Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Немолодой
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Нас в армии учили на занятиях по оружию массового поражения и защите от него, как гасить огонь на себе или на ком-то.
Старшина выдал две старые шинели для занятия.
Ваня Дидяев надел их одну на другую. Подполковник-преподаватель расставил вокруг него самых здоровых ребят. Сказал: "Когда человек горит - может начать панически бегать. Если побежит - свалите его подсечкой и затушите шинелью".
После этого плеснул Ване на спину четверть стакана бензина и поджёг.
Ваня бегать не стал, а лёг на спину и покатался по земле. Так же обряжали и "поджигали" других участников занятия. Мы - молодые лоботрясы - были на этом занятии беспечны и веселы. Преподаватель - сосредоточенно серьёзен. Так нас учили. Сорок лет прошло. ГВВСКУ. 271 взвод.
История одной упаковки, рассказанная Даниилом Граниным
Случилось в 60-х или начале 70-х годов Даниил Гранину побывать в Австралии. Читал его путевые заметки больше сорока лет назад, и уже не припоминаю – эта его дичайшая удача была командировкой или турпоездкой. И вот что-то там случилось, что надо идти на официальное какое-то мероприятие, где обязательна белая рубашка, которой у него в чемодане нет. Он, чертыхаясь, пересчитывает нищенские суточные, поминает недобро жену, которая наполнила чемодан лишним барахлом, а такую, как оказалось, необходимую вещь, которых дома в избытке, - не положила. Идёт в супермаркет, который, по тем советским временам, заслуживал отдельной экскурсии, и там, в рубашечном отделе, он получил первый шок от улыбчивого внимания продавцов. Это всё при том, что в советском магазине промтоваров достаточно было сказать, что пришел за белой рубашкой, и тебе надо было бы только назвать размер воротника. После чего тебе вынесли бы эту рубашку, померяли бы линейкой её ворот, и завернули бы в серую (экологичную - теперь мы скажем) оберточную бумагу. А в сиднейском магазине ему предложили перемерять чуть ли не десяток белых рубашек разных фасонов. Гомо советикус до этого предполагал, что рубашки могут различаться лишь цветом. Выбрал он рубашку, по принципу обратной пропорциональости: чем дешевле, - тем лучше. Но самый большой шок он пережил после. Он оплатил покупку. И рубашку ему упаковали. Вот тогда он полностью впал в прострацию… Сразу за дверьми магазина он вытащил рубашку из упаковки и завернул упаковку в рубашку. Вернувшись же потом домой в Москву, он показал домочадцам эту упаковку, как самый диковинный сувенир. И много позже случалось, что принимая гостей, и рассказывая им о поездке в Австралию, он так, вроде между прочим, говорил: "А вот эту рубашку, которая на мне, я купил в Сиднее вот в этой упаковке!" При этом он указывал на сервант, где на самом видном месте, потеснив хрустальные вазочки и салатницы, красовалась пластиковая прозрачная коробочка. Читал я эту его книжку, будучи старшеклассником. Наверняка что-то не буквально сейчас пересказал. Но за суть – ручаюсь!
Было лето 68-го. Мне 5, и у меня роскошная "Азбука" с "Ма-ма мы-ла ра-му" и прочими интересными рассказами. И был там текст, что вроде "У папы есть ноша. И у мамы есть ноша..."
Иду на кухню спросить у мамы - что означает это слово. Удивился, что раньше никогда его не слышал, и стал ждать случая, чтобы его ввернуть. И вот идём с папой и мамой в лес. У папы большой брезентовый рюкзак в котором вымытая картошка, чтобы запечь в костре, несколько стеклянных бутылок воды, ещё что-то... У мамы - маленький рюкзачок, а у меня - ничего. Завидую родителям - как они классно смотрятся с этими рюкзаками, и начинаю ныть: - Дайте мне ношу! Я тоже хочу! "У папы есть ноша, - продолжил я почти точно по тексту "Азбуки", - у мамы есть ноша, а у меня нет ноши..." Мама начала сердиться: "Какой ещё нож! Никакого ножа у меня нет! (У папы-то был всегда с собой перочинный ножик.) Я удивился, что она сама несколько дней назад объясняла мне это слово, а теперь его не поняла: "Не нож, мама! Ноша! То, что несут". "Вот ещё выдумал, - все ещё немножко сердясь ответила мама, - на, неси зонт".
Зонту я не обрадовался. Хотелось-то рюкзак тоже, чтобы руки были свободны для всяких палочек на улице и в лесу, и прочих интересностей... Но, раз выпросил - пришлось нести... *** PS Фоточку повторил из старого рассказа "Как с отцом за грибами ходил". Это я двухлетний.
Мы были в гарнизонном карауле в Горьком. С одной стороны это какое-то разнообразие от курсантского быта, а с другой, и очень серьезной стороны, это нудная, недосыпная, холодная, а часто и грязнорабочая служба.
А командиры взводов - молоденькие лейтенанты - которые заступали начальниками этих караулов во главе своих подразделений, испытывали откровенный страх. Потому что комендант гарнизона их за людей не считал. Он, благо его кабинет был рядом с караульным помещением, заходил с проверками не один раз на дню, и с удовольствием находил, за что упрятать начкара после сдачи караула в офицерскую камеру гауптвахты.
Гауптвахта располагалась здесь же, где и караулка, - в старинном здании кремля, в полуподвальном помещении с высоченными сводчатыми потолками.
И нередко бывало так, что взвод, сдав караул, уезжает, а начкар остается на губе на три или пять суток.
Сами-то эти сутки для офицера беда не большая. Беда в том, что запись о таком взыскании намертво ложится в его офицерскую карточку и неизбежно отсрочит присвоение ему следующего звания.
В тот раз комендант гарнизона зашел утром, прошелся по коридорам караульного помещения и гауптвахты, и сказал сопровождавшему его нашему взводному: «Что-то грязновато тут у тебя. Смотри, останешься…»
Сразу после его ухода, наш взводный – лейтенант Кульгускин Алексей Алексеевич – поднял в ружье весь состав караула, приказал выводным вывести из камер содержащихся там солдат и сержантов, и объявил генеральную уборку. Времени у него оставалось очень мало. Было уже начало девятого, а в девять выводные должны были увести арестованных на работу. И сразу после этого комендант мог придти с повторной проверкой.
И вот, арестованные, вперемешку с караульными драят тряпками, а кому тряпок не хватило, собственными портянками, полы и стены. А взводный наш нервно бегает, поторапливает нас и нервно курит одну за одной.
То есть прикуривает следующую сигарету от бычка предыдущей.
Дело усугублялось тем, что в помещениях караулки и гауптвахты в те дни производился ремонт. Поэтому к обычной грязи и пыли добавились еще и краска с побелкой. Одна из камер была отдана малярам под кладовку. Дверь ее была открыта, и видно было сложенные там банки, бочки, ведра, кисти на длинных палках и еще что-то.
Кульгускин, на ходу прикурив очередную сигарету, бросил бычок в открытую дверь этой кладовки. Это так выглядело – он быстро идет, проходя мимо этого дверного проема, швыряет туда бычок, минует его, а за его спиной с легким звуком «пых» из камеры в коридор каким-то куском вываливается пламя размером, как раз, с этот дверной проем. И все это возле меня! И огнетушители рядом висят на стене! Вы представляете, какая удача! Первая и единственная мысль, которая у меня была, это «За умелые действия при пожаре в караульном помещении, курсанту Гладкову объявить внеочередное увольнение!» Это я надеялся такой приказ на следующее утро услышать перед строем роты. Ну, или перед строем взвода. Это не важно. Главное, что в увольнение.
Сильной была только первая вспышка пламени. Большая часть кислорода в кладовке при этом израсходовалась, и теперь пламя лениво колыхалось над банками и ведрами. Пары нитрокраски смешанные с воздухом создали такую взрывоопасную смесь.
Отчетливо помню взводного стоявшего с разинутым ртом, а с нижней губы его свисала длинная дымящаяся сигарета.
Мысли о грядущем поощрении не помешали мне сорвать со стены пенный огнетушитель и привести его в действие. Рядом и одновременно со мной, то же самое делал один из арестованных.
В два огнетушителя мы моментально погасили пламя. Полагаю, что этот арестованный в те мгновения думал о «снятии ранее наложенного взыскания». То есть об освобождении из-под ареста.
Кульгускин подхватил сигарету, и вытер пот со лба. Сказал нам: - Молодцы! Потом поднял глаза вверх и ахнул.
Я же говорил, что там были высокие потолки. Метров пять, или шесть, наверное. Никто никогда не обметал с них паутину. Ее просто не было видно. А теперь вся она была вычернена копотью от сгоревшей нитрокраски. А комендант зайдет вот-вот. И за арестованными уже приехали, чтобы на работы их развозить.
Мы таскали тяжелые столы, залезали на них, потом друг другу на плечи. И к приходу коменданта было все в порядке. Взводный вернулся в училище вместе с нами. На следующий день у него был отгул за эти сутки в карауле и поощрения мне не объявляли. Потом еще пару дней я на каждом построении ждал, что вот сейчас, вот-вот. А потом понял, что не может взводный меня поощрить за пожар, которого не было. Ведь весь состав караула, и его начальник тоже, несли службу по уставу, и соответственно никакого пожара просто возникнуть не могло.
Было, конечно чувство обиды, ну или несправедливости.
Но сейчас я понимаю, что это глупо. Ведь мы сдали караул и уехали. А тот парень, что тушил вместе со мной, там, на губе остался.
Если заступиться за парня пришёл отец или старший брат - нормально. А если нет отца? - "мамочке пожаловался!"
Отец умер мне было семь. Ну, рос и рос... А...это мне было лет 10-11, одноклассник Лёха меня предупредил, чтобы я с соседкой по парте не разговаривал, потому что "он с ней ходит". А как с ней не разговаривать? У неё ещё коса до попы в руку толщиной... С Лёхой мы приятели. Я воспитан книгами "Всадник без головы", "Три мушкетёра", "Айвенго"... Поэтому понимаю его чувства и свои товарищеские обязательства в отношении его дамы сердца. Ситуация упрощается тем, что соседка достаточно молчаливая. У меня падает успеваемость, потому что на всех уроках читаю книжки из-под парты. Классная руководительница пересаживает меня с "камчатки" на вторую парту. Теперь соседка без косы - с короткой стрижкой. Но очень контактная и смешливая. И грудки восхитительно высокие! На второй парте скрытно не почитаешь - успеваемость растёт. И соседкой - прекрасно! На перемене Лёха отзывает меня, и предупреждает, чтобы я с ней не разговаривал, потому что "он с ней ходит". У меня - глаза на лоб: - Погоди! Ты же про Ольгу говорил! Он хмурит брови: - С Ольгой у нас всё! Я теперь с Маринкой! (Допускаю сейчас, что ни Ольга ни Маринка об этом не знали). А тогда я такой "ванёк-ваньком" - вообще ничего не понимаю в этой ситуации. Вечером посоветовался с мамой. Беда в том, что мама была учительницей в нашей школе
Она наутро пришла в наш класс, и провела беседу, что какие могут быть "кто-то с кем-то ходит" нам ещё рано, и вообще! Я не знал - куда деться от стыда. После урока этот одноклассник, проходя мимо меня, процедил сквозь зубы: "Баба!"
