот номер не пройдет. Нету брака - нету "фака". Я приверженец морали
и серьезно возражаю, чтоб до брака вместе спали.
Отвели Ивана спать. Царь позвал свою прислугу, чтобы ей команды дать.
- Отнесите ему кваса. Выпьет пусть и будет классно. После бабу
запускайте. В щель смотрите и вникайте. Сенька наш пускай рисует, без
утайки все малюет. Красок только не жалейте: если будет отвлекаться -
по рукам, собаку, бейте.
Царь разбавил квас дурманом, потянулся за стаканом... Но на полпути
подумал, оценил свои силенки и в сердцах два раза плюнул.
- При теперешних делах, мне проблемы с приапизмом нанесут здоровью
крах. Кровь нужна сейчас для сердца, обойдемся мы без перца.
Между тем прислуга Ваню до кровати бодро тянет.
- Выпей, Ванечка, кваску. Разгони печаль-тоску. Квас холодный, с
погребов: со вчера уже готов.
- Квас поставь на табурет, я хлебну его попозже. Мне б сейчас сходить
в клозет...
- Дверь открой - иди на свет. Там по запаху узнаешь: где нужник, а
где буфет.
Возвращаясь с туалета, скинул квас он с табурета. Зацепил его в
впотьмах и кувшин об доски "бах".
- Вот и выпил я кваску, - материл Иван доску. А на шум, что он создал,
пес какой-то прибежал: все, что вылилось на доски, пес немедленно
слизал.
- Бобик, вшивка, что с тобой? Неужели обзавелся торс еще одной ногой?
Бобик, выпучив глаза, лишь хрипит, хвостом вращая, слов не зная,
чтоб сказать. Выгнав Бобика за дверь, пожелав удачных случек, подремать
решил теперь. Только голову к подушке - отворилась тихо дверь. В дверь
молодушка заходит: вся как есть она нага. Из одежды всей имея только
лапти на ногах.
- Здравствуй, славный богатырь. Что, не видел баб без платья? Ну,
позырь, милок, позырь.
- А чего ко мне ворвалась? Может дверью обозналась? Много в этом
коридоре одинаковых дверей. Ты иди, деваха, с богом. Баня дальше - во
дворе.
- Я пришла к тебе по-делу: чтоб меня счастливой сделал. Подари свою
любовь: раз за разом, вновь и вновь. Ночь не скоро завершится: можем
плотно подружиться.
- Чтоб об стенку мне убиться. Мне в субботу ведь жениться. И всего
лишь год назад я б исполнил твой подряд, а сейчас уже не время -
опечатал аппарат.
- Сам, небось, поди не рад. Может разик соблазнишься и настроишь
агрегат?
- Лучше скройся от греха. Ни полраза, ни разка.
- Может ты не пил кваска?
- Вот как значит обхитрили, обманули дурака. Неужели вы решили, что
возьмет меня дурман? Будь я хоть три раза пьян - я любви не изменяю:
не Иуда я.
- Болван. Посмотри еще разок: вот бедро, а вот сосок. Хочешь, боком
повернусь? Ну, давай, Ванюш, не трусь.
- Повторять уже не буду. Я возьму тебя, зануду - дам всего лишь два
раза: улетишь под образа. Несмотря на то, что девка - дар имеешь, баба,
редкий. Пять минут тебя я вижу и до смерти ненавижу. Если хочешь ты
любви, то пойди, найди Полкана, у него как раз бушует половой гормон в
крови. Он хоть шкурой волосат, но вполне дееспособен - лично видел этот
факт.
Проводив ее за дверь, подремать решил теперь. На подушке он лежит, но
заснуть никак не может: кто-то рядом говорит. Злость Ивана разобрала:
он подумал, что девчонка снова страсти то взалкала. Поднялась в Иване
желчь:
- Это что же за блудница - не дает спокойно лечь. Я ее сейчас ремнями
прям на лавке буду сечь.
Подбегает Ванька к двери и ушам своим не верит: кто-то с кем-то
говорит, то, что царь Горох убит, будет через полчаса. Вот такие чудеса.
- План Гороха не удался: Ванька честным оказался. Что ж, пойдем
другим путем - мы Гороха из пистоля ночью этой же убьем. Ваньке,
спящему, пистоль, мы подбросим: вот, изволь. Кликнем стражу - Ваньку
свяжем. И не мешкая, казним. Девку сплавим в монастырь. Там читает
пусть Псалтырь. Царством будем управлять: все нескромные желанья без
задержек исполнять. Пока деньги есть в казне: мы в повидле - все в
говне.
Ванька слышит и не верит: "Тот мужик за дверью бредит. Как же можно
на царя свои лапы поднимать? Что удумали, заразы, пресекать их нужно
сразу. Но тогда улик не будет - не поверят Ване люди". Шум от двери
отдалился, Ванька следом подрядился. Возле царского покоя зашептались
снова двое.
- Значит так, сейчас войдем: быстро свяжем - не убьем. Кляп воткнем
мы в царский рот, чтоб не мог позвать народ. Завещанье пусть напишет,
а потом уж и помрет. Царство, значит, по закону в наши руки попадет.
Дверь в покои отворя, кляп царю втыкают в зубы, ничего не говоря.
Быстро вяжут ноги-руки, заряжают пистолет. Понимают, паразиты, что
назад дороги нет.
- Ну, Горох, пришла пора выносить вперед ногами твое тело со двора.
Ты уж небо покоптил, предостаточно пожил. Надо чтоб свое ты место для
других освободил.
Царь мычит, трясется весь, но не в силах даже сесть. Что-то доброе,
родное хочет им Горох сказать, так как слышно из под кляпа: монолог
идет про мать...
- Что, Горох, уже не в силах повернуть планиду вспять? Не гадал, что
нам ты царство будешь вскоре завещать? Вот тебе с гербом бумага, вот
чернила, вот печать. Кляп, пожалуй, мы не вынем, чтоб не мог на помощь
звать. Руку лишь одну развяжем: ты, какой привык писать? Дай, Горошек,
отгадать... Ты, царь честный - всем известно и о том в народе слава,
значит, правду непременно пишешь ты рукою правой. Вот рука тебе, пиши:
кляп не вынем - не взыщи. Пистолет направим в грудь, ты уж царь не
обессудь. Чтоб не думал ты плохого - как от кары улизнуть.
Царь дрожащею рукой на бумаге хрен рисует.
- Значит вот ответ какой... По-хорошему не хочешь нам свое добро
отдать? Значит, будем по-плохому: будем пальцы мы ломать.
Тут всего лишь на секунду стоит Ване опоздать: и не свадьбу, а
поминки предстоит потом справлять. Отворивши дверь пинком, пистолет
мгновенно выбил, врезав мощно кулаком. Отпинав врагов ногами, отмутузив
кулаками, он решил не добива