Вечером устроил маме скандал: - Я просто с тобой советовался! По секрету! Я не просил что-то делать! Из-за тебя теперь меня бабой будут звать!
На следующий день мама провела в классе беседу, в которой объяснила, что "баба" - .не советское слово! Это был пиздец!
Больше никогда ничего ей не рассказывал.
Вырастил двоих сыновей. Пару раз было, что вступался за них. Наводил шороху.
Вступился отец или старший брат - это нормально. Маме рассказывать о мальчишеских проблемах нельзя!
PS Лёхи уже нет, С Маринкой при встречах здороваемся.
PPS Мама по возрасту сама уже никак. Пять лет назад переехал к ней. Теперь я для неё идеальный. Не вспоминаю её косяки, жёстко портившие мою жизнь. Мы в ответе за тех, кто нас приручил...
Мы с Лехой подружились в шестом классе. И в общеобразовательной школе вместе учились, и в музыкальной. Он на баяне, я на аккордеоне. Я на третьем году бросил музыкой заниматься, а он доучился до диплома. Как-то я вытащил отцовы фотоаппараты. Начал фотографировать, печатать… Леха тоже взял у отца «Зоркий». Вскоре я забросил это дело. А Леха еще много лет был штатным фотографом нашей компании. (Компании друзей, подразумевается). У меня был аквариум на двадцать восемь литров. В нем плавали несколько гуппяшек и меченосцев. Леха завел два аквариума – на шестьдесят и сто пять литров. Он успешно разводил петушков, неонов и скалярий. Я лучше играл в шахматы. Леха перестал садиться со мной за доску, но регулярно обыгрывал меня в переводного дурака и буру-козла. Я поступил в военное училище в Горьком, отчислился с третьего курса, и больше года служил рядовым на южном берегу моря Лаптевых. Леха приезжал ко мне на присягу в Горький. А он попал в танковую учебку во Владимире, после которой служил в маленькой части в тридцати километрах от дома. (Приезжая в отпуск, я навещал его и там, и там.) Моя мама мне всегда говорила, что он хитрей меня и обязательно обведет меня вокруг пальца. Его мама, как недавно выяснилось, постоянно твердила ему про меня то же самое. Он раньше меня женился, и, соответственно, его дети старше. Мы оба сейчас торгуем. Я снабжаю игрушками свой микрорайон, а он, куриным яйцом, весь город. Кроме того, он производит майонез, квас, и еще что-то. (Занял сейчас у меня денег, сказал, что на пасху хорошо отобьет их на яйцах). На моем юбилее он изрядно развеселил гостей, рассказав им один случай. Мы тогда в классе десятом учились. Казались себе очень взрослыми. И старались вести себя соответственно. Мужественно, сурово, без лишней болтовни. Идем мы, как-то, от него ко мне. Вдруг я говорю ему: «Стой! » и разглядываю валяющуюся возле стройплощадки доску. Сороковка, метра четыре длиной, очень тяжелая, потому что сырая, и с одной стороны густо заляпана засохшим цементным раствором. Видимо штукатуры использовали ее для настила. Подобрав камень, я постучал им по нашлепкам цемента. Он не отбивался. Я взял доску за один конец, и сказал Лехе: «Бери! » Он молча подхватил ее, и мы зашагали в гору, поднимаясь на пешеходный мост через речку. Леха мучился, пытаясь понять, зачем мне эта доска. Я не отличался мастеровитостью, но, как раз тогда, собрал на балконе утепленный ящик для картошки. Эта же доска явно ни для чего путного не годилась. А спросить у меня он не мог, потому что думал, что я снисходительным тоном, как маленькому, буду объяснять ему то, о чем он и сам мог бы догадаться, будь чуток поумнее. Доска была тяжелая. Скоро Леха устал нести ее наотлет, и прижал к боку, пачкая одежду. Я сделал тоже самое. На середине моста я остановился и сказал: «Клади на перила». Надо было видеть тогда его лицо. Изумление, обида, огорчение, злость. Вот ради этого я и подхватил тогда доску, а вовсе не для того, чтоб с моста ее скинуть, как он теперь говорит. Он швырнул доску на асфальт и, назвав меня дураком, пошел вперед. А я в одиночку положил ее на перила, столкнул вниз (ну, раз уж притащили-то), посмотрел, как плюхнулась и, вприпрыжку, временно прекратив изображать взрослого, побежал за ним. Так вот, повторюсь, гости посмеялись, выслушав эту историю, но последнее слово осталось за мной: «А ты мне в седьмом классе в ухо плюнул…»
Когда работал в сельской школе был случай. (Примерно 91 год).
Военрук оборудовал тир в подвале для стрельбы из пневматики.
А я был инструктором производственного обучения - обучал старшеклассников профессии тракторист-машинист.
Два раза в неделю проводил занятия по вождению трактора. Понедельник - 10-й класс, четверг - 9-й класс.
А у военрука в эти дни были занятия с младшими классами в тире.
И раз я подъезжаю на своем тракторе к школе после вождения, а военрук выскакивает из школы и тащит за шиворот пятиклассника с забинтованной рукой. запихивает его в свой "Запорожец" и уезжают.
Оказывается, - это пацан зарядил пистолет пулькой, закрыл дуло пальцем и стрельнул. Хорошо, что закрыл не глазом. Пулька вошла под кожу.
После этого военрук объявил прекращение всех стрельб.
Но потом директор и завуч уговорили его ослабить санкции. Потому что сельские дети стрелять любят, и прекращение занятий в стрелковом кружке могло вызвать санкции со стороны других детей в адрес самострельщика по пальцу.
Крышу своего гаражного бокса начал латать в одиночку. Так получилось... Немножко неудобно, конечно, скакать вверх-вниз по шаткой приставной лестнице. Очень вовремя приехал ставить машину сосед. Я спускал с крыши веревку, а он подвязывал что мне было нужно поднять. В такой взаимопомощи нет ничего особенного. Лет пять назад мы с ним вместе долбили ломами лед, отводя от его ворот талые воды. А сегодня, закончив ремонт кровли, я откупорил тоже очень кстати оказавшуюся в наличии бутылку коньяка, и за парой рюмок мы впервые за годы шапочного знакомства разговорились. И он вдруг спрашивает: «А ты журналист?» — В некотором роде — да. Иногда пишу для газет. А почему ты спросил? — Мой прадед прошел всю Первую Мировую. А в Гражданскую он командовал соединением, в котором у него в прямом подчинении служил Н... (прозвучала прославленная фамилия). Ко мне недавно один журналист подкатывал. Просил материалы — их у меня вооот такая папка — и рассказать про моего прадеда. Папку он просил отдать ему в редакцию. Не отдал я ему документы и рассказывать ничего не стал. Я его не знаю. — Мне расскажешь, документы дашь зафотать? — Да!
Это произошло в девяностом, или в начале девяносто первого. Я тогда работал в школе. Лавина публикаций в «Огоньке», «АиФе» и других изданиях уже обрушилась на меня и заставила разочароваться в идеях марксизма-ленинизма, чьим слепым, наивным и искренним сторонником я некогда был. Однажды собирают нас на партсобрание. Оказывается, физик Владимир Иванович, немногословный, умный, добросовестный и совестливый, которого уважали учителя, ученики и родители, подал заявление о выходе из КПСС. Узнав об этом, я обрадовался и пожалел, что не успел сделать это первым. Ожидая начала процедуры собрания, я раздумывал, - присоединиться к Владимиру Ивановичу, или не стОит. Дело в том, что мне вот-вот должны были дать квартиру, а мыкаться с семьей по частным уж очень надоело. Руководящую роль КПСС еще никто не отменял, и, после такого демарша, желанный ордер на жилье мог накрыться медным тазом. Приехал представитель горкома, зачитали заявление, начались прения. Большинство выступлений сводилось к тому, что, Вы, Владимир Иванович, такой хороший человек, кому и быть в партии, как не Вам… Я набирался храбрости. Потом вышел к доске и рубанул: «Владимир Иванович правильно поступает! Я считаю, в партии сейчас остаются либо дураки, либо подлецы! » В наступившей тишине, после паузы, кто-то спросил: «А, что, Вы тоже выходите из партии? » Я ответил: «Нет. Я – подлец».
Мы с мамой тогда поехали в дом отдыха Румянцево где-то в Подмосковье. Мне семь лет было. Добирались долго и нудно. На электричке до Москвы, потом на метро, снова на электричке. Потом на автобусе, и что-то долго пешком. Жара была. Я изводил маму вопросом - будет ли там речка? Она не знала, но пообещала, что будет. Речка там оказалась, что называется "воробью по колено". Лежишь спиной на дне, вода пупок не покрывает. Я даже обиделся, но выбирать не приходилось, купался в ней. Плохо, что и к этой речке надо было километра два идти. Я почему-то мало что помню из этих двух недель, что мы там были. Вот раз какой-то конкурс был, и мне, в качестве приза, свисток дали. Он мне не очень понравился. Плоский такой, с двумя узкими воздуховодами. Белый. Может помните такие? А мне больше нравились свистки переливчатые, такие объемные, с шариком внутри. Но, какой дали, такой дали. Хожу, свищу себе, слышу – рядом на волейбольной площадке спор какой-то разгорается. Подошел поближе – послушать. Судья кричит: «Переход подачи!» Игроки оспаривают: «Ты же свистнул, мы и остановили игру!» Он на своем: «Я не свистел!» Я их слушал, рот разинул, - интересно так! Потом про приз свой вспомнил, еще посвистел. Судья сначала на свой свисток посмотрел недоуменно, - у него такой же, как у меня висел на шнурке, а тут все игроки заорали: «Вот он! Вот он!» И на меня ему показывают. А я стою, посвистываю. Хорошо мне! И интересно. Сейчас, думаю, они играть будут, а я еще посмотрю. А они все на меня, и так агрессивно еще, был бы постарше, наверное, побили бы! Говорят: - Ты зачем здесь свистишь?! Я отвечаю: -Так мне же приз дали! Они говорят: - А… Понятно! Тогда иди отсюда подальше. Иди к маме. Я говорю: - А вот же она – с вами играет. Они сначала растерялись, а потом мама подошла и объяснила, что здесь только судья свистеть должен, и никто больше. А то они играть не смогут. Мне это чудно было. Потому что мы-то с пацанами, когда в футбол играем, то и свистим, и орем, и все нормально. И я ответил: - Мама, мне же свисток подарили, как же я могу не свистеть? Он попросила свистеть подальше от них. Я отходил и свистел, а они кричали мне: - Дальше! Еще дальше! - Я ору в ответ: - А мне отсюда игру не видно!
Но они меня уже не слышали. Шлепали по мячу, а судья им свистел.
Потерял я свисток в тот же день. Не жалел. Он же не переливчатый был.
"Как Слава на стадионе ЦСКА болел против ЦСКА" или "Дожить до конца матча"
Вторая половина 90-х. Холодная осень.
Слава учится в Станкине, живет в общежитии, ночами подрабатывает сторожем в продовольственном магазине. Идет однажды он под холодным дождем после лекций в общагу, и видит возле метро афишу о сегодняшнем матче "ЦСКА" - "Химик".
Приходит в общежитие, говорит соседу по комнате, который был Славин земляк - оба из Воскресенского района. Слава из Хорлово, а тот - из Фосфоритного: "Коля! Пойдем сегодня на хоккей! А то и ты, и я сколько раз были у нас в Воскресенске на домашних матчах "Химика", а на гостевых - ни разу не болели!". Коля согласился.
Время-то позволяло Славе после матча вовремя прийти в магазин на смену. И цена билета была не чрезмерная, если взять самые дешевые места в угловой сектор.
Вышли из метро на станции Аэропорт, пошли под дождем к кассам, купили билеты, направились к стадиону.
И, если у нас в Воскресенске в Ледовый дворец можно войти через любой вход, а потом по вестибюлю пройти к своему сектору, то здесь под тем же дождем их отправили к входу в их сектор. Они еще и слегка опоздали - игра уже началась.
Поднялись на трибуну, заняли свои места.
Игра была хорошая - "Химик" упирался.
Слава с Колей оглядываются - а как "болеть"-то? Стадион ЦСКА! Побьют...
Но временами азарт побеждал осторожность, и они поддерживали контратаки "Химика". Тут же вспоминали, где находятся, присаживались и затихали.
А к концу первого периода Слава начал приглядываться к окружающей публике, удивляясь, что эти мужики не реагируют на его и Колины поначалу тихие возгласы "Химик" - дави!", "Химик" - шайбу!", и вообще, - ведут себя как-то молчаливо.
Во втором периоде Слава и Коля вообще осмелели, освистывали ЦСКА, подбадривали своих - окружающие не реагировали.
В третьем периоде Слава понял, что вокруг них сидели человек триста из Общества глухонемых, которым, видимо, было целевое выделение билетов на этот матч. И тут он и его товарищ совсем осмелели и оторвались на полную.
Несмотря на Славину и Колину поддержку "Химик" закономерно проиграл. Это был уже не тот "Химик", как при Эпштейне и Васильеве.
Но Слава и Коля ушли оттуда целыми, а глухонемые получили свою порцию впечатлений.
Ребенком я прочел дома всё. В том числе и хранящийся среди книг толстый журнал «Сельский календарь» за 1967 год.
В нем на каждый месяц были статьи на сельскую тематику, репродукции классиков, фотографии, рассказы… А в конце каждого такого раздела — страничка юмора.
Оттуда мне и запомнилось четверостишие.
Плохое создалось в колхозе положение! В год по два председателя меняют. Плохих, как полагается, снимают. Хорошие — идут на повышение.
Уже во взрослой жизни наблюдал и такие ситуации, и обратные — когда снимали хороших руководителей, и продвигали скверных.
Меня всегда интересовало, за что человека прозвали так, или иначе. Кажется, это называется этимологией.
Ну, когда слышал интересное прозвище, осторожно выспрашивал - откуда оно взялось.
Раза два было, что мои вопросы людям показались нескромными, и меня чуть не побили.
В нашем цехе работал слесарь по прозвищу Кальмар. Все к нему так и обращались. Я знал, что он мой тезка, и звал его и по имени, и Кальмаром. Когда как.
Однажды я спросил его, как он приобрел свое прозвище?
- Эх, Витя, я ведь сам на себя такую кличку повесил!.. Когда я из РСМУ перешел в этот цех работать, меня, ведь, здесь никто не знал. Ну, на второй день, после работы, я накрыл стол здесь в слесарке, с целью "прописаться". Когда водку выпили, кто-то ушел, а мы вчетвером в домино заигрались. Ох, как мне в тот вечер фишка шла! Я один по пять камней подряд выставлял!
А у меня тогда такое присловье было - "кальмары". Ну, я в игре всех катаю, и все приговариваю: "Сейчас я вам покажу, кальмары гребаные!"
Это и запомнилось. На следующий день, меня же по имени и фамилии еще не все запомнили, так и говорили уже: "А где этот-то новенький? Ну, Кальмар этот, где?" Так и прилипло. Пятнадцать лет прошло. Я за эти годы и в РСМУ возвращался, и теперь вот снова в ЭФК перешел, и имя мое мало кто знает. А скажи - Кальмар, всем сразу понятно, о ком речь.
День дурака - для СМИ вполне информационный повод. Был давний случай, когда один наш районный информационный ресурс выдал первого апреля забавную и безобидную, как показалось редакции, шутку. Разместили информацию, что в таком-то микрорайоне на сутки будет отключена вода. Запасайтесь, дескать.
В редакцию примчался взбешенный начальник водоснабжающей организации. Предупрежденные жители устроили массовые внеочередные помывки-постирушки, и наполнили водой ванны, тазы и вёдра. За несколько часов микрорайон израсходовал чуть ли не недельный норматив воды. В квартирах счётчиков тогда не было, и для водоснабжающей организации этот перерасход воды обернулся крупным убытком.
Морали тут даже две: - шути, но думай о последствиях; - не верь всему, что сообщают.
На масленичном гулянье мужик запрягал кобылу в нарядную тележку, чтобы катать детишек. Он долго не мог завести лошадь в оглобли. Она переступала то правой задней через оглоблю, то левой, и никак не хотела вставать посредине. Я и другие мужики предложили руками выкатить тележку на более просторное место. Но он ответил: «Места тут достаточно. Она просто дуркует». Потом оглянулся по сторонам, и добавил: «Народу больно много. А то дал бы ей по морде – сразу бы как надо встала».
Один охотник поделился воспоминанием: «Давно было – могу, пожалуй, рассказать уже. Зима была. Шел со станции, а шагах в пятидесяти впереди - молодая женщина. У неё руки заняты сумками и пакетами, мальчик лет пяти идёт за ней следом. Откуда ни возьмись – стая собак. Лают на неё, щелкают зубами, рвут из рук пакеты, хватают за полы дублёнки. Она кричит, мальчик жмется к ней и тоже кричит… Она бросает сумки, ребёнка – на руки… Я подбежал, отогнал ногами собак, проводил до дома. Истерика, конечно и у неё, и у ребёнка. Ночью с мелкашкой пошёл по улицам. Выстрел же у неё негромкий. Щёлк – собака падает. А стая не разбегается. Щёлк, щёлк… Трупы потом за хвост – и в контейнер. Ну и возле одной хрущёвки тоже выстрелил в собаку, она лает, визжит… Распахивается окно. Какая-то добрая девушка высовывается и кричит на меня: «Что вы делаете! Нельзя же так! Люди, дети спят. Не можете, что ли, стрелять так, чтобы наповал, чтобы не орала!» А на фото – бабушки кормят собак из своры, которая три дня назад напала на одну женщину, а вчера на другую. Обеим пострадавшим понадобилась медицинская помощь. Собачки, как видите, с серьгами – значит, по программе ОСВ (отлов-стерилизация-выпуск) они отловлены, стерилизованы, привиты и выпущены на место отлова. Фото прислала и разрешила использовать сестра одной из пострадавших. По её словам, сфотографировав бабушек, она поинтересовалась их отношением к собакам. К её удивлению, бабушки всей душой высказались против возвращения собак на место отлова, и рассказали, что и сами видели нападения этой своры на школьников.
Другу моему пятый десяток. Рост – 193. Физически крепкий. Признаков ожирения не заметно. Вырос в деревне, а это значит, что физического труда не чурался. В детстве и юности бегал на лыжах и просто бегал, играл в футбол и в волейбол, ходил в «качалку», немножко боксировал, был чемпионом поселка по армрестлингу. У него – дочь-студентка.
В конце зимы пересеклись с ним случайно возле поликлиники. Сказал, что идет от хирурга.
Оказалось, - на Рождество его дочь была в гостях в компании молодежи. И пришла оттуда домой в слезах – парни, когда подпили, начали хамить. И, когда она уже уходила, один из них чувствительно ткнул её кулаком в спину.
И он мне теперь рассказывал: - Ну, дочь же… Она рассказывает – меня трясет от бешенства. Одеваюсь. Жена говорит: «Не ходи!» И дочь тоже. А я – не могу. Пришел. Курят на лестнице. Того я сразу определил по описанию. Хорошо, что договорились один на один. Потому что он ростом пониже меня, но хорошо накаченный. Попал он мне раз или два. Там тесно на лестнице. Мышечный корсет у него хороший – корпус не пробивал я ему. Пришлось бить морду. Жестко. Там вся площадка в крови была. А на утро – плечо болит. И вот - два месяца прошло. Мази, физиотерапия, уколы – никак плечо не проходит. Возраст, наверное. Надо переходить уже исключительно на тренерскую работу.
(Прочитал он этот текст и скромно попросил внести правку в самом начале – физически крепкий он был до этой самой драки. А теперь – плечо болит.)
Про дискотеку в деревне, где на одного парня приходилось десять девчонок
Бывает со мной, что вспомнится что-то из юности – как был неправ по отношению к кому-то, несправедлив, незаслуженно обидел кого… и уже не исправить, извиняться поздно, - тот человек сам, может забыл этот случай, а хуже того – уже и нет этого человека. И вот тут вздыхаю и корю себя.
Ну, а как-то выдался свободный вечер, пришел в гараж к своему хорошему другу, с которым очень хорошо общаемся, когда выпадает такая возможность. Он, как мне кажется, не склонен к мнительности, рефлексиям, такому самобичеванию. Но все-таки спросил его: «Слава! У тебя бывает, что вспомнишь что-то из прошлых лет – какую-то ошибку, неправильный поступок – и ты ругаешь себя за это?»
Он ответил: - Конечно, бывает. Вот, например, когда мы с ребятами поехали на танцы в деревню, в которой на протяжении лет десяти, примерно, рождались только девочки. И в начале девяностых, когда я был студентом техникума, все эти девочки стали уже девушками. А парней в деревне не было совсем!..