... текст обрезан т.к. он больше 16384 знаков

Как крестьянский сын за счастьем ходил

Сказ пойдет про дни былые: когда предки наших предков еще были
молодые. Сказ пойдет про те века, где на каждого Спинозу было по три
дурака. Где-то с Брянском по соседству жил старик со всем семейством:
дочка, сын, курей с полста. Ну а больше ни черта. Дочка всем на
загляденье: к ней, как мухи на варенье, собирались женихи, предлагая
руку, сердце и другие потрохи. Только от ее ворот женихам был поворот.
Дескать, нет вам тут приюта: повертай назад, народ. Не для местных
голодранцев зреет здесь запретный плод.
Так и жили вместе дружно: ели, пили сколько нужно. Сын в сестре души
не чает: угодить ей как не знает.
- Что душа твоя желает?
- Кто ж об этом, Степа, знает. Только что-то не вставляет... Нету
радости такой, чтоб во всем моем сознаньи наступил тотчас покой.
- Ну конечно не вставляет - вся деревня это знает. Да и некому
вставлять: женихов за километр ты велишь не подпущать.
- Я ведь, Степа, не о том. Я об общем ощущенье: чувство будто в горле
ком.
- То видать с вчерашних щей: ты водички то попей...
- Вот и ты не понимаешь, что сейчас в груди моей.
- В левой? В правой? Ей же ей. Может фельдшера покличем. Ты водички
все ж попей.
Девка лишь рукой махнула и на пруд гулять рванула. Поплескаться чтоб
в воде и подумать о судьбе.
***
Окунувшись пару раз, обернулась: за кустами видит пару чьих-то глаз.
За фигурою нагой из кустов глаза таращат, что-то делая рукой.
- Отзовись, ты кто такой?
Из кустов лишь "ай" да "ой".
- Ты там, часом, не больной? Ты не бойся, выходи - поздороваюсь
с тобой. От людей мне неча прятать - все свое ношу с собой.
Из кустов выходит барин: брюки-клеш, пиджак притален.
- Здравствуй, барин-господин. Ты чего в кустах один? Что так тяжко ты
стонал? Может что-то потерял?
- Потерял я там покой, совладать не смог с собой. Да и трудно быть
спокойным рядом с этой красотой. Может вместе погуляем, пообщаемся с
тобой?
- Ишь ты резвый то какой... Я
ведь девушка из честных: не шути зараз со мной.
- Ну какие уж тут шутки: я прошу лишь две минутки. Их я щедро оплачу:
очень я тебя хочу. Две минутки этож мало...
- Ну, лиха беда начало. Честь моя не продается и в аренду не сдается.
Я ведь принципы любви не меняю на рубли.
- Что ж, тогда хочу сказать: не желаешь добровольно, я могу и силой
взять. Этот прудик и селенье - это ведь мое владенье. Этих мест я
господин.
- Не колышет - спи один. Той землей владей сколь хошь, а мои холмы не
трожь. Правда, барин, не в трусах. Правда, барин, в небесах. Будешь
силу применять: буду громко я орать.
- Что с тебя, психички, взять... Ладно, встретимся попозже.
- Мне на это наплевать. Буду честь от посягательств я ухватом защищать.
Поскрипел зубами барин, лошадь плеткою ударил и помчал оттуда вскачь,
чтобы слуг своих напрячь. Пусть найдут ему решенье, чтоб с девчонкой
смог начать он половые отношенья.
***
Утро красит нежным светом стены древнего сарая. Просыпается
крестьянин: в туалет идет, зевая. Только сел он поудобней, чтоб
природе возвратить то что смог его желудок в этот час переварить, как
услышал за забором он чужие разговоры. И затем в калитку стук. Понял
кто стучит и стух. Барин прямо с утречка беспокоит старичка.
- Эй, хозяин, открывай. Разговор имею важный, побыстрей, давай,
впускай.
Понял тут же наш мужик, что зазря пошел в нужник. Все что что в планах
предстояло - прям на полпути застряло. Да и как тут не сробеть - барин
злющий как медведь. Он уже с полсотни высек, измочалив в тряпки плеть.
На согнувшихся ногах, он во двор к себе выходит, причитая "ох" и "ах".
Во дворе уже народ разоряет огород: кто клубнику собирает, кто бананы
с пальмы рвет.
В ноги кинулся крестьянин.
- Прикажи чтоб перестали. Этот бедный огород нам загнуться не дает:
производит витамин для семьи лишь он один.
- Эй вы там, мои холопы. Ну-ка все кончайте лопать. Не затем сюда
пришли, чтоб клубнику потрошить. Ну а ты, мужик, послушай: дочка где
твоя?
- Марфуша?
- Имени, увы, не знаю, но как встречу - так узнаю. Нет в девчонке
послушанья: есть отсутствие манер, но все это побеждает то что грудь
шестой размер. Приглянулась твоя дочка. Я женюсь на ней и точка.
Сколько девочке годочков?
- Дык, семнадцатый пошел.
- Да, удачно я невесту для себя вчера нашел. Молода, стройна, красива,
лишь характером строптива.
- Извини, любезный барин. Я Марфуше не хозяин. И хотя я и отец - не
могу ее заставить.
- Ты перечишь мне, наглец? Отдавай скорее дочку, а не то тебе конец.
- Повторяю по слогам: без ее на то согласья дочку замуж "не от-дам".
- Ах, подлец, упрямец, хам. Я тебя за эти речи палачу под плеть отдам.
Запорю до полусмерти и не дрогну: уж поверьте.
- Удручающий расклад. Я признаюсь - я не рад. Но решенье не меняю -
принял я его давно. Так что вы не обессудьте: вот такое я говно.
- Ладно, раз добром не хочешь, не по чину рожи корчишь, значит силу
применим. Приготовьте вазелин. Ну а ты снимай штаны - ведь изгибы
твоих бедер через тряпку не видны.
Стал мужик белее мела - понял что хотят с ним сделать. Потерял
сознанье он, а боярские холопы подошли со всех сторон...
- Примитивный организм. Он, видать, всерьез поверил в этот
гомосексуализм. Эй, водой его полей. Пусть поймет он что нарвался на
порядочных людей.
Старичок едва очнулся, зад потрогал, улыбнулся.
- Благодарен на века - не порвали старика.
- Значит дочку добровольно ты не хочешь отдавать? Ну так будем
по-другому мы мозги тебе вправлять. В общем слушай мой указ: я аренду
за землицу поднимаю в десять раз. Чтоб принес ко мне оброк без
задержек, точно в срок. То есть время две недели - вот и думай что тут
делать. Если в срок не принесешь, то на деньги попадешь. Отберу
хозяйство, дом. Дочку тоже отберем. На законных основаньях в дом ко
мне ее введем.
- Умоляю, пощадите.
- Все, старик, прием окончен. От лошадки отойдите.
***
И за ужином старик весь "расклеился", поник. Голову не поднимает: как
сказать про все, не знает.
- Папа, папа, в чем причина и откель в глазах кручина? Может сердце
беспокоит, может снизу не мужчина? Может в сексе аппарат перестал
давать заряд? Может перхоть напрягает, ну а ты тому не рад? Это дело
поправимо - бабки все заговорят.
- В том и дело, то что бабки получить с меня хотят.
- Был наезд "по беспределу"?
- Если б так, а то за дело. Поднял барин наш оброк и велел внести все
в срок. В десять раз взвинтил он плату - то за дерзости расплата. Он
хотел забрать Марфушу - голос разума не слушал. Без ее на то согласья,
он на ней хотел венчаться.
- Ах какой он все ж подлец. Ты послал его, отец?
- Да, сказал я, что насильно не отправлю под венец.
- Так и надо - молодец.
- Денег нет - без них капец.
- По знакомым я пройдусь. Может кто-нибудь поможет и я с денежкой
вернусь. Так что ты, отец, расслабься, ну и ты, Марфуш, не трусь.
***
По знакомым Степа ходит и как только про заемы с ними речи он заводит:
каждый третий посылает, каждый пятый взгляд отводит.
- Мне хотя бы до субботы...
- Денег нету, что ты, что ты...
- Не могли бы до субботы десять рубликов занять?
- Я бы рад помочь соседу, только где ж те деньги взять?
- Я вот с чем до вас зашел: денег мне вы не займете?
- Ну-ка вон отсель пошел. Если б знал что в долг попросишь - я б к
двери не подошел.
- Дайте, слезно вас прошу.
- Кобеля сейчас спущу.
Так промыкавшись весь день - он тех денег не увидел: даже запах, даже
тень. Дело к вечеру идет - он понурый и усталый неспеша домой бредет.
Что же делать, как же быть - где наличность раздобыть.
Словно мысль его читая, кто-то сзади нагоняет. Обернулся наш Степан:
мужичок стоит нездешний, с виду вроде даже пьян.
- Ты чего, мужик, хотел?
- Я б тебе помочь сумел.
- Дашь мне денег?
- Денег нет. Но могу я дать совет.
- А зачем мне твой совет? Без финансовых вливаний от советов толку нет.
- Экий ты, милок, горячий. Мало жизнь тебя корячит.
- Ближе к делу...
- Ну так значит: ты иди-ка в брянский лес. Там есть чудо из чудес. Там
есть птица-голубица. Кто увидит - поразится. Говорят что эта птица в
разговорах мастерица. Иногда, под настроенье, она даже матерится. Кто
поймает это чудо, напременно счастлив будет. Царь дает за ней в
награду: деньги, водку и наряды. Денег больше ста рублей. Много нынче
предлагают за диковинных зверей.
- Это правда?
- Хоть убей. Нет резона врать про это - я сижу ведь на проценте: с
каждой пойманной зверушки от рубля и до полушки.
- Ну, спасибо за совет. Я, пожалуй, попытаюсь, коль других раскладов
нет.
***
- Ну, сынок, какие вести? Есть в финансах пополненье или топчемся на
месте?
- Нет, с наличностью голяк - все отказывают занять...
- Ожидаемый косяк.
- Так то вроде оно так, только есть одна зацепка - незначительный
пустяк. Час назад за кабаком я встречался с мужиком. Вид его внушал
доверье, хоть и профиль незнаком.
- Огорошил ты, Степан. Я то думал: сын в папашу - на красивых баб
глядит... Оказалось балом правит похотливый содомит. Если это из-за
денег, то огнем пусть все горит - честь рублем не отшлифуешь, так мне
совесть говорит.
- Встреча была деловой.
- То есть трахались за деньги?
- Что тут сделаешь с тобой. Объясняю для небыстрых - твой сынок не
голубой. Тот мужик мне дал совет, где найти такую птицу, что чудесней
в мире нет. Говорят что Брянский лес прячет средь своей дубравы это
чудо из чудес. И за эдакое чудо сто рублей оплата будет. Мой послушай,
батя, сказ. Это вам не финтифлюшки - государственный заказ.
- Понимаю, сын мой славный, я ведь тоже много пожил, чай не вовсе
деревянный. Вот мое благословенье - отправляйся без сомненья. Да
возьми-ка мой зипун. Ночью что-то холодает - натуральный колотун.
***
Путь лежит сквозь буераки, горы, реки: в реках раки, горы полные
руды - в буераках нет еды. Там синичку он поймает, там картошку
откопает. В общем сытый худо-бедно, хоть желудок то страдает. Он под
каждою березой пару стульев оставляет.
Заминировав березу, злой идет он и тверезый. Тут навстречу из кустов
видит парочку голов. Впереди идет старушка, сзади видит на подушках,
на спине у ишака, с бородою старика. У старухи на спине два мешка
лежат тяжелых, тянут бабушку к земле.
- Здравствуй, добрый аксакал. Из каких заморских далей конь с ушами
прискакал?
- Вай, обидел старика. Так назвать неблагородно чудо-зверя ишака.
- Извини, отец, не знал. Я такого организма тут впервые увидал. За
каким же интересом рок сюда тебя послал?
- Да старуха захворала - чуть не померла к хренам. Вот, везу ее в
больницу - докторам супругу сдам.
Пожелав ему удачи, наш Степан поперся дальше. Долго-ль коротко-ль
идет, только чует каждым членом, организм уже сдает. Тянет тело все
поспать: мозг сигналит - ляг в кровать. Глаз уж ищет средь ветвей
место, где бы потеплей. Наконец, в одном овраге, возле высохшей
коряги, он нашел себе местечко - рядом дуб, лужайка, речка. Поудобней
повертелся, почесался и согрелся. Сон сморил его тотчас: глаз
закрылся, мозг погас.
***
Просыпается Степан, связан по рукам-ногам. Двигаться никак не может,
озирается в надежде: может кто ему поможет? Чует запах от костра,
слышит крик:
- Варить пора.
- Подождем пока проснется. Съешь лягушку, коль неймется.
- Надоело жрать лягушек. Мне б колбаски аль ватрушек.
- Не дворянских чай родов. Будешь кушать что придется, а на пасху
будет плов.
- Сколь еще до пасхи ждать - мне сейчас уже охота мясом брюхо
наполнять.
- Шеф сказал пока не трогать - значит будем голодать.
Степа весь похолодел: так нежданно, между делом, угодить в меню
сумел.
- Эй, кончайте мужики, я ведь жесткий и невкусный, не гожусь на
шашлыки.
- О, еда заговорила. Между прочим неплохую мысль на завтрак
предложила. Может правда шашлыки? Пикничок устроим классный - выпьем
водки у реки.
- Я ведь вовсе не съедобный. Ну, поймите, дураки.
- Да, сильнее обзывай. Называй нас нецензурно, жалость в сердце
вытравляй. Чтоб недрогнувшей рукой разделить тебя на части и назвать
тебя едой. Назови меня козлом. Я за это самолично завяжу тебя узлом.
- Может мы договоримся?
- Вот ведь как зашевелился: может ты еще не понял - ты уже договорился.
Ты достаточно сказал, чтоб частями на шампуре приземлиться на мангал.
- Так, разбойнички, заткнулись, гостю дружно улыбнулись, пожелали
добрый день и свалили резко в тень.
То главарь преступной шайки начал Степе плести байки.
- Ты откуда, молодец? Как зовут, кто твой отец? Что искал в моем лесу
и готов ли ты морально, что пойдешь на колбасу?
- Я с деревни, что далече. Ординарный человечек - без претензий и
понтов, я на многое готов. Но пойти на колбасу: сгинуть не за хрен
собачий в неизвестном мне лесу... Это в планы не входило - быть
растерзанным на части полуграмотным дебилом.
- Ты вот это что сказал? Как меня сейчас назвал? Я ведь слов таких не
знаю: похвалил ты иль сбрехал?
- Словом ласковым "дебил" я тебя сейчас хвалил. Нету радости сильней,
чем прослыть средь всех дебилом. Это слава королей.
- Ну, умаслил, ей же ей. Что ж тебе в награду дать?.. О, я за это
перед смертью запрещу тебя пытать!
Дам тебе, крестьянин, шанс, коль покажешь в споре класс. Редкий
спорщик шанс имеет Фарадея удивить. Только если он сумеет меня
перематерить. Если скажешь ты такое, что повергнет меня в транс:
отпущу тебя на волю. Покажи каков ты асс.
- Знаешь слово ...?
- Можешь даже не ругаться - отгадал его я враз. Этим словом называет
каждый третий пленник нас. Ведь на сто окрестных верст только дупла -
нету гнезд.
Степа к уху наклонился, зашептал, разгорячился. Фарадей насторожился,
рот в улыбочке расплылся.
- Что, неужто так бывает? Прям туда его вставляют? Вот меня ты удивил.
- Ты такое знать обязан, как потомственный дебил.
- Все, считай что ты на воле. Я тебя освободил. А скажи-ка мне,
любезный, кто такому научил?
- Мне отец такое в детстве между делом говорил.
- Ладно, все, мужик, свободен. Вас помиловал дебил.
Степа, словно окрыленный, ноги в руки и свалил.
***
Подошел Степан к воде, оглядел ее везде. То конечно не Байкал, но
болотом я б назвал. Степа наскоро помылся, кое-как, как смог,
побрился - будто заново родился. И пустился Степа в пляс, отмечая этим
радость в том, что шкуру свою спас. Разошелся он слегка, отбивая
гопака. На лягушке поскользнулся и в болото навернулся.
Тянет вниз его болото - очень страшно, парень против. Тихо так,
щебечут птички. Все, капец, попил водички. Степа наш руками рыщет -
он опоры точку ищет. Наконец его рука ухватила что-то вроде или палки
иль сучка. И вот тут вот приключились интересные дела: эта палка ожила
и Степана подняла. Он по палке вверх ползет: сантиметр за сантиметром -
так не каждому везет. И поднялся сколько смог, пока лбом он не уперся
в кучерявый жесткий мох. Взявшись сбоку посильней, он вдруг резко
подтянулся. Что тут стало: ей же ей. Слышит он утробный рев: будто
рядом проходило стадо бешеных коров. Огляделся он на суше, что же все
таки стряслось. От него, мыча ужасно, удирал огромный лось. Понял он,
за что схватился - покраснел, слегка смутился.
- Руку помощи, сохатый, протянул ты мне отважно. Впрочем как-бы и не
руку, ну да это ведь неважно... Хорошо что в час тревожный мне на
помощь вышел лось. Если б мелкая зверушка - туго с ней бы нам пришлось.
Этот подлый водоем утопил бы нас вдвоем. И во цвете лет мужчину
поглотила бы трясина.
Поплутав среди кустов, он морально был готов, что напрасно в лес
дремучий он залез - упущен случай: не исполнит в этот раз
государственный заказ. И к тому ж на небе тучи: дождь пойдет - не
будет скучно. Надо где-нибудь успеть или встать или присесть под
какой-нибудь навес, а не то промокнешь весь.
За зеленой шапкой крон, вход в пещеру видит он. Он такому виду рад -
для защиты от осадков это лучший вариант. И как только он вошел -
дождь сплошной стеной пошел.
- Кто внутрях весь воздух спер? Очень дух здеся тяжелый - хоть прям
вешай тут топор. Хоть иди отсель наружу. Я б пошел, коли б не лужи.
Но придется тут остаться и скумекать себе ужин.
Развернул он узелок - там был хлеб, но хлеб промок. Получается что
жрать на сегодня не видать. Чтож, таперича, без пищи на природе
помирать?
Слышит он в пещере шум. Может зверь съедобный бродит? Наш Степан во
власти дум: ежли там шумит кабан, то пирушку с шашлыками я себе сейчас
задам. Ежли там хотя бы гусь, то севодни я нажрусь. Я и крыс готов
погрызть, коль пошла такая жисть.
Так и думал бы один, но навстречу важным шагом неспеша идет пингвин.
Степка ажно обмер весь: что за диво видит здесь? То ли птица, то ли
зверь, толь еще какая херь. Как его он увидал - волос весь под шапкой
встал.
- Ты того, дитя природы, отойди, меня не трогай. Сколько видывал
зараз, но такое в пер

Ворона и лиса
Умных сказок скрытый смысл открываем вновь и снова в баснях дедушки
Крылова. Поучительный момент завершал любой сюжет. Вот и в басне про
ворону тему важную затронул, показав, что с тем бывает, кто от лести
ум теряет. Дети плачут: жаль ворону. Все сочувствуют урону.
Малыши, утрите слезы: кактус там, где были розы. Правду всю об этой
басне от людей скрывали власти. А теперь настал момент скорректировать
сюжет, рассказать оригинал, так как автор написал.
Вороне где-то бог послал кусочек сыра: неужто верите, что прямо так
и было? Цензура правду не сказала: ворона у лисицы сыр украла. Чего ж
не свистнуть – та ведь спала. Признаем правду: птица ловко стащила сыра
целую головку. Взлететь ей силы не хватило - к гнезду ворона сыр катила.
На ель с натугой еле влезла - в гнездо добыча не пролезла. Держит в
клюве этот сыр, вдыхая аромат из сыра дыр.
Тем временем лиса проснулась: вокруг три раза обернулась. По заначкам
поискала - нету сыра, все пропало. Видит только колею.
- Сперли собственность мою. Что ж за страсти происходят - из под носа
сыр уводят. А пойду ка я по следу: может сыр верну к обеду.
След у ели обрывался. Там же сыр и оказался. Был он в клюве у вороны,
наверху, у самой кроны. В общем, с ходу не достать. Что же, сыру
пропадать?
- Нет. Такому не бывать. Сыр верну домой, в семью. И вороне клюв набью.
Слышишь, глупое создание. Есть последнее желание? Торопись его сказать.
Ведь недолго жить осталось – скоро буду убивать.
А ворона та молчит – сыр из клюва то торчит. Да и нечего сказать:
голодна - хотелось жрать. Так ведь это не причина, чтобы пищу воровать.
- Так и будем мы молчать? Ты, голубушка, покайся, честь по чести мне
признайся. Так мол так и сяк мол всяк. Упорола я косяк. В чем прилюдно
признаюсь и немедля правосудью с потрохами отдаюсь.
Но ворона все молчит. Из густой еловой кроны только клюв и сыр
торчит.
- Ах воровка, ах зараза, не поймала тебя сразу. Эх, сейчас бы мне
ружье. Наказала я б ворье. Иль хотя бы пистолет: бахнул раз – проблемы
нет.
Ухмыляется ворона. Кто ж ее на елке тронет. До скончания веков
наблюдать с верхушки будет на потуги дураков.
- Эй, пернатая зараза. Не сказала тебе сразу. Не хотелось грязных
тряпок мне прилюдно ворошить, но раз так вопрос ты ставишь, то придется
доложить. Довелось с твоей мамашей мне интимно подружить. Знаешь, как
она брыкалась? Все орала, надрывалась. Умоляла пощадить, обещала
наградить. Все по правде так и было – я награду от вороны долго травами
лечила.
- Врешь, мохнатая чудила.
Выпал сыр у той наседки - вниз упал, ломая ветки. На пути лиса
стояла - на нее еда упала. И лисица наповал – долго крик ее предсмертный
над березами витал. А ворона не смутилась – по стволу к корням
скатилась, за орудие убийства резво лапами вцепилась.
- Мой навеки, это точно, сей продукт кисломолочный. Хоть теперь ты и
улика, но попробуй, отбери-ка. Мы с тобой, мой сыр, вдвоем, и слона
теперь убьем.
Тут вот сказка оборвалась. И под елкой в раскоряку лишь лиса
лежать осталась. А мораль у этой сказки: не гуляй везде без каски.
2008 © juriy

http://www.hohmodrom.ru/project.php?prid=46554

Красная шапочка

Дело было заграницей: возле Льежа, рядом с Ниццей. В старой, маленькой
избушке, прямо на лесной опушке, доживала дни старушка вместе с верною
подружкой: кислородною подушкой.
И была у бабки внучка. Внучка была чисто "штучка": водку как кисель
хлебала и без денег "в долг давала", шапку красную носила и косила под
дебила. В-общем, в маму дочь пошла, вот такие, брат, дела. В ее
маленькой головке мысль одна всегда зудела: престарелая бабуля два
гектара чернозема вместе с домиком имела. А еще сказать вам надо: чуть
попозже, в этом месте проведут олимпиаду. Чтобы землю ту продать - надо
бабку закопать. А пока она жива, нужно ей харчей подбросить: раз в
неделю или два.
Вот и в этот самый раз: мамка в сумку собирает продовольственный
запас. А дочурка рядом вьется, за щекой мгновенно пряча все что
"свистнуть" удается.
- Отнесешь своей бабульке леденцы-свистульки. Пусть без нас там не
грустит: и сосет пусть, и свистит. Пирожки снеси с лягушкой - очень
любит их старушка. Отнеси ей молока - пусть немного пожирует, раз не
померла пока. Да смотри мне, по дороге, ничего ты в ней не трогай. Там
в корзинке накладная: пусть по ней все принимает.
Натянула девка шапку, пирожки взяла в охапку, на икону помолясь, в
путь-дорогу собралась. Путь лежал пред ней не близкий: за щеками по
ириске и под шапкой огурец - вдруг взгрустнется, наконец.
Через лес тот путь лежал, а в лесу, в голодных муках, волк без мяса
умирал. Ел кору, жевал траву: вот ей-богу, я не вру. Как увидел волк
девчонку, отложил траву в сторонку, прекратил кору жевать, стал слюною
истекать. В голове одна мысля: сразу съесть иль опосля. Он выходит из
кустов, пряча ножик и дубинку за резинку от трусов.
- Здравствуй, милая девица. Как тебе, такой хорошей, здесь случилось
очутиться?
- Да об стенку, блин, убиться. Не поверишь, меня мать стала к бабке
посылать: отнести еды, соленья и измерить ей давленье. Бабка ведь на
ладан дышит - иногда меня не слышит. Видит тоже через раз. Вот и ждем
чтоб у старушки к жизни интерес угас.
- Ну и детки, вот те раз - кровопийцы высший класс.
- Этот треп без перспективы уж порядком задолбал - ты налево, я направо.
Все, лохматый, убежал.
От такого обращенья волк конкретно обалдел - он на миг забыл что три
дня не ел. А когда сообразил, то от девки в красной шапке на дорожке
след простыл. Почесал в затылке серый - надо что-то дальше делать. Надо
к бабушке бежать, там двоих за раз сожрать.
Волк пустившись со всех ног, обогнать девчонку смог. В дом проник и
в тот же миг он издал победный крик.
- Прекращай старуха плакать - я голодный как собака. Уважая твою
старость, я жевать тебя не стану. Мясо, жаль, не молодое, но сойдет
сейчас такое.
Волк, хотя и извинился, но сожрал - не подавился. А потом надел на
тушку ее старую "ночнушку", натянул ее чепец - лег в кроватку, молодец.
Ждет в кровати ее внучку - хвост трубой и глазки в кучку.
А девчонка в это время облегчает ноши бремя: приземлившись на пенек
доедает пирожок. После, сыто потянувшись, на траве в кольцо свернувшись,
приготовилась поспать, чтоб желудочные соки все смогли утрамбовать.
Волк же места не находит: по избушке кругом ходит. Видно бабка та в
утробе беспокойно очень бродит.
Но вот день идет к концу, и девчонка в красной шапке проскрипела по
крыльцу.
- Тук-тук.
- Кто стучится в двери?
- Друг.
- Шапочка, да ты ли это?
- Я. Пришла к тебе с приветом.
- Приболела я слегка. Ты сильней по двери стукни, чтобы снять ее с
крючка.
Шапка очень постаралась - дверь с петлями оторвалась. Девочка зашла
в избушку - там внутри лежит старушка.
- Как-то ты вдруг посерела?
- Я три дня уже не ела.
- Что-то голос грубоватый.
- В том гормоны виноваты.
- Серый волос у тебя?!?!
- На гормонах сижу я. Вот и шерсть распространилась: от ушей и до ...
везде.
- Что-то ушки стали больше?
- Ты б еще ходила дольше... Мне уже без сигарет свыше суток жизни нет.
Нет махорочки на кухне, вот и уши то распухли.
- И еще один вопрос и закончим сей допрос. Что-то челюсть удлинилась.
- Вот и все, договорилась... Знай, девчонка, твоя бабка вся в желудке
без остатка. И тебе сейчас "ку-ку" - шапка в собственном соку...
- Я уже дрожу как лист, волосатый фетишист. Ты, когда в чепец рядился,
там,внизу, не шевелился?
Волк зубами оскалился. Девку за ногу схватил и мгновенно проглотил.
Мимо дома, без заботы, шли охотники с охоты. Шум в избушке обнаружив,
обнажили свои ружья. Волк в испуге влез под стол, но от мести не ушел.
Дали волку палкой в ухо, распороли ему брюхо: девку вынули, старуху.
- С возвращением, девчонки.
- Отойдем, давай, в сторонку.
Шапка с видом деловым что-то парням говорит. Те согласно покивали и
за ноги бабку взяли.
- Вы куда меня, ребятки?
- Поиграть хотим мы в прятки.
Затолкали бабку снова в брюхо к волку чуть живому. Только начали
сшивать - бабка принялась орать.
- Это что же за дела? Я внутри уже была. Пожалейте мою старость - мне
недолго уж осталось. Может денег вы хотите?
- Вы, бабулька, не шутите. Умолять уже нас хватит - внучка нам за все
заплатит. Твоего "бэу"-товара нам не нужно даже даром.
В-общем, бабушку зашили, волка в яму положили - написали в протокол,
что из бабки дух ушел.
Мы на том закроем дело: волки сыты, овцы целы. Зло наказано с умом:
подавилось зло добром.
Juriy © 2008

http://byaki.net/prikoly/10093-krasnaja-shapochka.html

Вершки и корешки
Где-то там, в лесу дремучем, жил медведь, на всякий случай. Возле
леса, в деревеньке, жил мужик, хитрюга редкий. Между зверем и людьми
не было большой любви. Наш медведь в голодный год, что попало, ест и
пьет. Уж с десяток мужиков съел медведь и был таков. Сильно все его
боялись – при одном лишь только виде все кишки освобождались.
На дворе весна идет – репу сеет весь народ. Ну и наш мужик не
хуже – голод выгонит наружу. Будешь сеять даже в стужу – лишь бы было
что на ужин. Так и в этот самый год – надо сеять огород. На беду в тот
огород через лес тропа идет. А в лесу медведь бушует, уж с берез кору
дерет – тоже видно звон в желудке спать спокойно не дает.
Наш мужик набрал семян два мешка, один стакан. И поехал к огороду
репу сеять для народу. Не прошло и полпути, как навстречу из дубравы
на него медведь летит. Ну, мужик перекрестился, глаз прищурил,
расхрабрился. Но потом слегка смутился и два раза обмочился.
- Не губи, хозяин мишка. Пожалей хотя б детишек. Хочешь, завтра мы с
женой здесь вот встретимся с тобой. У нее такие ляжки: прям не ляжки,
а "вкусняшки".
- Мясо мало, погляжу. Ты давай, сиди-ка смирно, я за кетчупом схожу.
- Может, мы договоримся?
- Хочешь, чтоб я подавился? Не вертись, тебя прошу – пополам перекушу.
Ты лови последний миг. Что невесел то, мужик? Жизнь – изменчивый
предмет: сегодня есть, а завтра нет. Так что зря ты загрустил – ты
считай, что день твой "завтра" чуть пораньше наступил.
- Вот, смотри, сейчас я еду поле репкой засевать. А по осени приеду
урожай свой собирать. И тебе в обмен на жизнь я готов его отдать. Как
тебе мой план, прекрасен?
- Складно "чешешь" - я согласен.
- Выбирай тогда, дружок, что получишь с урожая: иль вершок иль корешок?
- Я себе беру вершки.
- Мне остались корешки.
- По рукам мужик, тогда. И смотри, чтоб ровно в сроки у меня была еда.
Коль не выдашь мне вершков – сам пойдешь, мужик, на плов. Яйца пустим
на омлет. В-общем все, мужик, привет.
***
День идет, сменяет ночь. А медведь пожрать не прочь. Ходит по полю
кругом, а кругом большой облом. Очень медленно растут – ничего не
сделать тут. Он ту репку поливает, самым свежим экскрементом постоянно
удобряет. Наконец, созрела репка, и вершки уж к небу прут – ну медведь
от счастья пляшет и мужик наш тут как тут.
- Что, мужик, дождались мы, хорошо, что до зимы. Я вершков в свою
берлогу горку с верхом натащу и голодною зимою с аппетитом похрущу.
- Повезло тебе, лохматый, будешь сытый и богатый. У меня наоборот –
корешки не лезут в рот. Эта пища для свиней, чтобы сделать им больней.
- Ладно, хватит тут без толку языки свои чесать – ты давай бери лопату,
урожай пора копать.
Ну, мужик лопату взял, очень шустро все вскопал: отрубил все
корешки и оставил лишь вершки.
- Вышло время разбегаться. Поздравляю с урожаем и счастливо оставаться.
И мужик, стегнув кобылу, прочь помчался со всей силы. А медведь
остался в поле, чтоб вершки к зиме готовить. Взял который покрупней и
сожрал его скорей. Нету радости на роже – обманул мужик похоже. На
зубах ботва хрустит – толку нет, живот болит. И от ярости медведь на
весь лес начал реветь, куст ломать, траву топтать, чью-то маму
вспоминать.
***
Зиму ту он плохо спал. Изо всех деликатесов только лапу пососал.
А мужик, хитрюга редкий, ел всю зиму свою репку. Ел упорно, не
стеснялся, не болел, но поправлялся. И что на зиму припас, все ушло
сквозь унитаз. Чтобы как-то дальше жить, надо поле засадить. Он набрал
семян пшеницы и лошадку в лес послал. А в лесу медведь уж ждет.
- Ой, мой миленький идет. Значит, буду есть на ужин я из мяса антрекот.
Стал один ты толще двух – с корешков, небось, распух? Я свершу обряд
кровавый посередь лесной дубравы. И сейчас тебе вершок оторву с большим
цинизмом, прям под самый корешок. Ух, наемся я мяска "на потом" и "на
пока". Чтоб ты понял, как мне нужен, буду звать тебя я "Ужин".
- Извини, мой друг лохматый. Я ни в чем не виноватый. Выбрал сам себе
вершки, так что мишка не взыщи.
- Что в мешках то притащил? Мяса, хлеба и вина?
- Там всего лишь семена.
- Эта пища мне вредна. Я же все же не ворона, чтобы лопать семена.
Ладно, есть тебя не буду: засевай поля покуда. И смотри, ядрена вошь,
не надейся на удачу – в этот раз не проведешь. Ешь ты сам свои вершки –
мне оставишь корешки. А теперь давай, Стаханов, отрабатывай косяк. Ну,
ты как, задачу понял?
- Слава богу, не дурак.
***
Дело к осени идет, ждет мужик и мишка ждет. И пшеничка колосится,
зерна наливаются. И медведь навоз кладет: тужится, старается. Вот
созрели семена – значит нужно убирать. На дороге слышен звон, то мужик
лошадку правит, за вершками едет он.
- Ну, мужик, давай скорей, убирать еду с полей.
- Это мы с большой охотой.
- Ну, раз так, давай работай.
Отобрал мужик вершки, дал медведю корешки, на телегу взгромоздился
и оттуда удалился. В общем, верно рассудил – за пшеничные отростки
мишка бы не похвалил. А медведь разинул пасть, чтоб ни крошке не
пропасть, пожевал тот корешок – у него случился шок. Хуже дряни он
не ел. Он погнался за телегой, но куда там... не успел. Сел медведь
среди бурьяна, почесал в затылке рьяно:
- Надо было лучше в детстве биологию учить. Раз мужик оставил "с
носом", значит, так тому и быть.
А мораль у этой сказки всем подходит без оглядки. У медведя, человека -
нет мозгов, считай калека.
2008 © juriy