Тут я попросил Славу сделать паузу, снял со стены и расставил наши раскладные походные кресла, налил, что надо куда надо, и тогда попросил продолжить.
И он продолжил: - Земля, - говорят, - слухом полнится. И вот кто-то из старших парней рассказал у нас в поселке, что есть в Орехово-Зуевском районе деревня Вантино, в которой на танцах только девушки. Потому что мальчишек 15-20-25 назад там совсем не рожали. Вот так там случилось. И мы с ребятами решили туда на танцы съездить. Жили мы все, как уже тебе рассказывал, небогато. Обычным делом для парня было ходить в телогрейке. У меня их было две. На повседневную я пришил цигейковый воротник, а «выходная» телогрейка была с воротником лисьим.
Ехать в это Вантино мы собрались впятером. Понятно, что перед танцами, да и на танцах надо выпить. А деньги – откуда. Поэтому мы скинулись по килограмму сахара, и заранее отнесли его известной у нас в поселке самогонщице бабе Зине. В назначенный ею день пришли за продуктом. А она была одинокая. Скучно жила. И случалось, предлагала получателю товара снять пробу. За свой счет, разумеется. Чтобы самой не в одиночку выпивать. И, как сейчас помню, пришли мы к вдвоём с Серегой забирать свою пятилитровую канистру, а она предложила: «Ну, что, мальчики, - еб@квакнем?» Это только от неё я такое слово слышал.
Ну, вот суббота. Ждем на остановке у себя в Хорлово автобус до Егорьевска.
Лиаз-сотка пришел битком.
Двое наших втиснулись на переднюю площадку, а мы трое с канистрой – на заднюю. На Фосфоритном народ вышел – стало чуть свободнее. Я вынул из кармана два раскладных стаканчика, стали наливать по чуть-чуть из канистры – народ возле нас ещё и расступился. Эти двое орут с передней площадки: «Вы там что, - без нас пьете?!» Мы в ответ с оттенком обиды: «Ну, как без вас-то? Обижаете!» Налили по полстакана, говорим пассажирам: «Передайте, пожалуйста, на переднюю площадку!» Стаканчики, передаваемые из рук в руки, поплыли на переднюю площадку, потом вернулись к нам.
В Егорьевске на автостанции сели в другой автобус, нормально доехали до Вантино. Точно не помню сейчас, но, судя по дальнейшим событиям, в этом автобусе мы тоже прикладывались к канистре.
Клуб плохо помню. Какой-то деревянный дом. Печь, обложенная плиткой.
Действительно – человек 25 девчонок от 16-ти до 25-ти, и всего два парня, которые занимались музыкой – типа диск-жокеи, и вроде совсем не танцевали.
Что интересно – все эти девушки были, как в униформе – белая блузка и короткая черная юбка.
Вообще-то, - ты знаешь, - я никогда не пьянею. Но тогда случился не мой день.
И вот после дискотеки мы все пятеро стоим там на остановке, ждем автобуса. Сорок минут… Час… Начало апреля. Ощутимо зябко. Темно. Допили, что оставалось в канистре. Идет какой-то мужик – что-то везет на санках. Спрашиваем его: «Мужик! А когда автобус-то?» Он смотрит на часы и говорит: «Так теперь уже завтра!» Мы такие: «А как же нам домой?!» Он спросил – откуда мы, и говорит: «Так тут по прямой до шоссе Егорьевск-Воскресенск всего семь километров. Вначале – через лес, потом – полем… И вы на своей трассе. А тем – либо автобус пойдет, либо попутку поймаете».
И мы, дураки, пошли… Апрель. Снежная каша. А меня что-то конкретно развезло.
Они вначале останавливались меня подождать. Помогали под руки идти – мне заподло – отказывался. Я же самый здоровый из них… Сами-то они тоже уже еле шли. В конце концов оторвались: «Слава, догоняй!»
Бреду, бреду… Челохово осталось в стороне – вышел на трассу.
Идет машина – поднимаю руку. Не остановилась. Следующая – тоже. И третья…
Разгреб на обочине снег. Нашел булыжник. Взял в руку.
Думаю: «Следующая не снизит скорость – разобью лобовуху. Пусть меня лучше в ментовку сдадут, или побьют – всяко лучше, чем тут замерзнуть».
Но следующий на жигуле остановился. И даже пожалел – довез до самого дома. Вот такая история…
Он замолчал, а я спросил: - Погоди! Я же спрашивал – бывает ли, что сожалеешь о своем неправильном поступке.
Слава ответил: - Конечно! Нафиг я тогда уехал из этой деревни! Нужно было там у какой-нибудь девчонки остаться. Там можно было хоть неделю прожить – переходя от одной к другой.
Зима, вечер, снежок падает, - приехал к гаражу. У моих ворот стоит "Волга". Следов на снегу нет и все гаражи поблизости закрыты. Машина эта знакома, но какой гараж её хозяина - не помню. Постучал в двери ближних гаражей, посигналил ещё и ещё - никто не выходит. А мне надо разгрузить свою машину, и мимо этой Волги никак. Одно решение - оттащить буксиром. А буксирных петель на ней не нашёл ни спереди, ни сзади. Зацепил буксир за рессору, и рывками оттянул от своих ворот. Разгрузил свой РЕНО-МАСТЕР и уехал.
Недели через две заходит ко мне в гараж хозяин этой Волги.
Говорит, что я ему крепление рессоры оторвал, когда дергал, и с меня три тысячи за ремонт. И упрекнул, что я не постучал тогда в его дверь - через три гаража от моего. Он слышал, как я сигналил, слышал мою машину, но не догадался выглянуть.
В девяностых и в нулевых у меня был магазин "Игрушки".
Комп у меня тогда был 286-й. Монитор, конечно, с черно-белым изображением. А в соседнем помещении располагалось рекламное агентство. И они-то компьютерную и оргтехнику меняли очень оперативно на более современную. Ну, и отдали мне незадорого монитор, который заменили более современным. Естественно, свой старый монитор (тоже когда-то купленный у них) отнес на помойку.
Вернулся в магазин, взял мешок с мусором, и снова иду на помойку. Навстречу два мужика с моим монитором. Разминываюсь с ними, в это время один из них другому говорит: "Странный какой-то телевизор". Этот отвечает: "Тащи! Дома разберемся!"
И еще о национальном вопросе. Дядька Иван -- родной брат моей матери -- физически был очень крепок. В 45 лет он еще мог крутить "солнце" на перекладине, а в 52 отодвинул от турника на школьном стадионе притихших ребят, подтянулся, сделал мах разгибом, на махе назад отпустил перекладину и после заднего сальто аккуратно приземлился на ноги. Школьники дружно выдохнули (я - тоже), и кто-то из них сказал: "Дяденька, а мы думали что Вы упали." Надо учесть, что он никогда не занимался ни в одной спортивной секции. Однажды рассказал ему какой-то анекдот про хохлов. Он отсмеялся положенное и, посерьезнев, сказал мне: " А, вообще-то, племянничек, "хохол" это плохое слово. Его говорят, когда хотят обидеть, оскорбить. Вот у нас один молодой на работе, тебе сколько лет?-тридцать, вот и он такой-же. Так он на каждое утро говорил мне -- Здорово, хохол. Я ему объяснял, что не надо так мне говорить, у меня имя есть. А тут, недавно, еду на задней площадке автобуса, и у рынка он заходит. Увидел меня, говорит --О, хохол, и ты здесь. Я стукнул его по голове и не оглядываясь прошел к передней двери. Как его поднимали, приводили в чувство, я даже не смотрел. А назавтра встретил его на работе так он рукой глаз прикрывает и издалека с поклоном кричит -- Здравствуйте, Иван Моисеевич!" Немолодой.
Лет восемь назад я начал небольшой общий бизнес с хорошим другом. Мы не продержались и года. Разногласия, переходящие в ссоры, разрушили и дружбу и бизнес. Однажды он просто забрал все деньги и вывез товар, оставив мне помещение и неясные перспективы. Вскоре я восстановил нормальную работу этой точки и, месяцев через пять, пошла прибыль. Тут он появился снова. Требовал еще денег. Для большей моей уступчивости привел какого-то начинающего бандита. Мне пришлось звонить своей криминальной крыше. "Крыши" договорились о "стрелке".
В назначенный день бандиты, мои и его, обнимались, шумно радовались встрече, укоризненно пеняли нам, что мы, бестолковые коммерсы, не можем сами решить свои пустяковые проблемы, и отрываем их, занятых людей, от важных дел. Я чувствовал себя уверенно, поскольку мои бандиты, выслушав меня, сказали, что по всем понятиям моя позиция безупречна, и наоборот, это он должен мне денег. Смущало меня то, что мой оппонент выглядел так же уверенно, значит, его бандиты сказали ему то же самое.
"Стрелка" происходила в прекрасной березовой роще. Выслушав меня и моего бывшего компаньона, бандиты предложили нам прогуляться, пока они все обсудят, и вынесут решение. Я бродил между берез, и не представлял, как они обставят свой вердикт, ведь либо те, либо эти должны "потерять лицо". А они нашли прекрасный выход. Все осталось, как было на тот момент. Ни я не платил денег своему оппоненту, ни он мне. После стрелки мы с ним расстались, чтобы уже никогда больше не встречаться. Ни мои бандиты, ни его, не потеряли лицо, получив, при этом, от нас деньги за хлопоты.
Они нам сказали: "Вы так хорошо раньше дружили, работайте снова вместе!"
В феврале восемьдесят третьего года меня и Женьку Суханова отчислили из ГВВСКУ одним приказом. Меня - за нежелание учиться, а его – за недисциплинированность. Не знаю, как сейчас, а в те годы, практически любое отчисление означало – «за нежелание…». Потому что, если курсант хотел остаться в училище, ему прощали практически все.
Мы с Женькой, не были знакомы до этого дня. Ему, так же, как и мне, в то утро сказали, что приказ об отчислении наконец-то доставлен из штаба округа, и чтобы он срочно пришивал на шинель солдатские погоны вместо курсантских.
Воинские перевозочные документы были выписаны на двоих. Его взводный и мой разыграли в «Камень-ножницы-бумага» кому из них переться с нами в Горький, чтобы посадить нас на поезд до Усть-Кута, откуда мы самолетом полетим в Тикси.
Мой Алексей Алексеич проиграл.
На Горьковском ж/д вокзале мы узнали, что вагон, в котором мы без пересадок можем доехать до Усть-Кута отправляется через шесть часов. Зато поезд-экспресс в Киров, где мы можем подождать этот самый вагон, уходит через час.
Взводному-то надо было быстрее отправить нас из Горького, чтобы он мог домой пораньше вернуться. Он и посадил нас в этот экспресс.
Там я узнал от Женьки, что он родом с севера Кировской области. Что командир батальона не отпустил его в отпуск. Что он – Женька – хочет заехать домой, навестить мать. Потому что хрен знает, когда мы вернемся из Тикси.
Кроме того, из писем он знает, что снегу у них в этом году выпало, как всегда, много. И если его не сбросить с крыши, то дом их может и развалиться.
А, поскольку, перевозочные документы выписаны на двоих, то без моего согласия Женька не может отклониться от маршрута и заехать домой.
По советским законам мы собирались совершить самовольную отлучку, за которую, нам грозило направление в дисциплинарный батальон на срок от трех месяцев, до двух лет. Но, на практике, это чаще наказывалось десятисуточным содержанием на гауптвахте.
Конечно, чувство товарищества, и склонность к приключениям не позволили мне лишить Женьку встречи с мамой.
Почтово-пассажирский поезд вез нас до Женькиного леспромхозовского поселка почти сутки.
Мама Женькина, конечно, была нам рада. Она работала буфетчицей на станции. Поэтому и в те дефицитные времена на столе оказались шпроты, копченая колбаса, шоколадные конфеты и еще какие-то вкусности.
За столом Женька узнал у матери, кто из его одноклассников сейчас в поселке. Вообще-то, в деревнях молодежь не задерживалась ведь. Оказалось, что Света, Лена и Сережа как раз сейчас здесь, на каникулах.
Мой товарищ деловито поинтересовался у мамы, целки ли эти девушки. Я был поражен, что с человек может обсуждать такие вопросы с мамой, но, решив, что, видимо, в сельской глубинке нравы проще и естественнее, скрыл свое удивление.
Зинаида Николаевна ответила, что про Лену ничего не может сказать, а Света очень плакала, когда геодезисты уезжали. Тут, дескать, геодезическая партия летом было с месяц, так Света подружилась с одним пареньком. И, когда он потом уезжал, очень плакала.
Женька сразу объявил, что сейчас сходим, пригласим Серегу и девчонок на вечер в гости, а потом он полезет на крышу снег сбрасывать. Только теперь я обратил внимание, что потолки в домике прогнулись, и подперты шестами.
Прошлись по поселку. Зашли к этому Сереже и к девчонкам. Женька меня познакомил со всеми, и пригласил их в гости. По пути Женька предупредил меня, что Света – его, а на счет Лены, я, как хочу. Я удивился его выбору. Потому что Лена мне показалась гораздо красивее. Такой я себе Ассоль представлял.
Снегом на крыше он хотел один заниматься, но я настоял на своем участии.
Пришлось ему взять у соседей для меня такую же деревянную лопату, как и та, что была у него. Но он зря это сделал, потому что я ее сразу же сломал.
Вечером мы сидели впятером за столом, выпивали, закусывали, болтали о всяком разном.
Они наперебой вспоминали всякие школьные истории, втягивали меня в разговор, чтобы я не чувствовал себя чужим.
Женька сидел рядом со Светой, ухаживал за ней, норовил приобнять, выпивал с ней на брудершафт.
Лена сидела между мной и Сергеем. Я, захмелев, обнял ее за талию, и склонил голову на ее плечо. Она не выразила недовольство по этому поводу. Но мне что-то мешало. Неровное какое-то плечо было. Посмотрел – оказывается, Сергей, с другой стороны, ее за плечи обнял. И я щекой на его руки касался.
Около полуночи девушки стали собираться. Зинаида Николаевна уже спала. Мы с Сергеем пошли провожать Лену, а Женька со Светой что-то замешкались. Мы не стали их ждать.
Как-то так получилось, что мы с Леной сначала проводили Сергея, а потом бродили по селу. Болтали о чем-то. Я читал ей стихи, показывал созвездия, которые знал, а одну звезду даже подарил. Я уже и раньше, случалось, дарил эту звезду, и потом тоже. Целовались.
Все было прекрасно, я уже приглядывался к банькам, которые там имелись на задах почти каждого двора, и предложил Лене осмотреть одну из них изнутри.
Мешало мне одно обстоятельство. Никто из нас за весь вечер не выходил пописать. Пуританские такие времена были, или мы были так неправильно воспитаны, что стеснялись этого.
Я уже не знал, чего мне больше хочется – завалиться с этой замечательной девушкой в каком-нибудь подходящем местечке, или поскорее расстаться с ней, чтобы, может быть, написать длинное признание в любви желтой струей на сугробе.
Лена наверное испытывала то же самое.
Наконец она сказала, что вот он, ее дом, что уже поздно, что родители ее до одиннадцати отпустили, а уже полпервого, и все-все-все, и больше ни-ни.
Я уже и не очень ее уговаривал, дождался, когда за ней захлопнется дверь, и с облегчением вытопил широкую и глубокую желтую лунку в сугробе.
Вернувшись к Сухановым, я увидел, что Женька и Зинаида Николаевна очень серьезно обсуждают неожиданно возникшую проблему.
Оказывается, вскоре после того, как я, Лена и Сергей ушли, к ним нагрянули Светины родители, и сняли Женьку со своей дочери. Это создает некоторые проблемы для Зинаиды Николаевны. Потому что Женька сейчас уедет служить, а потом, может, где-нибудь в городе и пристроится, а его маме здесь жить. Да и он тоже будет же приезжать сюда. Нехорошо это – соблазнил девушку и уехал. Поэтому завтра Женька идет свататься, а сватом, естественно, буду я.
Я испугался. Дескать, не знаю, не умею, не могу… Но Женька сказал, что утро вечера мудренее и мы разошлись по постелям.
Утром он меня учил, - Чего, там мудреного, у вас товар, у нас купец… Но, видя, что я в полнейшей растерянности, велел выпить полстакана водки, и сказал, что разговор будет вести сам.
Светины родители даже не изображали радость по поводу нашего визита. Церемония сватовства прошла ускоренным темпом. Мы с будущим Женькиным тестем выпили принесенную с собой бутылку водки, поговорили о том, что, раз уж так случилось, конечно, им надо пожениться, но сделать это, естественно, надо, когда Женька отслужит, а Света отучится.
Свету к нам не выпустили, от себя выпивку они не выставили, и, отговорившись хозяйственными делами, отправили нас восвояси.
Вечером Женька еще раз сходил к ним, надеясь, что если они со Светой теперь жених с невестой, то его с нее уже не снимут, но, опять-таки, увидеться им не позволили.
Наутро мы уже тряслись в том же почтово-пассажирском по направлению к Кирову.
Через десять дней мы были в Тикси и докладывали начальнику штаба части, что опоздали с прибытием, потому что в Якутске не было билетов на самолет (наполовину правда), отменялись рейсы из-за пурги (наполовину правда), что подтвердить свои слова не можем, потому что дверь военного коменданта якутского аэропорта всегда закрыта, и к ней даже дорожка в сугробе не протоптана (правда), а билеты, подтверждающие наши слова, мы где-то потеряли (порвали, и выкинули, конечно).
Начальник штаба отругал нас за халатность, допущенную при хранении финансовых документов, и направил нас в разные роты.
Виделись мы редко. Его переписка со Светой скоро заглохла, ненужная ни ей, ни ему.
Демобилизовался он весной восемьдесят четвертого и больше я о нем ничего не знаю.
Такую вот историю напомнил мне разговор на форуме о том, как кто-то очень хотел писать.
B советские времена негров мы видели только в качестве студентов ВУЗов. Причем, в отличие от аборигенов они были "выездными", со всеми вытекающими отсюда благами и поэтому нередко в их отношении к местному населению было заметно высокомерие. А из средств массовой информации мы достоверно знали, что все они являются представителями угнетенных народов. Кто очень любит слово "преамбула", может догадаться, что это она и была.
Слякотная зима 95-го, кажется, года. Едем на вазовской шестерке из Москвы. За рулем Олег, рядом с ним Валя, его жена, я на заднем сиденье (это Не важно). На Новорязанском шоссе сразу после МКАД заезжаем на новую заправку. К машине подходит негр(!) в замызганой одежде и вставляет заправочный пистолет в горловину бензобака. Олег оплатил бензин, дал какие-то чаевые чернокожему заправщику и мы едем дальше. Валентина вдруг говорит: "Никогда раньше не видела, чтобы негр был на своем месте."
"Маленькие хитрости" - была такая рубрика в журнале "Наука и жизнь" в 70-х. С подзаголовком "Советы домашнему мастеру". Мне помнится, - это была просто одна страничка, где с картинками или без картинок были выложены простенькие советы. Вот сходу оттуда вспомню: - чтобы просверлить отверстие не большей, чем нужно глубины, - обмотай сверло изолентой до этой глубины; - при сверлении отверстия в стене или потолке, надо возле просверливаемого отверстия держать трубу включенного пылесоса. (У меня эту трубу обычно держала жена, а потом - подросшие сыновья.) Тогда не придется потом убирать со стены и пола пыль. Вся будет в пылесосе; - Если нужно просверлить отверстие в стене, оклеенной обоями, надо сначала их разрезать в этом месте крест-на-крест, отогнуть получившиеся уголки, а потом - сверлить. Уголки потом вернуть на место, впритык к вкрученному в чопик шурупу.
Хороший был раздел! Сейчас на ютубе встречаю видеоролики на ту же тему, а иной раз и с теми же "хитростями". А чего я это вспомнил... В прихожей у нас такая полукруглая типа "этажерка". На ней всегда висел пластиковый рожок для обуви. Ну, висел и висел... Иногда падал... А тут он сломался - пластиковых таких не нашлось, купили стальной. Тяжелый, падло! Больно на нагу падает. Надо, - чтобы не падал... Я - не смекалистый и не рукастый. Мне надо сначала обдумать: - можно прорезать в полочке сапожным ножом такой паз, за который рожок будет цепляться и не падать... - хорошо! Но, сцуко, - нарушать целостность полки, что не очень хорошо... - можно просверлить в полке перьевым сверлом красивое круглое отверстие, за которое рожок будет красиво цепляться и не падать... - но снова неустранимое воздействие на полку...; ... В итоге - как видите, - сделал такой брусочек деревянный, который наклеил на полку двусторонним скотчем. А внизу на этот же скотч приклеил дверной магнитик. Система уже две недели работает - внучка похвалила! *** Кто хотел авторский контент- кушайте, не обляпайтесь! Магнитики на скотч клеить - это вам не носки вязать!
В 88-м году я, впервые после 15-летнего перерыва, побывал в родном селе моей матери, на Киевщине. Там я заново познакомился со своим двоюродным дедом (ныне покойным). Ему было около восьмидесяти лет, и он сохранял ясный ум и твердую память. В течение недели я не уставал слушать его рассказы из богатой на события жизни, наслаждаясь при этом неиспорченой городскими изысками музыкой украинского языка. Однажды я попросил его рассказать, как организовывался колхоз. Привожу его ответ.