http://www.hohmodrom.ru/project.php?prid=45309

Теремок
Где-то в сказочных местах, иль в болоте, иль в кустах, в общем,
мы, про что не знаем, врать не будем, обещаем. Там, не низок не высок,
был какой-то теремок. Теремок был честь по чести: дверь, окно в
законном месте. Кто построил этот дом, неизвестно нам о том. А известно
лишь про то, что не жил внутри никто.
И, как в сказках повелось, надо нам внести затравку, чтобы действо
началось. Так и здесь, летела муха, может даже цокотуха.
- Ой, какой прекрасный дом, поселюсь, пожалуй, в нем.
Стала муха в доме жить: водку пить, гостей водить. Было весело
пока, муха даже стала думать, не найти ли жениха. Ей одной по жизни
скучно, кто-то должен и окучить. И в один прекрасный день, за порогом
видит тень.
- Кто, кто в теремочке живет?
- Я муха, пока не старуха.
- Я блоха. У меня с собой такое... "пробивает на ха-ха".
- Неужели?
- В самом деле.
- Ну чего же мы стоим. Ты давай, входи вовнутрь – там с тобой
поговорим.
- А чего дерьмом воняет?
- Ваши речи обижают. У меня своя диета и давай молчать про это. Кстати,
с вашем обонянием, я хочу сказать заранее, что в подвальчике сейчас три
лепешки от коровы. Это на зиму запас.
Стали вместе поживать – водку пить, с друг другом спать. После
года этой жизни даже вкус стал совпадать. И в голодный то сезон и
лепешки от коровы грызли дружно, с двух сторон.
День за днем по следу мчится. Год прошел и в дом стучится,
прислонив за дверью ушко, пресноводная лягушка
- Кто, кто в теремочке живет?
- Я муха-грязнуха.
- Я блоха, тоже испачкалась слегка.
- А я лягушка, зеленая зверюшка. Пустите меня жить? Буду верою и
правдой в теремке у вас служить.
- Ну, раз так, тому и быть.
Стало трое в доме жить. И хочу вам доложить, что лягушка не
соврала: мыла, пряла, убирала. И когда у нашей мушки вдруг болела
голова, то в постели заменяла, раз в неделю или два.
Снова в двери постучали, двери дома затрещали.
- Кто, кто в теремочке живет?
- Я муха-грязнуха.
- Я блоха, тоже испачкалась слегка
- Я лягушка – безотказная зверюшка.
- А я волк. От меня есть толк.
- Врешь, от волка мало толка – лучше спрятаться от волка.
- Прояснить хочу момент – я беззлобный элемент.
- Чем ты сможешь доказать?
- Век мне воли не видать.
- Если ты готов дружить, то тебя мы пустим жить.
Вчетвером житье несладко – места мало, тесна хатка. К теремку
пришел медведь и как принялся реветь:
- Кто, кто в теремочке живет?
- Я муха-грязнуха.
- Я блоха, тоже испачкалась слегка.
- Я лягушка – безотказная зверюшка.
- А я волк. От меня есть толк.
- А я медведь Василий. Толку нет, зато есть сила. Пустите меня жить?
- Извини, дружок Василий – дом медведя не осилит. Если б был ты как
блоха, потеснились мы б слегка.
- Как мне это понимать? Я сейчас ведь без разбора всем начну мозги
вправлять.
В общем, сверху сел медведь, дом в подвал ушел на треть. Звери бедные
кричат, создается ощущенье, что еще пожить хотят. Раздавил медведь
избушку, в ней расплющились зверюшки. Тут и сказочке конец, все
погибли – всем капец.
2008 © juriy

http://www.hohmodrom.ru/project.php?prid=45317

Крот и кокос
Где-то, в общем, под землей, где листва и перегной спрессовались
в одну массу, уплотнив культурный слой, жил-был крот, обычный парень –
ел червей, с корней отвары. Жизнь свою разнообразя, у людей в подвалах
лазил. Там картошку воровал, огурцы с дубовых бочек на закуску собирал.
В общем, жил он, не тужил – ел ботву, из лужи пил.
С детства крот мечту имел – он кокос поесть хотел. А сибирская тайга
не включала в свою флору фрукт такой, наверняка. У него в семье легенды
сочиняли про кокос. Дескать кто-то скушал штучку, на полметра он подрос:
ширь в глазах, в плечах огонь, трицепс, бицепс, только тронь. Загорелся
крот мечтой. Он ее холил, лелеял и носил всегда с собой. Каждый
встречный организм подвергался им допросу, не видал ли где кокоса и
каков сей фрукт на вид, вкус, цвет, запах, габарит. Но сибирские
созданья, от начала мирозданья про кокосы не слыхали и головкою качали,
пальцем у виска крутили, этим самым говорили, что единственный кокос у
него в башке пророс, вытесняя все мозги "слепошарой" мелюзги.
Так идет за годом год: крот взрослеет, чуда ждет. И как в сказке
говорится: дуракам всегда везет. С речки Клюевки бобер вдруг кокос ему
припер. Говорит, что с парохода куча пьяного народа всякой гадостью
кидали и в бобра попасть мечтали. Но не знал тупой народ, что бобер
давно их ждет. Он конкретно их дразнил, провоцировал на грубость и
трофеи все ловил. От отца он по наследству этот бизнес получил.
Ну, он вспомнил о кроте, о его большой мечте. И в подарок сей кокос,
он тотчас ему принес. Дескать, кушай, милый друг, угощай друзей, подруг.
Крот свою разинул челюсть:
- Боже мой, какая прелесть. Угодил мне, друг сердечный. Я теперь должник
твой вечный. Ты проси чего захочешь: будет все и даже больше.
- Эх, не знаешь ты бобров. Ну, покеда – будь здоров.
Крот дрожит перед кокосом: там положит, тут поносит. Издали к нему
подходит, гладит, лижет, планы строит, простучал его слегка – очень
твердые бока. Видно в нем большая сила, раз скорлупка так крепка.
Попытался грызть его – не выходит ничего. Это что же за напасть –
неужели прям с обложкой запихнуть придется в пасть. Может, встану
рядышком, ну и сверху камешком? От натуги, чуть кряхтя, этот феномен
природы, неразумное дитя, стукнув камнем сей кокос, на куски его разнес.
Разлетелись далеко кожура и молоко. Подобрав, что только можно, выгрыз
все, хоть это сложно и в нору к себе полез, в ожидании чудес. Ждет,
когда его фактура обрастет мускулатурой. Ждет минуты, дни, недели,
где же сила, в самом деле? Отлучился в туалет, там рулеткой все
измерил - как и было, чуда нет. Нет, не может это быть, ведь легенда
говорит: кто отведает сей фрукт, тот немедля станет крут. Что ж такое,
в самом деле – мы кокос давно уж съели. Бицепс, трицепс не растет –
неужели сказка врет? Может это не кокос бобр с реки ему принес? Обмануть
решил, злодей, и порушить мою веру в торжество своих идей? Я ж, наивный,
вот же грех, не кокос то, а орех.
Каждый, кто мечту лелеет, холит, верит, в сердце греет,
тот ни в жизни не поверит, что лягушку целовать – толку нет.
Ей наплевать. И в принцессу превращения можно ждать до посинения.
Если так или примерно, как и здесь, у вас получится - что сказать вам
в утешенье? На ошибках тоже учатся.
2007 © juriy

Стрекоза и Муравей
Где-то, вроде на природе, среди злаковых полей, проживали без
прописки стрекоза и муравей. Муравей, рабочий парень – все с полей
в берлогу тянет. Все, что плохо там лежит, глаз манит и мозг свербит.
И наметанным глазком он в уме распределяет: "на сейчас" и "на потом".
В ход пуская все шесть лапок, он боится что не хватит. Если полную
берлогу он добра не нанесет, то не позже чем зимой "ласты склеит",
"дуба врежет", в общем, полностью помрет. И о том лишь Бога просит,
чтобы лапок было восемь.
А соседка стрекоза – та, что лето все пропела, оглянуться
не успела, но успела, скажем к слову, рассказать о всем Крылову. Летом
было ей нескучно: там пригладят, тут окучат. В праздной неге без сует
прожигала время жизни, свысока смотря на свет.
- Дескать, что ж вы, таракашки, мои милые букашки, суетитесь почем зря –
посмотрите на меня. Время тратить нужно так, чтобы все вокруг горело .
Лямку тянет пусть дурак. Нам, изысканным особам, напрягаться не с руки.
Красота – большая сила. Подтвердите, мужики.
Стрекоза все лето пела, горло драла, плюшки ела и ее конца начало,
ничего не предвещало. Пила чай и все что крепче наливали ей под вечер.
Жизнь вдыхала полной грудью: не одной, а враз двумя..
- Вот какая я лихая, посмотрите на меня. Что нам стоит дом построить –
нарисуем, будем жить. Если есть кому работать, то нет поводов тужить.
Как известно, даже лету к сентябрю придет конец. Так и здесь: мороз
ударил, кто без шерсти – тем капец. Стрекоза, дрожа всем телом,
заметалась вправо, влево. Глядь туда и глядь сюда. От поклонников
богатых не осталось и следа. Если срочно не согреться, "ласты склеит"
навсегда. В дом стучится к муравью.
- Приюти ты плоть мою.
Что ж ты, милая соседка, растопырила фасетки. Помню, летом складно
пела: сладко спала, сытно ела. Так иди и спой сейчас, может кто-нибудь
подаст. Нету толку от гламура, если замерзает шкура.
Прояви ты состраданье. Я ведь божье-то созданье. Хочешь, породнюсь
с тобой – буду верной я женой. Посмотри на мою стать – я не гордая
девица, я могу и лечь и встать.
Что за глупость, боже мой. Породниться мне? С тобой? Ох, подруга,
насмешила – у тебя же в попе шило. От твоих то я заскоков, поседею
раньше срока. Так что, душка, сэляви. Ты снаружи, я внутри. Не смотри
на то, что больно, не стони – умри достойно.
Что ж, тогда, мой друг, прощай.
Будет время – забегай.
Дверь захлопнулась навечно, оборвалось все внутри. Неужели сгину
с корнем, разве ж это сэляви? Ну, тогда хоть на прощанье я исполню
танец свой и спою я, так что вздрогнет каждый мертвый и живой. Голос
чистый, голос звонкий воздух резал и покой. Из-за щелки у дверей,
слушал долго, молча плача, наш бездушный муравей. Он не выдержал
напора чувств, что грудь ему сдавили, дверь открыл и крикнул громко:
Вы мне сердце покорили. Загубив такое чудо, муравьем уже не буду.
А последним я козлом стану, если отплачу вам за талант циничным злом.
Проходи, краса девица, будем вместе веселиться.
Все довольны, все прекрасно. Живы все и это классно. А мораль у сказки
есть: запасай на зиму шерсть. Нету шерсти – дом построй, но не стой как
пень тупой. Вряд ли хватит муравьев, чтоб пригреть всех холуев.
2007 © juriy