"Приехал один с Киева, с наганом, взял в помощники двоих местных, с голытьбы, и пошли по дворам, хозяев уговаривать в голгосп вступать. Кто не согласен, того бьют. Уговорили всех."
Точно по анекдоту получилось: Колхоз -- дело добровольное. Хочешь -- вступай, не хочешь -- расстреляют.
Фестиваль молодежи и студентов 1957 года. Воспоминания участницы
Подготовка к Всемирному Фестивалю молодёжи и студентов 1957 года началась, как мне сейчас вспоминается, очень задолго. Чуть ли не за год. В нашем пединституте имени Крупской тогда собрали студентов-комсомольцев-активистов, чтобы сообщить, что впервые в нашей стране пройдет Всемирный фестиваль молодежи и студентов, очень важное и масштабное событие, к которому требуется подготовка. Сказали, что предстоит большая работа, что мы должны научиться видеть в общественных местах жуликов, воришек. Чтобы гости фестиваля не были огорчены такой не характерной для социалистического общества случайностью, как кража. Мы должны наблюдать и пресекать такие случаи. Причем, к этой общественной работе мы должны были приступать немедленно, чтобы воспитать заранее этих жуликов, приучить их задолго до фестиваля к тому, что есть вот такой общественный контроль. Рассказали о программе фестиваля, в ходе которого нужно показать гостям фестиваля свои таланты, способности. Самое главное – быть дружелюбными, общительными, приветливыми. Но мы такими и были. Мы понимали, что мы великая держава. В основном, - потому что победили в войне. Мы были патриоты. Восприняли с гордостью, что нам доверяют участвовать в таком важном событии, дают такие ответственные поручения. Мы должны были обеспечить порядок, красоту, чистоту, честность. В институте я была активной участницей художественной самодеятельности. Награждена грамотами не только институтскими, но и райкома комсомола. Пригодились уроки танца и пения, которые нам в детском доме преподавала Нина Владимировна Бабушкина. И теперь, для фестиваля, наш хор и танцевальный ансамбль готовили номера. На репетиции танца к нам стал приходить хореограф Большого театра. Высокий, стройный, несмотря на уже почтенный возраст, и очень строгий, требовательный. Мы отрепетировали несколько танцев, с которыми заявились на конкурс отбора для фестивальной программы. Конкурс проходил в несколько этапов, в ходе которых мы выступали в школах, институтах, в клубах и Дворцах культуры, даже в колониях для малолетних преступников. Это тоже было формой подготовки к фестивалю, - мы должны были получить практику выступлений, набрать сценический опыт. У меня опыт вступлений был ещё с детского дома, но система подготовки к фестивалю была именно такая. Отбор был очень строгий. В результате отобрали «Русский перепляс» и шуточный финский танец. Костюмы для выступления брали напрокат. Прокат был один в Москве. Недалеко от нашего общежития. Обычно я там и занимала очередь с ночи, потому что спрос на сценические народные костюмы был огромный. Финский шуточный танец исполняли дуэтом я и Валя Грибкова. У неё была короткая стрижка, поэтому она танцевала в мужском костюме – за кавалера. Очень важно было во время выступления сохранять серьёзность. Потому что хохотали члены жюри, артисты, ожидающие своего выступления за кулисами, все зрители в зале… Только не мы с Валей. На всех сценических площадках обязательно объявлялось, что номер, который сейчас увидят зрители, подготовлен для Фестиваля молодёжи и студентов. Это было одной из форм пропаганды фестиваля, его анонсирования, как сейчас скажут – пиара. Хор наш прошёл конкурсы с песнями «Улетай на крыльях ветра ты край родной», которую мы пели двухголосьем и «Попутная» Глинки. «Дым столбом кипит дымится пароход. Быстрота, разгул, волненье, ожиданье, нетерпенье. Веселится и ликует весь народ… И быстрее шибче воли поезд мчится в чистом поле…» Очень быстрый речитатив. Сейчас уже не спеть. Для этой песни много работали над правильной артикуляцией. Естественно, что какие-то занятия мы пропускали. Но требования по учебе не снизились. Из-за возросшей общественной нагрузки я «съехала» с пятёрок на четвёрки. В институтской стенгазете тогда меня «протащили»: «Поручения выполняй, но лекций не пропускай!». Считаю, что несправедливо. И вот начался фестиваль. Спали мы мало. Везде, по всей Москве, множество молодёжи в национальных костюмах. В магазинах и киосках продавались сувениры с символикой фестиваля. Мы – студенты – запасались больше открытками. Все гости восхищались нашим метро. Гуляли ночи напролёт. Все улыбаются, смеются, знакомятся, обмениваются открытками, адресами, поют хором «Катюшу» и «Подмосковные вечера», «Русский с китайцем братья навек! Сталин и Мао слушают нас». Открытки подписывали химическими карандашами. Шариковых ручек не было, а чернильная может потечь – испортить одежду. Химические карандаши у нас у каждого были. Сохранились автографы от гостей с Цейлона, из Польши, Англии, Финяндии, США… Я тогда уже решила, что сохраню эти открытки, и буду показывать ученикам на уроках географии. Впечатления о фестивале? – было многолюдно и иностранцы восхищались Москвой и нашими людьми. Чувство осталось, что мы живём в прекрасной стране и они нам завидуют. Мы были счастливы, что стали участниками такого яркого и редкого события. Участникам 19 фестиваля в Сочи желаю испытать те же чувства, которые были у нас – счастье, что выпало участвовать в таком событии, радость общения с искренними дружелюбными людьми, гордость за свою страну!
фЭЙРИ в СССР не было. Прохожу из кухни в зал, сажусь рядом с женой на диван перед телевизором. Она прислушивается к шуму воды и спрашивает: - Ты, что, кран забыл там закрыть? - Не забыл, а специально воду не выключил, чтоб она посуду мыла. - А тряпку ты ей дал?..
Помнится в юности нередко такое было, -- посетишь какое-нибудь новое место или случится что-то и не оставляет мысль, что все это уже было, эта обстановка, этот эпизод, эти впечатления от произошедшего...
Прошлой весной обратились ко мне старые знакомые с просьбой устроить на работу продавцом игрушек их дочку, -- девочка-умница, всем удалась -- высока, стройна, красива, умна, так как недавно закончила пед. институт, а работать по специальности не хочет... Насчет внешних данных обмана не было, насчет интеллекта у меня были сомнения, поскольку знал, что девушка фанатично предана очередному сетевому маркетингу. Когда освободилась вакансия, принял на работу с испытательным сроком. Главное напутствие -- слушаться остальных продавцов и набираться у них опыта. Через несколько дней интересуюсь у сотрудниц, как им новенькая? В ответ слышу, что они перестали уже поправлять ее и что-либо ей советовать, потому что на каждое слово у нее есть два в ответ и она считает, что сама все знает и может остальных поучить работать. Вызвал девушку в кабинет и объясняю ей, что нельзя уделять много времени одному покупателю, распрашивая его хорошо ли он учится, какой у него любимый предмет кроме лазерной указки и какие книги он читает, в то время, как другие покупатели накапливаются в очереди. Нельзя пересчитывать то и дело деньги в кассе, какое бы удовольствие при этом не испытывалось. К кассе вообще нельзя подходить, так как ученица не несет материальной ответственности за недостачу. И советы более опытных коллег надо принимать к исполнению, потому что если они откажутся работать с ней, то с работы вылетит ученица, а не пол дюжины других продавцов. В ответ слышу про индивидуальный подход к детям в педагогике и торговле, про то, что деньги ее вообще не интересуют (у нее их бывало-перебывало), и к советам она прислушивается, когда они правильные... Вскоре я-таки ее уволил. Но меня не оставляла мысль, что все это в моей жизни уже было. Как-то смутно вспоминается такой же гонор, уверенность в собственной непогрешимости, стремление всегда оставить за собой последнее слово... Через пару месяцев вспомнил... В восемнадцать лет я был таким же противным и самоуверенным.
Весной восемьдесят третьего года в в/ч №30223 прибыло пополнение из Владимирской области. Среди распределенных в нашу роту был рядовой Иванов Гена. Как-то, младший сержант Горбачев - крупный, крепкий парень, самбист (он из Кстово, а кстовчане все самбисты) - за что-то шлепнул Гену слегка по лбу. Покачнувшись, Гена снова вытянулся по стойке "смирно", а из глаз его вдруг покатились крупные слезы. Он хлопал ресницами, лицо его было испуганно-серьезным, а слезы текли по лицу. Горбачев изумленно воскликнул: "Иванов, что с тобой? Солдат, ты, почему плачешь?" Гена в ответ пожал плечами: "Не знаю, оргонизм токой". Он заметно "окал" в разговоре. Службой он не тяготился, а речь его была проста, весела и выразительна.
Например, подбегает он к каптерке, где выстроилась очередь за подшивочным материалом, и быстро говорит: "Кто первый? Ты? Хорошо! За мной будешь". Перед отбоем снимает сапоги, чтобы идти мыть ноги, и не находит своих прикроватных тапочек. (У каждого солдата возле кровати должны были лежать пошитые из кирзы пронумерованные шлепанцы.) Гена спрашивает окружающих: "Никто не видел моих тапочек? Ну, ладно, так и пойду голобосый". Приходим мы с ним в караульное помещение, сменившись со своих постов. А все уже поели, и нам оставили совсем мало. Гена выскребает из бачка ложку каши себе, ложку мне, и сам с собой разговаривает: - Ну, ты, что? Голодный, что ли? Чай же вчера с сахером пил. - Нет, я без сахера пил! - Но, ведь, зато две кружки!
Надеюсь, он остался таким, каким я его помню – веселым, искренним и добрым.
Женщины выходят из храма при мужском монастыре. После богослужения. Одна из них не может сдержать впечатлений: - Ой, девчонки! Вот этот молоденький монах, который мирром нам лбы мазал, вы видели, какой он голубоглазый?! Такой хорошенький! Когда он ко мне подошел, я так растерялась! Он мне лоб кисточкой помазал, а я не знаю – что я должна сделать. Хотела его поцеловать…
Внучка с бабушкой вернулись из санатория, и обе сразу рассопливились. Дед приехал, как всегда, на выходные, бабушка говорит: - Иди к ним. Посидишь-поиграешь с Алисой. А их отпустишь по магазинам или ещё куда.
Дед звонит в домофон. Оттуда: - Ура! Дед пришёл!
И это не внучка, а родители. Ждали. Дед заходит. Алиса сразу: - Дед! Раздевайся скорей! Я для тебя место на коврике освободила!
В её комнате игровой ковер, который почти всегда завален игрушками. А сейчас, значит, она деда ждала, что-то придумала, как его использовать на этом ковре, и что-то разгребла, разложила по местам.
Сначала внучка с дедом разобрали Лего, которое она с папой собрала раньше. И собрали заново. Дед радовался, что она разбирается сама в инструкции. Что папа с мамой так заметны в её развитии. Потом родители ушли, и дед с внучкой могли беспрепятственно "бесявиться".
- Дед! Сделай мне домик, чтобы входом был тоннель! Ты будешь меня ловить, а я буду через этот тоннель от тебя убегать и прятаться.
У деда за спиной два курса строительного вуза, отличные воспоминания о своём детстве, и ещё фантазия. Дед построил из всякой мебели и домашних аксессуаров дом с тоннельным входом, и определил сценарий: - Я буду за тобой гоняться. Ты будешь нырять от меня в этот тоннель. Я буду гнаться за тобой, и застревать в нём. Потом буду с трудом вылезать, и караулить тебя у этого входа. Чтобы поймать, когда вылезешь. А ты будешь вылезать через запасной выход, и я буду удивляться, - откуда ты вылезла... - А у меня будет запасной выход? - Будет. - Только давай, когда ты будешь удивляться, - пусть у тебя будет глупое лицо! - Можешь не сомневаться, - моё лицо будет исключительно глупое. Мне даже не слишком понадобятся актерские способности. - Что такое актерские способности? - Потом расскажу. ... Два с половиной часа пролетели быстро. Что такое актерские способности - забыл ей рассказать. За мной должок. *** В продолжение "Внуки - это как? https://www.anekdot.ru/id/1186744/ и многим другим историям о ней.
Из автомобильного журнала. Сотрудников ГАИ-ГИБДД Центрального административного округа Москвы заставили подписаться под обязательством, соблюдать правила дорожного движения (!). Руководство было вынуждено пойти на такую экстраординарную меру в связи с тем, что за недолгий период погибли пятеро сотрудников этого подразделения. Все они, во внеслужебное время, разбились, управляя автомобилями в пьяном виде. Поможет ли? Немолодой.
Работа на заводе, отдых перед сменой, рев мотоцикла за окном...
Специально для этого поста съездил сегодня на Заводскую улицу - сфотографировать цех ЭФК-3 и вентиляционную трубу на нём. Цех экстракции фосфорной кислоты № 3 выглядывает здесь из-за бытового корпуса. Над его крышей виднеются три трубы. Среднюю, что повыше, ставила наша бригада.
В 79-м году закончил школу. Мне было 16. В ВУЗ сразу не поступил - устроился слесарем-монтажником в ВМУС-7 у нас в Воскресенске. Пришел в бригаду, и мы меняли эту вентиляционную трубу в цехе ЭФК-3. До этого стояла сплошная стальная. Она проржавела от паров кислоты. Мы её разрезали на части, сняли, и ставили тоже стальную, но из гуммированных секций, - с нанесенным внутри резиновым покрытием. Секции стыковались фланцевыми соединениями, а между фланцами мы укладывали резиновую прокладку. Поскольку диаметр трубы был примерно метр, то прокладку, чтобы не сместилась при стыковке, надо было укладывать на клей. Мне бригадир сказал: "Найди бутылку, и сходи в инструменталку за 88-м клеем". Я был парень хозяйственный, и, поскольку между вагончиков монтажников валялось множество бутылок от водки и портвейна, пришел в инструменталку с двумя емкостями. Которые там и наполнил. Одну бутылку принес в бригаду, вторую - вечером отнес домой, и поставил в шкафчик с инструментами. Мало ли - когда пригодится. Слесарем монтажником отработал до армии, в 84-м демобилизовался, и устроился на наш Воскресенский химкомбинат аппаратчиком. Производство на ВМУ непрерывное. Аппаратчики тогда работали в три смены по восемь часов: - 08-16; - 16-24; - 00-08. Четыре смены в день, четыре - вечерние, четыре - в ночь. Потом - отсыпной, выходной, и снова в день.
На работу надо приходить не впритык, а минут за 10-15 - чтобы принять смену. А молодой же... погулять, то да сё... Очень скоро стал ответственно относиться к отдыху. Хоть как, но перед первой сменой надо в полночь лечь спать. Чтобы в шесть нормально встать, в семь - выйти из дома, в 07-40 прийти в цех, переодеться, в 07-50 принять смену, и нормально отработать.
А у нас пять девятиэтажек образуют большой двор. И дорога вдоль этих пяти домов вокруг двора... И однажды летней ночью просыпаюсь от рева мотоциклетного мотора под окнами. Проревел он мимо меня, - удалился... Вроде даже со двора выехал... Пытаюсь заново заснуть.. Засыпаю, - мотоцикл приближается снова. И снова проносится под моим окном... И так - несколько раз. Следующая ночь - тоже самое. И каждый раз заснуть - мука. А утром вставать тяжело, и работать потом трудно. Третья ночь... Сквозь сон слышу этот мотоцикл. Приближается... Проезжает мимо... Уехал... Не могу заснуть... Снова приближается... Вскочил - мечусь по комнате - чем в него кинуть из окна... Горшков цветочных в моей комнате нет, открываю шкафчик с инструментом... Молоток и плоскогубцы - жалко... Бутылка водочная с 88-м клеем! Клей внутри давно засох, но почему-то я не выкинул её после дембеля! Хватаю эту бутылку, выглядываю в окно - мотоциклист приближается. Аккуратно выталкиваю бутылку на дорожку, проходящую под окнами, она падает на асфальт донышком, подскакивает, ударяется теперь горлышком, снова подскакивает не разбиваясь, мотоциклист это всё видит перед собой. Он бросил взгляд вверх по окнам, свернул в арку, и уехал. Навсегда!
А проезжая по улице Заводской, на эту трубу обязательно поглядываю... В сентябре будет 45 лет, как я чалил там на крыше блоки для её подъема.
В моем магазине на доске объявлений помещена ксерокопия разрешения на торговлю пиротехническими изделиями. Интересно наблюдать, как меняются в лице многочисленные проверяющие, когда, в предвкушении скорой наживы, они, неожиданно для себя, убеждаются, что здесь имеется упомянутое разрешение от городской администрации, от пожарной охраны и все необходимые сертификаты. Насколько мне известно, в нашем небольшом городе только я выполняю все необходимые формальности и предписания. Остальные торговцы фейерверками предпочитают откупаться от сотрудников милиции и работников торговой инспекции.
Последний день прошлого года. За фейерверками очередь. Обслуживаем мы быстро, но люди подходят и подходят. Одна женщина вздыхает: "На рынке за петардами тоже много народу. А милиционер подошел и взял без очереди. И денег не заплатил".
Году примерно в 94-м или в 95-м предложили мне возглавить торговую деятельность коммерческой палатки на автобусной остановке. "Конечная" в Новлянске..
Там у них ситуация такая сложилась - собственник этой палатки ушел в более солидный бизнес - в офис, торгующий акциями "Гермес". А палатку он безвозмездно передал коллективу сотрудников, которых было пятеро - три продавца и два ночных сторожа.
Меня они все знали, как поставщика товара, знали, что около года работал старшим продавцом в коммерческом магазине, вот и сообща попросили стать их директором, чтобы наладить работу, и чтобы у них не было конфликта из-за дележа власти.
Одна из них, с которой у меня были доверительные приятельские отношения, тогда сказала: "Ты наладишь всю работу и тебя попрут". Так оно потом и случилось.
А пока я на общем собрании предложил им оставить график работы прежним, и обновить систему закупок, расчетов, контроля и прочее. Все мои предложения были приняты.
Продавцы работали с 10-00 до 20-00. Их сменяли сторожа. которые тоже торговали час-полтора, после чего закрывали ставни и спали до утра. Утром тоже немного торговали. Зарплата у всех была привязана и к отработанному времени, и к выручке. У меня - только к выручке. Зарабатывали все неплохо по тем временам - никто не обижался.
И вот, привожу в очередной раз товар. Поздний вечер уже, принимает Леха-сторож. Говорит: "Красный LM снова не привез? Я же писал в заявку! У меня один мужик каждый день приезжает после работы - спрашивает красный LM. А у нас нет".
Через день или два привез я им и эти сигареты.
Потом спрашиваю Леху: "Ну, как тот мужик? Доволен?"
Леха отвечает: "Ты не поверишь! Он заглядывает в ококо, спрашивает, как всегда, красный LM, я отвечаю, что да, привезли, вот он на витрине... Мужик говорит: "Слава Богу!", и уходит".
А меня месяца через два они попросили уйти. Дескать - дальше справимся сами. Я об этом не жалел. Свое дело сделал, им помог, а заработков у меня тогда и других хватало. И с каждым из них сохранил добрые приятельские отношения. *** (Гладков Виктор)
Получил однажды от женщины увесистый удар кулаком по шее. Вообще-то, она это сделала не без причины. Я ударом ноги помял капот её машины. Но и у меня не было возможности поступить иначе.