http://resheto.ru/lenty/poetry/parody/index.php?id=21569

Лиса и Заяц
На земле страны российской, где обширные леса, проживали без
прописки серый заяц и лиса. Заяц, парень домовитый, был за это часто
битый: не имел в душе покой, если что-нибудь чужое не упрет к себе
домой. Час за часом, день за днем строил заяц себе дом - напрягал
лесных бомжей приносить с соседних строек силикатных кирпичей. Времечко
вперед идет, зайца домик вверх ползет, обрастая кирпичами, прирастая
этажами. А его лиса-соседка о жилищной перспективе вспоминала крайне
редко. Дни она проводит праздно, ночи вовсе безобразно, посещая раз за
разом то лося, то дикобраза. Дарит им свою любовь, будоража в жилах
кровь. А в карманах у лисички постоянно было пусто, так как этим
занималась только из любви к "искусству".
Между тем уходит лето и подробнее про это я берусь вам рассказать,
объяснить зачем лисица стала к зайцу приставать. На порог январь
стучится и лисе писец приснится, если в жуткие морозы не согреть
поверхность кожи. Холод был в лесу такой, что плевок в полете мерзнул,
в снег упавши той зимой. Страсть лису уже не греет, лапки резво потирая,
от мороза коченеет. Ее бывшие друзья вспомнили что есть семья и проводят
дома вечер, отказав лисе во встречах. Даже душка-дикобраз ей сказал:
"Я гей. И по этой вот причине мне понравились мужчины". Лось, потупив
грустно очи, ей промолвил:
- Ну, короче, полюбуйся раз последний на недвижимый предмет.
Посочувствуй мне, подруга, я навеки импотент.
Мишка, тот что косолапый, даже дверь ей не открыл. Диалог с
подругой бывшей через щелку проводил:
- Затяну ремень потуже, как-никак зима снаружи, тут уже недолго ждать.
На зимовке-то, в берлоге, буду сам себе сосать.
Не имея перспективы, в ветхом древнем зипуне, постучалась к зайцу
в двери:
- Приюти меня, сосед.
- Кто такая, что за зверь? Почему ты здесь теперь?
- Я, соседушка, лиса, по всей шкуре волоса. Я пришла с тобой дружить.
Может пустишь в помещенье, там все ж лучше говорить.
- Проходи, коли не шутишь. По сто грамм за встречу будешь?
- За знакомство так маленько? Не смеши мои коленки. За знакомство
раньше пила цельный литр в кажно рыло.
- Ну тогда давай на кухню, там винца с тобой мы "бухнем".
Пригубив с горла "Кагор", начинает разговор.
- Есть к тебе, зайчонок, дело. Замерзает мое тело. Не имея в эту зиму
постоянного жилья, об огромном одолженьи попросить собралась я. Сделай
ты мне снисхожденье и не дай своей соседке помереть от охлажденья.
Приюти на две недели, что же ты на самом деле? Много места не займу -
посижу вот тут, в углу. А дозволишь обнаглеть, то могу своею страстью
я тебя в постели греть.
- Уравнение такое сразу трудно и решить. Дай-ка мне чуток подумать,
как с тобою дальше быть. От постельных предложений поспешу я отказаться -
я любовник неумелый, ты рискуешь обломаться. У меня с интимным делом
был короткий разговор: посмотри на эти руки - не один натер мозоль.
Но всего на две недели в дом к себе тебя пущу. В туалет направо двери,
ванну сам пока ищу.
День прошел, прошел другой: дом лисица обживает, наполняя дом собой.
Заяц в ужасе лопочет, постепенно понимая что лиса от дома хочет.
Полновластною хозяйкой здесь становится лиса, намекая это зайцу где-то
каждых полчаса.
- Ты б, мой серый куманек, скарб отседова сволок. Здесь теперь моя
избушка: вся от низа до верхушки. Говорю тебе по дружбе: ты мне здесь
уже не нужен. Приведу к обеду волка, он тебе покажет ловко сколько мало
нужно сделать, чтобы зайцем пообедать.
- Может как нибудь совместно мы достигнем компромисса?
- Убирайся добровольно, пока волк не появился.
Заяц, в грусти и тоске, под кустом шалаш слагает, ветки сверху
укрепляя на единственной доске. Мимо шел петух с косой, пригляделся
и воскликнул:
- Что ты делаешь? Постой! Ты зачем шалаш городишь? У тебя ж коттедж
большой.
- Милый друг мой, петушок, у меня от этой жизни в голове случился
шок. Домик мой лиса забрала, из него меня прогнала, и во след мне
показала то, куда меня послала.
- Вот же подлое созданье. Не горюй, твои проблемы не оставлю без
вниманья. И вот этой вот косой, я, недрогнувшей рукой, отрублю ей хвост
по уши, прямо вместе с головой.
- Вот спасибо, дорогой. Не забуду подвиг твой.
- Ну, расплатишься попозже. Покажи где домик твой.
Петушок стучится в дом, косу спрятав за углом:
- Здравствуй, девица-краса. О твоей интимной страсти я услышал два раза.
И теперь, моя голуба, знания хочу углубить. Ты открой-ка в доме дверь ,
оцени каков я "зверь".
В предвкушении экстаза эта рыжая зараза открывает нараспашку двери,
сердце и рубашку. Петушок косу схватил, за собою дверь закрыл, улыбнулся,
размахнулся... И примерно в сантиметре от ушей клинок воткнулся.
- Все, молись кому умеешь. Вот, посредством этой штуки, ты на свет
другой поедешь.
- Пощади ты мою жизнь. Хочешь, тут вот подержись. Хочешь, здесь меня
попробуй, только жизнь мою не трогай. Я могу и так и сяк - отработаю
"косяк".
- Понимаешь, я петух. Я далек от этих штук. Вызывает интерес только
задницы разрез. Так что ты не обессудь - без головки-то побудь.
Наш петух берет косу и с размаху на весу от головки отделяет
остальную всю лису. Заяц радостно завыл, в огороде труп зарыл и от всей
души готов расплатиться с петухом.
- Ты проси, мой друг, что хочешь. Хочешь тыщу, хочешь больше?
- Хоть ты в это не поверишь, но ведь есть на свете штуки, что деньгами
не измеришь. Объявлюсь я вечерком, выпьем чаю с молоком, поцелую тебя
дважды, ну а там как карта ляжет.
- Может как-нибудь иначе?
- Обижаешь, милый мальчик. И об том тебе кричу: успокойся и расслабься.
Будет все как я хочу.
Смысл сказки прост и ясен: всякий долг расплатой красен.
2007 (c) juriy

Золушка

Где-то около Парижу, где-то там, отсель не вижу, жил крестьянин и
вдовец, славной дочери отец. Рядом с ним, на склоне лет, крася жизнь
лишь в черный цвет, умным людям не нужна, проживает без прописки его
новая жена.
И от браков предыдущих двух имея дочерей, их она пиарит жестко, типа
всех они главней. Дочки – вылитая мама, на двоих ума три грамма. Да и
тот пустить во благо не умеют - только гадят. Дочь крестьянина,
девчушку, нарекли в рожденье Лушкой. Но потом, как всем французам, "Зо"
добавили снаружи. Злая мачеха и сестры не давали ей проходу: принеси
сестрица воду. А откуда в среднем веке быть в домах водопроводу? Так, за
каждой каплей влаги ходят к речке у оврага. А потом скандал заводят:
дескать долго Лушка бродит, мы от жажды помираем, ничего знать не
желаем. Как придет их водонос, начинается разнос:
- Ты, подруга, где была? Я от жажды чуть жива. Нет в тебе к нам
состраданья и у нас одно желанье – наказать тебя построже: и по почкам и
по роже.
Лушка в ужасе стоит, на отца сквозь плач глядит. А отец, главою сник: он
в постели лишь мужик, а случись вдруг что покруче – натуральный
подкаблучник. Так идет за годом год, Лушка уж добра не ждет. Сестры все
сильней наглеют: бьют девчонку, не жалеют. Заставляют выполнять то, о
чем боюсь сказать.
***
В этом славном государстве, на уколах и лекарстве, доживал свои деньки,
их король Второй Луи. Рядом с немощным Луи, цельный день казну воруют
лизоблюды-холуи. Царь, хотя и слаб на тело, все ж кумекает по-делу. Что
от этого раскладу недалече до распаду. Всю монаршескую долю умыкнут, дай
только волю. На наследных-то сынков, первых лишь средь дураков, нет
надежды – все болваны, все женились слишком рано, разбежались кто куда,
не осталось их следа. Правда, младшенький сынок холост был – не вышел
срок. Королевских хоть кровей, но на женщин он не смотрит – любит только
лошадей. Он зовет к себе сыночка:
Под венец пойдешь и точка.
Папа, папа, как же так? В чем пред вами провинился, где напорот был
косяк?
- Дело тут не в косяках. Ты наследник – это факт. Я, как только склею
ласты, все тебе оставлю царство. Будешь править холуями, их обкладывать
... (здесь цензура помогла и от мата сберегла). Чтоб не позже рождества
стал я дедом, раз иль два. Внук в семье предмет полезный - ты ведь тоже
не железный. А случится тому стать, что ты будешь помирать – тут внучок
и пригодится, чтобы царство передать. А невеста для того, чтоб родить
тебе его. Эх, стратег во мне пропал. Оцени, блин, перспективу, что тебе
нарисовал.
Не снимая ног с дивана, дал указ женить болвана. И летят царя гонцы в
царства разные концы. В рог трубят, бьют в барабан, привлекают местных
дам. Объявляют им указ: нужна баба нам зараз. Чтобы с виду не дурнушка,
на квадратный сантиметр максимум одна веснушка. Цвет волос роль не
играет, принц и лысых уважает. Та, кого он изберет, не поздней чем в
этот год, от него должна родить. Царь решил – тому знать быть.
На заманчивые речи собралась толпа под вечер. Тут и старые и дети, тут
красавицы и эти.. , как помягче их назвать, чтобы дать вам всем понять.
на приличия не глядя, назовем их просто ... (ммм... дяди?) И у каждой на
лице неуклонная решимость прописаться во дворце. Так всего один указ
породил в простом народе столь громадный резонанс. И гонец, поверх всех
глядя:
Первыми уходят ... Здесь то что вы позабыли? Не найдете в браке счастье,
раз уж честь не сохранили. Не смотрите свысока – за окном не век
двадцатый, тут лишь средние века. И мужик, что жмется с краю – принц
таких не уважает. В общем, уточню заказ: без болячек, без зараз. Старых
тоже не берет – вдруг она на брачном ложе от любви его помрет?
В результате исключений, возрастных ограничений, после строгого отбора,
перед ним осталось двое. Оглядев их беспристрастно, он подумал и сказал:

- Вот, возьмите приглашенья – в воскресенье будет бал. Ждем вас там во
всей красе и с улыбкой на лице. Остальные не грустите: все, что надо
подрастите, по базарам походите – там себе мужей ищите.
И толпа, понурив лица, собралась уж расходиться. Но гонец окинул взором
этих девок беспризорных, открывает свой ларец, достает в златой обложке
приглашенье во дворец.
Всем, кому не повезло, не спешите омрачать грустной маскою чело. Вот на
всех один билет – я достал его на свет и хочу его отдать. Кто билет
готов сей взять?
Тут же вся толпа сорвалась и к гонцу, взалкав, погналась. Хитрый парень
тот билет, размахнувшись, кинул в свет. Тут же кучею малой был накрыт
билет златой. Топот, крики, шум и гам – натуральный балаган. Наконец из
самой кучи показалась та, что круче. Над собой билет подняв, издает
предсмертный клич: точно в области затылка опускается кирпич. В общем,
что тут говорить – подлость трудно победить.
***
Дочки милые мои. Наш король, Второй Луи, приглашает нас домой. Вот наш
пропуск во дворец – я так рада, "шопесец". Скоро очень ласты двинет наш
король, Луи-вдовец. И пред смертью очень хочет сына выдать под венец.
Так что девки, станьте в строй, те, кто спит и видит быть Луевою женой.
И от счастья главный ключик подарил слепой нам случай. Так что, милые
мои, такова вот сэляви. Где там Золушка, блин, ходит. Пусть вам платье
приготовит, пусть причешет вас, умоет – к светской жизни подготовит.
До вечерних петухов, не жалея потрохов, платья дочкам одевали, так что
швы на них трещали. А в обхвате эти дочки как селедочные бочки. А с
такой большой девицы можно запросто свалиться. Из одежд, из разных дыр
выпирал подкожный жир. Проклиная этот свет, все наводят марафет. Дело к
вечеру идет – время жмет, судьба не ждет. Кое-как их нарядили, на телегу
усадили и мамаша на прощанье раздает всем указанья:
- Ну-ка, Золушка моя, видишь вон стоит бадья. В ней работы "дофига". Ты
там все перебери, лысый черт тебя дери. Гречку влево, сечку вправо –
чтоб все честно, без обмана. Ты же знаешь что обманы – это соль на мои
раны. Я обман не потерплю – палкой жестко отлуплю. Как закончишь ты с
зерном – начинай борьбу с говном. Наши десять поросят гадят там, где
захотят. Ты за ними уберешь, дашь им есть, воды нальешь. Подои буренку
нашу, навари на завтра кашу. Все в избушке уберешь, ляжешь спать, ядрена
вошь. Чтобы четко, без базара, сделала, что я сказала. Отдыхай не очень
часто – ну а мы пошли за счастьем. Нам сегодня повезет – поглядит пускай
народ на красавиц молодых, дочек миленьких моих.
Так сказав, махнув рукой, укатила вместе с ними нарушать царя покой.
Наша Золушка рыдает, в миске гречку выбирает. Не прошло и полчаса, как
раздались голоса:
Здравствуй, девочка моя. Недовольна тобой я. Что, потупившись глазами,
умываешься слезами?
Здравствуй, крестная моя. От обиды плачу я. Задали мне тут работы, не
управлюсь до субботы. Не управлюсь – палкой бьют. Мой не ценят тяжкий
труд. Сами ездят во дворец, им лафа, а мне писец. Славный беленький
зверек был обещан, если в срок не управлюсь я с работой. Так что доля
нелегка.
Вот же сучьи потроха. Не могу их наказать – это же чужие люди, не
положено влезать. Но тебе я помогу – всю работу на бегу сделаем в один
присест. Я ж волшебница сих мест. Я здесь главная по чуду – как скажу,
так все и будет. Раз-два-три-четыре-пять, ну-ка силы колдовские быстро
девке помогать.
И в течении минуты все рабочие маршруты были пройдены "на раз". Проявило
мастерство доброй тетки колдовство.
Тетя, милая моя, как тобой довольна я. Без твоих волшебных чар не
избегла бы я кар. Стыдно мне тебя просить, но не сможешь ли еще раз мне
сегодня услужить.
Для меня все эти трюки не трудней чем с попы звуки. Говори свое желанье,
приложу к нему старанье. Но хочу предупредить: с криминалом я в
"завязке", тут не в силах подсобить.
Что ты, тетя, бог с тобой, просьба будет не такой. Я хочу хотя б глазком
посмотреть на тот дурдом, что творится во дворце, где сейчас мои
сестрицы, нарумянив свеклой лица, поедают буженину из банкетного меню,
соблазняя между делом королевскую родню.
Платье, кучера, карету наколдую я тотчас. Только есть одна загвоздка,
незначительный нюанс. Ровно в полночь все предметы станут тем, что есть
сейчас. Станет тряпкой половой платье с белой бахромой. Кучер в крысу
превратится, станет тыквою карета. Ты, подруга, подпиши тут, что
согласная на это. Постарайся ты до срока "ноги сделать" из дворца, чтоб
никто бы не увидел настоящего лица.
Все понятно, все "всосала", будет все как ты сказала.
Время чтоб не шло впустую, отвернись, я поколдую. Я креветка, я медведь,
появись тотчас на свет: платье в шелке, в жемчугах, кучер в красных
сапогах. И для пущего веселью сбрызни все Коко Шанелью. Во дворе поставь
карету. Пусть появится все это.
Все, что тетка колдовала, появилось, как сказала. Золушка таращит очи –
удивилась она очень. Платье было от кутюр: стразы там сплошной гламур.
Во дворе стоит карета, краше в мире ее нету. Кучер в красных сапогах и с
гаванскою сигарой в позолоченных зубах.
Вау, супер, это мне? Я согласна – "дайте две".
Ну а туфли в этот миг для тебя пусть наколдует мой способный ученик.
Эй, Удодик, где же ты? Поищи ты там ботинки для моей родной кровинки. А
всего будет лучшей, если ты нам раздобудешь пару миленьких туфлей.
Это я в один момент. Сейчас достану инструмент.
Тетя, тетя, умоляю – я интимных-то различий у мужчин пока не знаю. Если
я одним глазком посмотрю на это чудо, то случиться может худо. Потеряю я
сознанье от такого созерцанья.
- Эх, Удодик, эх злодей - нет пока тебя дурней. Ты давай-ка выражайся
при племяшке поясней.
Извините, тетя фея. Я и сам уже краснею. Я тут палкой поколдую, пошепчу
там и подую. Вот, держите ваш заказ: туфли будут в самый раз.
Нашу Золушку одели, сверху брызнули шанели, в дальний путь благословили
и в карету посадили.
***
На балу наша девица всех заставила дивиться. Принц, как только углядел,
натурально обалдел. Танцевал с ней до упаду и заигрывал "как надо".
После красного вина наша девица-краса им была покорена.
Как вас звать, - спросил неловко.
Называйте Незнакомка.
Я хоть сейчас уже готов засылать своих сватов. На прекрасной-то девице я
прям здесь готов жениться.
На такое предложенье я смотрю с большим сомненьем. Даже эти поцелуи были
вам большой уступкой. Слишком мало мы знакомы для серьезного поступка.
. Тут свободных куча комнат – там с тобой и познакомлюсь.
Вы же правильно поймите – не форсируйте событий. Пусть идет своим путем
– посоветуйтесь с царем. Это смелое решенье не должно потом сомненья в
вашем сердце поселить. Так что не гони, курчавый, и давай пока дружить.

Ох, искусница-девица, на интриги мастерица. Тут вопрос стоит ребром.
Да уж, чувствую бедром.
Ну, отложим на потом. Но обидно – это факт. А давайте, Незнакомка, по
сто грамм на брудершафт.
Их интимный разговор перебил часовни звон. Ровно полночь – бьют часы,
предвещая окончанье всей искусственной красы. Наша девица бледнеет и
подмышками потеет.
Елки-палки, я ж забыла. Я ж коней не покормила.
Незначительные вещи пусть тебя не беспокоят. Там наш конюх верховодит:
всех накормит и напоит.
Для своих родных лошадок припасла я шоколадок. Воспитали этих сук, чтоб
не жрали что попало с неродных хозяйке рук.
Подожди, пойду с тобой.
Нет, прощай. Good-bye, my boy.
Потеряв одну туфлю, наша девушка сбежала, приравняв шанс выйти замуж к
абсолютному нулю. Платье с белой бахромой стало тряпкой половой. Из
кареты стала тыква, кучер в крысу обернулся. Вот таким вот бумерангом
весь позор опять вернулся.
На душе у принца горько: он скучает, пьет настойку. Вертит туфельку одну
– нездоровится ему. Где найти его зазнобу, без которой он три дня сам не
свой в палатах ходит, пьяный даже без вина. Наконец, допив бокал, принц
с кровати бодро встал. Взял туфлю и дал приказ: приготовьте экипаж.
***
Месяц уж второй пошел – принц все Незнакомку ищет, но пока что не
нашел. Подъезжает на карете прямо к дому, где при свете от огня плохих
лучин наша девушка страдает от отсутствия мужчин.
Ну а старшие девчата все визжат как поросята. Ведь не каждому везет
так, чтоб королевский кучер парковал свою карету прямо у его ворот.
Принц стучится в эти двери. За дверьми ревут как звери, в предвкушении
еды, две счастливые балды.
Здравствуй принц наш дорогой. Тут садись рядом со мной, в губки смело
поцелуй.
Ты, сестра, иди воруй. Принц ко мне приехал в гости.
Их колбасило от злости. Принц печально так глядит, уж собрался уходить,
как из маленькой каморки, приоткрыв слегка так шторки, на него в упор
глядит та, что сердце бередит.
Здравствуй, милая моя. Как тебя увидел я, все мои тревожны мысли на ходу
в мозгу зависли. Стань моею ты женой, заберу тебя с собой. Буду я тебя
любить, а иначе мне не жить. Наложу в сердцах я руки, нет на свете
другой штуки, что тревожит так сердечко. Я весь твой - возьми колечко.
Я согласна, дорогой. Стану я твоей женой. Только есть одно желанье.
Что угодно! Обещаю!
Отомсти за мои муки и побудь чуть-чуть карателем. Ты спали всю эту хату
прямо вместе с обитателями. Я отца возьму с собой, остальные – на убой.
Положа на сердце руку – ненавижу эту суку. Дочек тоже ненавижу и,
надеюсь, что на завтра, я в гробу их всех увижу.
Все исполню в лучшем виде. Не останешься в обиде.
Молодые поженились, зло сгорело – все напились. Очевидно, что добро враз
порвет любое зло. И на этой славной ноте я закончу, прям сейчас. Всем
спасибо, все свободны – здесь кончается рассказ.
2007 © juriy

Протри поросенка

Где-то в сказочных просторах: в дуплах может быть, иль в норах,
жили три мясных зверенка – три румяных поросенка. Старший был из них
Наф-Наф, очень умный – это факт. Средний звался как Нуф-Нуф – не умен,
но и не глуп. Младший, с кличкою Ниф-Нифа, был у них заместо "сифы".
И умом тот свин не вышел, и фигурою не Шиффер. Цели в жизни не имея,
жрут с земли, под солнцем грея свои пухлые бока, в общем, праздно дни
проводят беспризорных три хряка – жизнь была для них легка. Но ведь
время-то идет, и за очень теплым летом, осень тут же настает. На земле
лежать уж влом - надо бы построить дом.
Дом построить – это труд. От труда и мухи мрут. Труд – процесс
неблагодарный, особливо если даром. Старший строит из камней, средний
из древес ветвей. Младший - бездарь, тот, увы, строит домик из травы.
По прошествии недели, три ленивых поросенка показали себя в деле.
У Наф-Нафа целый дом – много инженерных фишек применил строитель в нем.
У Нуф-Нуфа – дом похуже, как внутри, так и снаружи. Младший строил
не спеша из травы и камыша. И в итоге получилось нечто вроде шалаша.
Кроме трех друзей-свиней, лес в то время населяло множество других
зверей. Среди них был серый волк, в поросятах знавший толк. Как-то раз
на именины он решил поесть свинины. Он идет к Ниф-Нифу в гости:
- Открывай-ка, крючкохвостый. Открывай без промедленья, распишись
на приглашении. Завтра будут именины с главным блюдом из свинины.
Выберешь себе начинку: хочешь, вставим апельсинку? А внутри набьем мы
гречкой, полежишь часок ты в печке.
- Вон иди с сего крылечка.
- Ну, насколько понимаю, не доходит моя речь. Что за жалкие попытки
от печи себя сберечь. Что ж, за это не виню. Очень ты, браток, зазнался –
раз так грубо отказался возглавлять мое меню. Уговоры бесполезны, значит,
силу применю.
Где-то спички раздобыв, и избушку запалив, волк садится на пенек,
ждет, когда "дойдет" в огне со свининой пирожок. Отворилась дверь
избушки, показались свиньи ушки. Поросенок со всех ног побежал к избушке
брата – волк догнать его не смог. От досады, с огорченья снова сел он
на пенек.
Что же, так наверно лучше. Мы немножко погодим – и двоих за раз съедим.
Поджигает он избушку, дым клубится над верхушкой. Но не знал наш жадный
волк, что за хату он поджег. Крыша вся из конопли: наркоманские заначки
по весне вдруг проросли. Задымилась конопля, дым пошел во всем щелям.
Из избушки слышен смех:
- Мы опять живее всех. Не увидишь наших слез – жрать иди кору с берез.
Закуси-ка мухомором, не маячь перед забором.
Волк сознание теряет, конопля его вставляет. И желание пожрать
волком стало обладать. С главной мыслью о свинине, сале, мясе, буженине
он под окнами сидит, ждет когда все догорит, чтоб отведать к вечерку
свинок в собственном соку. А в избушке шум стоит: дым не только веселит,
вот и дверь уже горит. Два несчастных поросенка завизжали зело громко.
- Ты спаси нас брат Наф-Наф. Мы тут сдохнем – это факт.
- Ну-ка дружно все сюды. Я спасу вас от беды.
- Не сюды, брат, а сюда – что, с грамматикой беда?
- Ну и свиньи – ум не жмет? Пусть вас боженька спасет. Я за вас поставлю
свечку и пойду дремать на печку.
- Шутка это, ты пойми – нас к себе сейчас возьми. Дверь открой – а то
капут.
- Ладно, дам вам пять секунд.
Свиньи шустро собрались: сквозь ограду прорвались. Дверь захлопнулась
со звоном - волк повторно был обломан. От влияния дурмана отойдя
не слишком рано, волк подумал: вот фигня, не дается мне свинья. Третий
домик крепко сложен – тут и спичка не поможет. Так сложилась, блин,
судьба, что проиграна борьба. И внутри желудка пусто и от мыслей этих
грустно. А проклятую свинью удаляю из меню.
Так несолоно хлебавши, волк себе поплелся дальше. Свиньи радостно
ликуют: "паровоз" по кругу дуют, отмечают косяком превосходство
над врагом.
А моралью этой сказки поделиться я готов: хочешь жрать – так действуй
быстро, без прелюдий и понтов.
2007 (с) juriy

http://resheto.ru/lenty/poetry/parody/index.php?id=20357

Ананас
Заурядное начало ничего не предвещало. Как обычно, всем привычно,
в доме сельского масштаба жили-были дед да баба. Приусадебный участок
навещался ими часто. Побродив туды-сюды, не найдя на нем еды,
не пополнив рацион, возвращались без добычи, совершив сей моцион.
Кроме сорной-то травы там не было ничего, бурьяна густая роща и лопух
промеж него. Каждый день, из года в год, безуспешно завершался
продовольственный поход. Дед Емеля счастья ждет – как в народе
говорится: дуракам всегда везет. Повезло и в этот раз – обнаружил средь
бурьяна он огромный ананас. Протерев похмельный глаз, дед промолвил:
- Ананас? Сколько видывал я чуда, но такое в первый раз. Да еще такой
огромный – не обхватишь весь зараз.
Он спешит скорее в дом, похвалиться сим добром.
- Бабка, чудо приключилось, в огороде прям родилось. Средь бурьяна то
сейчас созревает ананас. Да не просто ананас – метр в профиль, два
в анфас. Чай такое изумленье испытаешь в первый раз. Будет нам на что
прожить. Так что ты готовь кадушку, будем мы его солить.
- Позову-ка я народ прямо к нам на огород - покажу, за что им взяться,
покажу, куда им встать. Нам вдвоем то будет трудно из земли его достать.
- Нет, не стоит торопиться. С ними нужно ведь делиться. Как порежешь
его всем, так останешься ни с чем. Ты давай, зови внучка, подсобит
пускай слегка. Не для пользы, смеха для, подрастала конопля.
Ухватили его дружно, вместе крякнули натужно. Но тропический сей фрукт
был корнями очень крут. Он слегка пошевелился, вновь на место
возвратился.
- Это как же, вашу мать, мне прикажешь понимать? Нешто мы его втроем
не осилим, не возьмем? Давай Жучку позовем. Жучка, видишь ананас?
Ну, раз видишь – значит "фас".
Жучка мигом подлетела, громко лая и потея. Ей, плешивой и болезной,
захотелось быть полезной. За штанину ухватясь, по-собачьи матерясь,
тянет, тянет, жила рвется – ананас не поддается.
- Позови старуха кошку. Пусть поможет нам немножко.
Кошка - вредная скотина, вертит морду, корчит мину. Нехотя за плод
берется – уж она не надорвется. Сделав мину пострашней, с понтом всех
тяну сильней, тянет медленно, с зевотой, саботируя работу. Ананас лишь
слабо крякнул, чуть поддался и обратно. Не желает вылезать, знает, что,
попав к ним в руки, можно сильно пострадать. Пострадать он не должон –
он для Гиннеса рожден.
Мимо мышка пробегала, карусель ту увидала, посмеялась втихаря и
вцепилась в это чудо, ничего не говоря. Потянули они дружно, что-то
чмокнуло снаружи - оборвался ананас, видно той мышиной силы не хватало
им зараз. Все смеются, все хохочут, дед мыша поздравить хочет.
Но мышонок улыбнулся, моментально развернулся и исчез в пыли дорожной,
озираясь осторожно, так как кошка не зевала, за ее мышиной тушкой
плотоядно наблюдала.
Нет морали в этой песне – хоть ты лопни, хоть ты тресни.
2007 © juriy

Синие лица

Нас в такие места позвали, куда без "третьего" не пойдешь,
Мы такую фигню жевали, что и в руки то не возьмешь.
В магазинах воруем водку, и на паперти мы блажим -
Мы охотники за бутылкой, мы потомственные бомжи.

Говорят, что за эти годы от бомжей уж простыл и след
Что в черте городских территорий синих лиц и в помине нет.
Говорят, что в дальние страны подались они навсегда
Тока я заявляю прямо – не пускают таких туда.
Только мы заявляем прямо – не загоните нас туда.

Синих лиц не становится меньше, просто в цвете последних дней
Слишком много интеллигентов превратились в простых бомжей.
И пришлось нам стать осторожными, чтоб свободу свою спасти,
И вот теперь почти невозможно повстречать нас на своем пути.

Осторожнее стали наши – и не верят чужим рукам,
Да и как же им быть иначе – ведь милиция тут и там.
Подкрадутся, тебя обманут, и вот, свобода твоя ушла,
Перед этим еще пинают, вот такие тут, брат, дела.

Колобок

Жили-были дед и бабка. Спали рядом – для порядка. Дед давно уж позабыл,
как он бабку то любил. Отношенья их фактически развивались платонически.
Ну да сказка не об этом - сказ про то, как прошлым летом, приключилось
с ними чудо. Впрочем, забегать не буду. Обскажу все по порядку – я
записывал в тетрадку.
Жили скромно – без достатка. Ели редьку, пили квас. Вот такой нехитрый
ужин каждый день: из раза в раз. Вот на этой грустной ноте и начну я
свой рассказ.
Раз "нашло" на старика: "В доме где-то точно была неучтенная мука". Он
на бабку строго смотрит, та тихонько взгляд отводит.
- Да, муки немножко есть. Есть да не про вашу честь. Ты своей немытой
рожей ее трогать не моги. Собиралась я испечь к именинам пироги.
- Что за гнусную змею я пригрел в своем дому. Или ты меня не знаешь?
Ну-ка быстро подь сюда - чтобы не позже получаса на столе была еда.
Может ты не понимаешь? Я сейчас убью кого-то! Объясняю по-английски:
вери хангри – жрать охота.
- Все исполню сей же час. Ты испей покуда квас. Для такого дурака
испеку я колобка. Все равно зубов уж нету – хоть полижешь шарик этот.
- Вот и ладно, вот и чудно. Так бы сразу. Что те трудно? Нелегко меня
понять? Думаешь мне не противно – грубой силой угрожать? Только знай,
моя голубка. Ты в моих приоритетах стоишь сразу за желудком. Хоть ты
лбом об стенку бей – понимаешь, кто главней?
Бабка горестно вздохнула, на него рукой махнула, положив на сгиб другой.
Получился жест плохой. Замесила молча тесто, разогрела в печке место.
И скатав то тесто в шар, прямо в пыл его и в жар, на ухвате поднесла
и заслонкой печь закрыла. Вот такие вот дела.
Колобку старик был рад, обе ноздри подставляя и вдыхая аромат.
- Соблюдала ль в рецептуре ты, старуха, каждый пункт? Не хочу я
отравиться, потребляя в одиночку хлебобулочный продукт?
- Ешь, касатик, дорогой. Если что-нибудь случится – марганцовка под
рукой. Не волнуйся – откачаем. Не успеем? Закопаем! Что в лице ты
изменился? Ты бы, Вася, помолился.
- Ладно, хватит бредни слушать – time is up, пора покушать.
Вилку дед рукой берет - начинает в шарик тыкать, тот от ужаса орет:
- Помогите, караул. Дед мне вилкой бок проткнул. Это что ж за вашу
мать. Ты нарушил герметичность – буду в дождь я протекать.
Дед слегка на пол осел, шок такой, что голос сел. Он спросил его, сипя:
- Ты того... Ты чей, дитя?
- Ваш, родимые мои. Ваш снаружи - свой внутри. Ведь из вашего я теста
слеплен был. Мне все известно.
- Чудо, чудо приключилось. Без любви дите родилось. Прошлогодняя мука
подарила нам сынка. Бабка, срочно все остатки в унитаз слей, без
оглядки. Хватит нищету плодить – нам и так несладко жить. Хлебобулочный
сынок прямо с печки прыг да скок. Буду с вами вместе жить: я ваш сын –
прошу любить. Одного вполне нам хватит – хоть и шарик, но не катит.
- Извиняюсь, прерывая вашей радости моменты, я хочу сказать вам твердо:
я подам на алименты. Я предвижу осложненья, раз я только начав жизнь –
получил такую грубость.
- Ты брат – круглый? И катись. Ты кати-кати отсель. Позабудь о нас
совсем. Вот отцовский мой наказ: - Вон отсюда, сей же час. Жалко хлеба,
слова нет. Но ведь я не людоед. Не могу поднять я вилку на родимую
кровинку. Хоть ты режь меня с боков – не могу я есть сынков. Но и
видеть мочи нету – прочь иди. Катись по свету.
Колобок, вздохнув протяжно, молвил тихо:
- Все неважно. Если с толком рассудить, как мне с вами дальше жить?
Подрумяненный мой бок станет горла поперек. И однажды по весне, за свою
съедобну сущность, я рискую оказаться в виде гренок на столе. Без меня
вы не скучайте. Не вернусь я – так и знайте.
Колобок скатился на пол, бормоча тихонько матом. Его мягкие бока
покалечились слегка. Разогнавшись по полу, он подпрыгнул и адью.
За забором, где трава, донеслись его слова:
- Жадность фраера погубит. Я ушел – судьба рассудит.
По тропинке, в лес густой, он катился, собирая разный мусор головой.
Песню бодро напевал, там, где не хватало рифмы, крепким словом
разбавлял. А навстречу ему заяц: серый, маленький мерзавец.
- Кто таков? Чего здесь бродишь? Почему без шапки ходишь? Без задержки,
просто так, мне по случаю знакомства дай на водку ты пятак.
- Стариковский я сынок: хлебный шарик – колобок. Я от дедушки ушел,
я от бабушки ушел. Я ищу здесь смысл жизни, но пока что не нашел.
Шапку сроду не носил – сколько дней себя я помню, с лысым куполом
ходил. Денег нет – ну хоть ты лопни. Понял, мелкий серый гопник?
- Твой задиристый характер мы на нет сейчас сведем. Земляков по лесу
кликну и толпой тебя побьем. Раскатаем тебя в блинчик: сменим
плоскостью объем.
- Эх, в "качель тебя тудыть". Разогнался слишком быстро – будет больно
тормозить. Из-за денежной пятерки неохота с хулиганом разводить гнилые
"терки". Я, пожалуй, покачусь. И не стой как медный всадник – я обратно
не вернусь. Ради мира на земле сохраню нейтралитет – для меня пушистый
заяц нулевой авторитет.
Подмигнул он правым глазом, взял разгон, прибавил газа, и исчез
в густой траве, оставляя массой тела борозду в сырой земле. Заяц
челюсть подобрал, смачно плюнул, вслед послал пожелания в пути,
показав интимный орган, тот на кой ему идти.
Только зайца пошлый выкрик в воздухе лесном умолк, как дорожку
преграждает новый странник – серый волк.
- Здравствуй, миленький дружок, без начинки пирожок. Ты, вообще
какого пола? – Задает вопросы волк.
Колобок, поднявши брови, в изумлении свистит.
- Дядя волк. Дозволь вопросик: и давно ты трансвестит?
Волк застенчиво краснеет, на щеках румянец рдеет.
- Ты, джигит, откуда взялся? Как об этом догадался?
- Так понять немудрено: для таких не нужно бирки – сразу видно, что
говно. Когти лаком ты изгадил, губы смачно напомадил. Да и юбки той
покрой откровенно не мужской.
- Ты познать мужскую сущность хочешь? Я б тебя тогда развлек. Дам тебе
я десять баксов – понимаешь мой намек. Ты чего в кусты полез – я
обманывать не буду, я тебе не МТС.
- Тетя волк, имей в виду – посторонние предметы внутрь себя я не введу.
Однополых отношений и подобных извращений не приемлет моя суть – тут уж, волк,
не обессудь. Кстати, тут недалеко, заяц есть один такой. Деньги любит,
так что ты прям к нему шары кати.
Скрылся волк за поворотом, колобок пришел к болоту. Рядом с ним сидит
лиса, по всей шкуре волоса.
- Здравствуй, рыжая подруга. Спляшем вместе буги-вуги. Я от дедушки
ушел, я от бабушки ушел. Я от зайчика смотался, с глупым волком
распрощался. И теперь, краса-девица, на тебе хочу жениться. Стой, за
сердце не хватайся. Это шутка – не пугайся.
- Повтори погромче, брат. Я настрою аппарат. К старости совсем оглохла –
слышу слабо, вижу плохо. Уж не так теперь и звонки барабанов перепонки.
Колобок подходит ближе, а лиса нагнулась ниже. Он почти уже орет, а она
его берет, и без всяких промедлений натурально прямо жрет. Колобок
пищит от страха, посылает ее всяко (для ребят, кто любит мат - есть
отдельный вариант). Не прошло пяти минут, как был сожран без остатка
хлебобулочный продукт.
Подводя моральный смысл в окончании стиха, мы заметим однозначно:
- Без лоха и жизнь плоха.
2007 © juriy

Волка семеро козлят

Во лесу, да на опушке, жили козлики в избушке. Мать-коза и семь
голов, хоть и мелких, но козлов. У них не было отца, только мать и та
коза. То ли летчик он полярный, толь разведчик легендарный. Но скорей
всего они – плод греха, продукт любви. Без отцовского ремня подрастала
ребятня. Мать все время на работе: там стирает, гладит, сушит. Вкус,
почувствовав халявы, дети дома бьют баклуши. Подрастают малыши – все
трудней их обслужить. Их запросы возрастают: и донашивать за старших
вещи, больше не желают. Одному велосипед, кто постарше – тем мопед.
Ну, какой к чертям мопед, когда в доме хлеба нет? Но разбалованный
отпрыск в пол копытами колотит. Потерявший стыд сынок бьет рогами
в потолок:
- До других мне дела нет, подавай сюда мопед. А не справишь мне обновку
– объявлю я голодовку. Приползу я помирать прямо под твою кровать.
- Дожилась, на старость лет мне такой кордебалет. Все, не будет вам
мопеда. Руки мыть и марш обедать. Хватит мозг мне полоскать – все за
стол, садимся жрать. Если кто-то спорить будет – вот ремень, он нас
рассудит. На обед у нас трава, на десерт у нас халва. Клевер свежий –
с огорода. Все для вас, все для народа.
После вкусного обеда, по закону Архимеда, тело, втиснутое в воду,
неминуемо потонет. Ну а может и всплывет. Тут кому как повезет. Ну а
времечко не ждет. И коза, жуя траву, раздает детям ЦУ:
- На работу я пойду. Вот вам дети мой зарок: дверь закройте на замок.
Никому не открывайте – все враги, вы так и знайте. Уголовный элемент
выжидает свой момент. Вы, ребята, не зевайте – дверь чужим не
открывайте.
В это время, в том же месте, ну, примерно, метров двести, волк
один в кустах лежал – за избушкой наблюдал.
- Так, коза уже ушла. Дверь, поди-ка, заперла. Ну, да что там
говорить – мелких просто обдурить.
Он подходит до дверей:
- Открывайте поскорей.
- Кто за дверью, обзовись. Да скорей поторопись.
- Это мамочка пришла, молочка вам принесла.
Отвечает старший брат:
- Что-то голос грубоват. Нашей мамы голосок не похож на сей басок.
- Простудилась я, сынок. Не могу кричать я звонко.
- Побожись на кукушонка.
- Слышь, козел, кончай базар. Открывай, кому сказал. Ты ж разумный
молодец – не оттягивай конец. Все равно я внутрь проникну и тогда вам
всем капец. Всех порву до одного.
- Нету дома никого.
Волк решил, что эту хату не удастся взять нахрапом. Надо мозг
пошевелить, полушария включить и придумать, как же быть – как козляток
надурить? Голос нужно изменить – может дверью прищемить? Или проще –
скушать мела. Мел поможет – это дело!
Мел невкусный, им давясь, волк подумал: "Отродясь не жевал такой
отравы, да к тому же без приправы. Ну, припомню я козлам – ух и трепку
им задам". Поругавшись "подзаборно", волк стучится в дверь повторно:
- Это мамочка пришла. Молочка вам принесла.
- Голос звонкий. Это мать – надо дверь ей открывать.
- Стой, смотри ты в щель под дверью – черный волос. Я не верю.
Нашей мамы волос белый. Это волк пришел обедать.
Отвечают волку дети:
- Зря старался – веры нету. Зря выкидывал коленца - коллективный
интеллект не под силу отщепенцам. И от наших от ворот, вам, волчара,
поворот. Ты б уже отсюда смылся – все равно обед накрылся.
Волк тотчас бежит обратно. Весь в раздумьях неприятных. Что же это
за напасть – ведь с такими кренделями можно с голоду пропасть.
- Я придумал – выход есть. Нужно перекрасить шерсть.
Через час, в листве густой, волк, от всех зверей скрываясь, брел опять
к козлятам в дом, белой шерстью выделяясь.
- Мама ваша пришла – молочка вам принесла.
Дверь открыта – волк внутри.
- Все, ребята, сэляви. Чтоб себя не утруждать – лезьте сами ко мне
в пасть. Не пойдете добровольно – буду силу применять. В этом деле
важна скорость. Да и очень тянет жрать.
Завершив свой монолог, только лапой за порог, хвать козленка, хвать
другого – в пасть обоих. Что такое? Шесть уж в брюхе копошатся, не пора
ль отсель смотаться? Вдруг охотники нагрянут – эти ж гады не отстанут,
пока шерсть не продырявят. Ноги тяжко передвигая, улыбаясь и икая, волк
смотался из избы, понаделав там беды.
Из последних из силенок, из-под шкафа, тихо блея, вылез маленький
козленок, самый младший их ребенок.
- Ой, вы братцы, дорогие. Ой, козлятки молодые. Как же это понимать?
Кто же опыт поколений будет мне передавать? Не смогли свои вы тушки от
преступника сберечь. Если тщательно подумать, то из этого убийства
можно выгоду извлечь. Я теперь сиротка бедный – я единственный
наследник состояния козы. И моя наследства доля увеличилась в разы.
Тут к избушке мать походит, задыхаясь на ходу, попой чувствуя беду.
Двери в доме на распашку, все в избушке вверх тормашками. Опустевшая
изба говорит красноречиво то, что здесь была борьба. Ее младшенький
сынок все рулеткой здесь обмерил, пройдя вдоль и поперек.
- Так, сюда поставим примус. Примус в доме – самый цимес. Здесь
двуспальную кровать, чтоб с подружками играть. Пианино продадим – ни
к чему мне, понт один. Музыкального гиганта волк сожрал со всем
талантом.
- Почему постель измята? Что случилось, где ребята? Где мои
козлята-крошки, их не видно у окошка. Почему такой бардак в доме – надо
все убрать.
- Понимаешь меня, мать. Тут такой случился шухер, в двух словах не
рассказать. В общем, волк их всех покушал. Я ж твои наказы слушал,
затаился под диван, когда серый их жевал. Ты, маманька, нос утри,
понимаешь, что случилось? Нас не семь, не пять, не три. Весь козлиный
твой приплод волк сожрал в один заход. Так что я теперь один, твой
наследник, младший сын.
- Ой, вы деточки мои. Я так сильно вас любила, всех лелеяла, холила.
Все прекрасные собой, а особенно шестой. Все умны как на подбор, а
особенно второй. И таланты хоть куда: первый, третий. Вот беда. Как,
скажите, дальше быть? Для кого теперь мне жить? Надо срочно что-то
делать. Иль к охотникам сходить?
Путь к охотникам лежал через горный перевал. Для того, чтобы ее просьбу
быстро рассмотрели, коза все предусмотрела. Чтоб карательный отряд в
лес за волком отослать, две бутылочки перцовки, две коробочки махорки
были к просьбе в самый раз. Ведь известно всем на свете: не подмажешь –
не поедешь.
Просьбу быстро рассмотрели, прочитали, утвердили. И пока там "суть да
дело" - на троих сообразили. Завязавши башмаки, в путь собрались мужики,
ибо медлить в этом деле вовсе даже не с руки.
Волк особо не скрывался – он в теньке, в кустах валялся. И примерно к
воскресенью ждал конца пищеваренья. Шутка ль дело, шесть козлов –
организм к такой подставе вовсе даже не готов. Нужно, чтоб там все
сложилось, коксовалось, уплотнилось. Наш карательный отряд, к встрече
с этим супостатом был, конечно, очень рад. Волк, напротив, испугался,
хвост поджал, к земле прижался:
- Извините, заблуждался. Жрать хотел, проголодался. Я ошибку осознаю –
отпустите, умоляю. Бог свидетель моих слов: обещаю, что не буду, есть
ни белок, ни козлов.
- Прекращаю я дебаты. Цельтесь в голову, ребята. Поскорей его убейте,
только пузо не заденьте. Там внутри мои ребятки, мои бедные козлятки.
Как обычно здесь бывает – волк конечно умирает. И контрольным, точно в
ухо, волк лишен не только слуха. Волку пузо раскроили, от дерьма козлят
отмыли. Веселятся и ликуют, только младший сын горюет. Его радужные
мысли оборвал контрольный выстрел. Его праздничный пирог вновь разбит
на семь кусков.
Тут и сказочке конец. Опускаем занавес.
2007 © juriy

Курка и яйки
В общем, ребята, вы в курсе, что жил Пушкин когда-то. Фигней
занимался, на дуэлях стрелялся, от того и карачун ему образовался.
В свободное от стрельбы время писал он поэмы, писал сказки, страдая от
недостатка женской ласки. В общем, сказка не об этом, как не ладили
люди с поэтом. Смутное время, разное на всех лежало бремя: кому бабки
косить, кому стихи пером выводить.
Жили-были дед да баба. Пили кашу с молоком, ели гречку с творогом?
Пили кофе с круассаном, заедая марципаном? Может быть, тому свидетель –
мой сосед Гуляев Петя. Он и книжку прочитал, он мне все пересказал.
Опосля свиданья с милкой, мы уселись за бутылкой. Слово за слово и вот,
он за Пушкиным идет. Говорит: такое дело – я теперь не просто тело.
Хочешь - верь, а хочешь – нет, я – могучий интеллект. И закрыв последний
лист, понял - я же книжный глист. Но седалищный мой нерв подсказал – я
книжный червь. Так как я теперь разумный, всеми фибрами культурный, то
и не могу пройти, видя, как мой друг страдает, сбитый с верного пути.
И по мненью Литпросвета, нет прощенья мне за это. Не приемля возраженья –
начинаю представленье.
Жили-были дед да баба – ели вместе, спали рядом. Вся недвижимость у
них: дом, сарай, курятник, птых. Что за птых? То я не знаю, сильно,
правда, не страдаю. Знаю только, что без птыха плохо с рифмою у стиха.
В общем жили небогато, дед бухал – ветшала хата. На последние рубли
покупали пузыри. Бабка тоже пристрастилась: водку пила, не постилась.
В доме не было окон, в доме не было дверей. Вот такая перспектива у
заядлых калдырей.
По стеченью обстоятельств, в исполненье обязательств, в общем фоне
разложенья было все же исключенье. Для поправки рифмы, для выпрямления
слога, в сказке появляется ненужное слово. Слово это будет "Кустурица".
Теперь все поймут, что по двору у них бегала курица. Представьте, что
словом мог быть и "канкан", тогда по двору побежал бы фазан. Вам бы
понравился такой балаган? Нет, пусть будет "Кустурица", ведь в главных
ролях у нас курица.
Курица жила давно, перерабатывая корм в говно. Яйца не
выдавливались, молоко не сдаивалось, в общем, отношения с курицей не
складывались. От перспективы быть съеденной она спасалась побегами.
Жизненную стабильность обеспечивала мускульная мобильность.
Как старик наш подопьет, сразу камень в огород. Метко бьет подлец - с
навеса. Значит, скоро подобьет. При такой опасной жизни – как быть
верною отчизне? Если яйца и случались, в ейном органе рождались, то от
страха все сжималось, и внутрях все оставалось. Ясно всем – для
извлеченья сильно нужно расслабленье.
В общем, долго все копилось, коксовалось и слоилось. Наконец, на
склоне лет, родила она на свет: не мышонка, не козленка, не неводома
зверенка. А исторгнул организм ювелирный атавизм. Увидав яйцо златое,
дед восклинул:
- Что такое? Может "белка" приключилась, или смерть за мной явилась,
и в последние минуты помутился мой рассудок? Бабка, бабка, подь сюда,
ущипни меня туда. Не туда, где моя гордость замолчала навсегда. Ущипни
меня за руку и скажи такую штуку: - То ли бес в меня вселился, то ли
разум помутился? Вон смотри, середь двора, где собачья конура, уж не
золото ль блестит, алчный взгляд к себе манит. И не наша ли Пеструшка,
распластавшись как кукушка, зарывает то яйцо, чтобы, значит, о богатстве
не узнал уже никто?
- Ой, и правда, что сказать, ведь блестит же, твою мать. Растуды меня
в качель, не сойти мене отсель, если в энтой вот пыли, нам яичко не
снесли. Ну Пеструшка, ну могешь. Пред такою мастерицей, Фаберже почти
что вошь.
Знамо дело, дед и баба, от такого вот расклада, вмиг от хмеля
излечились, протрезвели, возродились. Стали вместе соображать, как
свалившееся счастье можно выгодно продать. Чтобы им на склоне лет есть
не кильку, а лангет. Чтоб уже не бормотуха доводила их "до мухи", а
Мартеля коньяки согревали им деньки.
Порешили то яичко разделить кусков на тыщу – потихоньку продавать,
а наличные все средства проедать и пропивать. Никуда не тратить боле, и
коммерческую жилку на корню в себе давить. Каждый нищий, каждый гад
будет послан и проклят. А начнешь давать взаймы, так дойдешь и до сумы.
Чтоб от наших от ворот попрошайкам поворот. Нам теперь уж не пристало
с голодранцами дружить. Ишь, удумали, собаки, на чужое глаз ложить.
День прошел, прошел другой – дед не спит, ушел покой. Все пытается
яичко стукнуть тем, что под рукой. И ножовкой, и кастетом, финкой,
гирей, табуретом. Даже мощный динамит то яйцо не повредит. Дед и бабка
впали в стресс: он не пьет, она не ест. Бог услышал их молитвы,
посмотрел на поле битвы, дрогнула в душе струна – он послал им грызуна.
Словно пуля просвистела, что-то серое влетело, сделало почетный круг и
затихло все вокруг. И посланец тот, мыша, потянулся не спеша, важно так
нахмурил брови, посмотрел на поле боя. С резким криком "йя-кийя" он
хвостом яйцо сейчас же опрокинул со стола. Тут и чудо приключилось – на
полу яйцо разбилось. Разлетелось на куски, аккуратные бруски.
Дед и бабка замычали, выдержать могли едва ли. От такого гопака разум
повело слегка. На их жизни горизонте вдруг пропали облака. С той поры
живут богато, все в достатке – полна хата. Говорят, что с этих дел, дед
немножко обнаглел. И тайком от бабки ночью порнографию глядел.
© juriy 2007
www.gelinfo.ru

Парфюмер
Там короче: один дрыщ другому тыдыщ, он кароче в ауте и раз... а там...
мелкий уже вылез.. ну его кароче хотели ночью в сочи.... та выжил,
паскуда
Ну, короче, побирался по помойкам, никому не нужен - весь голодный,
холодный, на мир обиженный - научился драться, себя защищать, перед
пацанами мазу держать
Подрос перец, всех чурался, со взрослыми не знавался, на мир обижен –
никому не нужен.
Зато нюхал конкретно, даже то, что нюхать вредно, а сам не вонял, хотя
образ жизни к этому располагал.
Запахи его с ума сводили, делали просто урода конкретным дебилом.
Настолько они его припарили, что выдержать это мог он едва ли. Убежал
он от общества в поисках персонального одиночества. Чем дальше от людей
удалялся, тем свободней дышал и сильней расслаблялся.
Начал он в одиночестве по пещерам прятаться, забыл свое отчество, забыл
свое имя, хотя звали его Гриня. Жил вне общества, жрал что ни попадя,
не мылся, не брился, в бомжа превратился.
Наконец и туда пришло общество, нарушив своими запахами его одиночество.
Он завыл как раненый зверь: что мне делать по жизни теперь? Везде воняет,
каждый запах к суициду располагает. Вернулся он к людям – делать нечего:
всюду запахи - дело к вечеру. Если везде воняет, то не пофиг ли, где
Парфюмер прозябает?
Однажды, гуляя по тауну, как и подобает типичному дауну: ничего не делая,
нюхая розы белые, услышал он чудесный запах и аж весь затрясся, нах.
Запах шел из-за забора, но такой, шо в зобу дыханье сперло. Вообщем, там
девчонка одна страдала: потела, воняла, Парфюмера привлекала. Девчонка
сама ничо - "все дела" в порядке, в руках портфель и две тетрадки, но на
он фигуру внимания не обращал, он от запаха приторчал.
Короче, решил он девчонку порешить, запах в бутылке сохранить.
Пока суть да дело, задушил девчонку первую он несмело. Знаете, так
бывает – первое преступление: в душе волнение, в руках тремор, в голове
гемор. Что делать, как быть, как улики сокрыть? Но нашему все пофиг –
убил и убил, главное, что запах ее сохранил. По-любому, девчонка в
сознании не стала бы делиться с ним своим обонянием, предлагать свой
запах, сказала бы: иди ты нах.й.
Он ее на куски покромсал, кастрюлю нафаршировал, долго варил, перчил,
солил, на вкус не пробовал, через неделю запах готовый был. Запах в
бутылку - девчонку в утильку.
Такая тема с ним начала периодически проскакивать - начал он девчонок
раскатывать: запчасти варил, запах синтезировал - в бутылки разливал,
на феромоны оргазмировал.
В общем, в выходные маньячил, в будни подмастерьем работал мальчик:
теорию изучал, духи изобретал, на бабки пофиг - искуства для, вот такая
вот петрушка, .
Потом серьезный стал перец - за душой ни гроша, зато знаний до шиша,
девчонки по бутылкам, бабки по копилкам, сам в поисках - чтобы еще такое
понюхать, чтобы конкретно тему втюхать
В общем, изобрел он самый крутой запах, от которого все валяются в
экстазе, до последней заразы. Но для полного запаха не хватало еще одной
красотульки в его адской кастрюльке.
Девчонку он ту нашел, обманом ее выкрал - ножиком ее выкроил, сделал
полуфабрикат и был от этого рад.
И наконец запах стал конкретным, всех ввергающим в экстаз, не исключая
пресловутых зараз.
Но на него давно зуб точили, преступления все раскрыли - не было только
улик, чтобы сделать ему кирдык.
Когда убивал последнюю девчонку, то он делал это потихоньку, под
покровом ночи, чтобы никто не сказал ему: "Короче, чувак, ты попал - я
про все твои подставы узнал, про то, что ты девчонок не уважаешь, на
ферменты их разлагаешь"
Но где-то эта сука подставилась, что-то ментам не понравилось. Повязали
нашего парфюмера, чтобы знал он, зараза, меру. Ну убил одну, ну убил
другую, но зачем же так массово их атакуешь?
В общем, на суд он пришел уже конкретно повязанный, все его порвать
хотели по разному: там родители, учители и прочие вредители
Но он хитрым стал, зараза, побрызгал на себя своего экстаза - все вокруг
запахом надышались, от обвинений отказались. Сам отец последней убитой
девчонкb что-то промямлил в сторонке: "Ну, сынок, такая тема - зря
кароче судья так все сделал. Ты ни в чем не виноват конкретно - будешь
мне сыном наверно".
В общем, его подчистую оправдали, обвинения все на себя взяли. Парфюмера
из зала суда прогнали, на прощанье сказали: ты наш бог, нам на все пох.
Можешь убивать повсеместно, главное - воняй прелестно.
А ему, короче, все пофиг: в натуре животное. Он даже не осознавал
насколько крепко он до этого попал. И после освобождения он не
чувствовал ни досады, ни угрызения.
Он взял на себя весь пузырек и растряс: провонялся запахом этим,
лоботряс
Вышел на улицу безмерно кайфуя, а там толпа. А толпа в ах.е!.
Толпа ничо понять не может - запах с ума сводит, на бесчинства
располагает, парфюмера к рукам прибирает.
Вообщем порвали его весьма прочно: каждый хотел парфюмера кусочек.
Мораль книги такая: не фиг экспериментировать, криминально
оргазмировать. Каждому овощу - свое время, за каждую подставу топором
в темя
2006 (с) juriy и П. Зюскинд