Это произошло летом 2011 года. Я с сыновьями отправился на Украину навестить бабушек. К пограничному пропускному пункту «Бачевск» мы подъехали в субботу в 10 утра. Очередь легковых автомобилей растянулась там километра на два. К нам тут же подошел местный житель и предложил на своей машине проводить нас до Екатериновки, где по его словам очереди нет совсем. Свои услуги он оценил в шестьсот, «ну, ладно, - пятьсот рублей». Я полсмотрел карту, - дорога простая, - и, сэкономив пятьсот рублей поехал самостоятельно. В Екатериновке очередь оказалась меньше не на много. Посадил старшего за руль, чтобы он двигал машину в очереди, а сам пошел вперёд — посмотреть, как и что происходит. Много стояло машин с номерами сорок шестого региона. Это местные — Рыльские — для них это скопление машин радость и хороший заработок. Они занимают очередь, честно отстаивают её, а потом продают своё место за полторы-две тысячи рублей тем, кто только что подъехал и ужаснулся. Походил вдоль нагретой солнцем автоколонны, присмотрелся к людям, и предложил им организовать пикет, чтобы не пропускать никого без очереди. «Тогда, - говорю, - эти сорок шестые доедут до границы, и развернутся. Им же на Украину не надо. Зато с хвоста уже никто перед нами не встанет..» Мужчины и женщины в возрасте от сорока до шестидесяти охотно поддержали моё предложение. Из молодёжи никто не присоединился. И вот мы группой человек в восемь стали на дороге и никого не пускали. «Сорок шестые» не знали, как им реагировать. Деньги, которые они уже мысленно получили и посчитали, на глазах уплывали из рук. Короткие диалоги: - Ты чего здесь раскомандовался?! Езжай в свою Москву, и там командуй! - А это моя страна! Чего ж мне здесь не командовать?! ___ - Мы уже позвонили! Сейчас наши ребята приедут, с тобой разберутся! - Это хорошо! Пусть приезжают! Я их сфотографирую, статью напишу, денег заработаю, а они прославятся! ___ - Куда же вы все едете? На кого Москву-то оставили?! (С ехидством.) - Так ведь там, - я показываю рукой в сторону Украины, - родина. И там, - машу в сторону Москвы, - тоже родина. Как же нам не ездить?! Реплика произнесённая с искренним удивлением: - Вы же москвичи! Вам что, две тысячи за очередь отдать жалко? Я отошел от нашего импровизированного поста посмотреть – что там происходит у шлагбаума. Вернулся – женщины стоят перед капотом уазика с черными номерами. Говорю: - Это же армейская машина. Пропустите! Пассажир – мужик лет сорока в штатском – в это время уже демонстрировал своё удостоверение майора погранвойск. Я ему говорю: - Вы же на территорию КПП едете? Вызовите милицию, пожалуйста! Думаю, она здесь понадобится. Нам уже драку обещали. Он встревожено вскинулся: - Какую драку? Кто обещал? Я объяснил: - Да эти сорок шестые. Которым мы бизнес порушили. Он вышел из машины и пошел проводить воспитательную работу с местными водителями. Вскоре они, - то один, то другой, - начали выезжать из очереди, предрекая нам всякие неприятности. Я снова отправился к шлагбауму погранцов, а когда возвращался к нашему пикету, увидел едущую мне навстречу машину, с кричащей женщиной на капоте. Я понял, что водитель не в себе. В этой очереди нервы у всех были на пределе. Чтобы уберечь себя от возможного иска о возмещении ущерба, на бегу вынул из поясной сумки фотик-мыльницу, сделал снимок, и, набежав на машину, ударил каблуком по капоту. Металл продавился с характерным хлопком. Машина встала. К моему удивлению, из-за руля вышла женщина. Взглянув на капот и увидев вмятину, она отвесила мне оплеуху. Второй удар я блокировал. А потом между нами влез мой младший и схватил её за руки. Набежали люди. Водительница и её муж кричали о возмещении ущерба. Я отвечал, что сделаю это по решению суда, на котором будет рассматриваться её наезд на пешехода и движение «по встречке» с человеком на капоте. Женщина эта сказала, что у неё умерла мама на Украине, и она спешит на похороны. Люди не верили, удивляясь отсутствию даже намёка на траур в её одежде. За неё очень активно заступалась девушка-москвичка, которая заплатила за очередь аж три тысячи рублей, но вперёд проехать не смогла – очередники не пропустили. Деньги же ей сорок шестые не вернули. Моя визави снова посмотрела на вмятину и закричала, что сейчас вызовет милицию и заставит меня платить. Ей напомнили, что она спешит на похороны. Её муж осознал, что вызов милиции сулит им большие неприятности, чем мне. Погранцы, которым не нужны скандалы на прилегающей к их посту территории, предложили мне пропустить эту пару. Я ответил, что ничуть против этого не возражаю, и берусь остальных в этом убедить. Их пропустили, конечно. Если она врёт – это будет на её совести. И пропустив её, мы усугубляем эту её вину. А если говорит правду - мы не берем грех на душу.
Проезжая мимо, она крикнула в мою сторону: - Чтоб ты разбился! На что я, перекрестив её, кротко ответил: - Вразуми тебя Господь!
Друг рассказывал, как двадцать лет назад он ехал с зоны, после освобождения.
В купе их, таких, было четверо. Выпивали. И один, лет ему было под пятьдесят, сказал: "Эх, ребята! Вот приеду домой, раздену жену, уложу ее в постель лицом вниз, прислонюсь щекой к жопе и заплачу"...
№6 от 03.11.04. «Основные». «Мы с приятелем напились, он сел за руль, нас остановили наглые менты и так далее»
Автор – придурок. Его приятель – преступник. Менты – тоже преступники, поскольку за взятку отпускают пьяного водителя. Но во всем этом нет ничего страшного. Страшно то, что это – повседневность. Меньше месяца назад я видел, как пожарные дотушивали Пежо 605. Владелец – заведующий отделением одной из больниц. Принимал «на грудь» и смело садился за руль. А чего бояться? Даже если попадется незнакомому гаишнику, и он отправит, для подтверждения степени опьянения на анализ крови, то коллеги-то выручат. В тот вечер он гусарил в ресторане. Потом поехал с девушками кататься. Часа в три ночи его машина снесла металлический отбойник и врезалась в опору эстакады. И загорелась. Двигатель валялся отдельно. Кузов смялся так, что руль был на заднем сидении. По расположению обгорелых трупов не удалось установить, кто был за рулем. Владелец автомобиля и четыре девушки. Погибли. Девчонок опознавали по украшениям. И ничего удивительного. Каждый может припомнить подобную страшилку. И каждый, даже не смело, а обыденно сядет в машину к пьяному водителю. Совок потому что.
Навеяно заканчивающейся в комментариях дискуссией по национальному вопросу. Наш провинциальный городок возник в первой половине двадцатого века вокруг строящегося предприятия союзного, как тогда говорили, значения. Основу его населения составили беглые раскулаченные крестьяне и жители окрестных сел. Позже добавились представители репрессированных народов. Местной национальной культуры которая, как мне кажется, наличествует в более древних и национально однородных городах, у нас нет. Вторая половина 80-х. Сидим как-то три друга -- хохол (ваш покорный слуга), мордвин и татарин. . Все местные по рождению и произростанию. Все знают поелику возможности свою родословную примерно до четвертого колена и гордятся своей национальностью, хотя говорят только на местном диалекте русского языка. Татарин делится впечатлениями о недавней поездке в Туркмению. - -... Нет, все-таки женщины там правильно воспитаны. Тихонечко пройдет, накроет стол и удалится на кухню. Там сидит и прислушивается,-- не надо ли чего пирующим мужчинам... Жаль, что у нас, русских, так не принято. Слушатели, всхлипывая, сползли со стульев.
Случится, иногда, полоса везения – ну так все хорошо получается, что думаешь, вот я сейчас Бога за бороду ухвачу, ан нет. Тут тебя судьба по носу и щелкнет. Хорошо если легонько. В уже довольно зрелом возрасте вздумалось мне научиться с парашютом прыгать. Дескать, если не сейчас, то потом уже и вовсе поздно будет. Друзья дали адрес. Всего сорок минут на машине ехать. Не буду рассказывать о жутком страхе, испытанном при первых прыжках. Многие наверняка слышали это от своих знакомых. Но однажды вдруг осознал, что страха нет, а выход из самолета, управление и приземление получаются все лучше и точнее. В один из дней второе приземление было очень удачным. Я опустился недалеко от круга, в центре которого матрац лежал. Думаю: «Ну, в третий-то раз я прямо на матрац спущусь, все точно рассчитаю…» Сделал, как рассчитал. Вопреки инструкции и командам с земли сначала опускался боком к ветру. Когда счел нужным, повернул против ветра. И вскоре вижу, что площадка приземления уже подо мной, а я все еще на приличной высоте. И ветер сносит меня со скоростью 5 м/с, которую я компенсирую парашютом только наполовину. Внизу за спиной у меня автостоянка, за ней в ряд очень высокие и острые флагштоки, за ними двухэтажный штаб авиаотряда, на крыше которого установлена стеклянная будка руководителя полетов, дальше лес. Прямо не знаю чего выбрать и куда я попаду. Выручил руководитель полетов. Выскочил на крышу и голосом, без мегафона мне командовал – «Левую тяни! », «Теперь правую!», «Брось управление! », «Ноги на приземление! ». Опустился я прямо на крышу возле их будки. Он и радист помогли мне погасить купол, чтобы меня порывом ветра с крыши не скинуло, и убежали дальше руководить. А я собирал купол и не мог понять, в чем я ошибся. Ведь по предыдущим прыжкам все точно рассчитал. Потом выяснилось, что я действительно ни в чем не ошибся. Просто первые два раза нас на восемьсот метров поднимали, а в третий – на тысячу двести. Немолодой
Шел я со своим дядькой по городу. Мы разом поздоровались со встречным мужчиной. Дядя Ваня сказал: "Это Толька Гром. Я ему ремонт делал. А ты откуда его знаешь?" "Отец, - говорю, - познакомил, когда мне еще лет шесть было. А фамилия у него редкая, вот и запомнился он мне". Дядька продолжал: "Хороший мужик и умный. Два высших образования у него. Но маленько с придурью. Я заметил, у кого высшее образование - все c придурью. А ты закончил институт?" "Да, - отвечаю, - получил диплом". - Вот видишь!..
Я пару раз воспитывал зассанцев. Нет - три раза. Один нассал в лифте, а на справедливые мои слова вытащил из кармана нож. Я брызнул ему в лицо из баллончика и потом ногами скатил его вниз по лестнице до выхода. Даже ушиб об него правую ногу. Болела потом.
Другой ссал на стену магазина. Прилюдно. Металлист такой. Крутой. В косухе и заклепках. Два приятеля ждали его в такси. Он им рукой махнул - я сейчас, мол. И поворачивается к стене. Ручеек пускает. Центр спального района. Мамы и бабушки детей ведут из садика. Отворачиваются. Я подбегаю - нет слов. "Ты!.. Зассанец! Места другого не нашел?!" И хлоп его раскрытой ладонью по лбу. Таким прямым толчком. Он молча застегнул штаны и сел на переднее сиденье в такси. И из раскрытого окна сказал в мою сторону: "Коз-зел!" Я поворачиваюсь - Что?! - бегу к машине. Он стучит водителя по плечу - поехали, поехали скорей!
А однажды выхожу со своими сыновьями (им тогда 4 и 7 было) из лифта на первом этаже. А тут же, в уголочке мужик ссыт. Но при детях мне драться не хотелось. Поэтому я только сказал: "Что же ты, гад, делаешь! Не стыдно тебе?" Мужик опустил голову и печально ответил: "Стыдно... Извините, пожалуйста".
Но, чувствую, что три раза это мало. Носом чувствую. Каждый раз, как в подъезд захожу... Надо с ними как-то построже... Может быть лопатой?..
Я отнюдь не утверждаю, что это правдивая история. Мне ее рассказали в 80-м. Военкомат. Призывная медкомиссия в райцентре. В большой комнате столы в ряд, за каждым либо врач, либо медсестра. Голые призывники переходят от стола к столу, от специалиста к специалисту. У одного из парней вдруг случилась замечательная эрекция. Он, смущаясь, прикрывается рукой. Тетенька-врач преклонных лет успокаивающе говорит ему: "Это ничего..." Подводит его к раковине, смачивает полотенце водой и прикладывает этот холодный компресс к возбужденному пенису. Публика с интересом наблюдает. Компресс скоро нагрелся, но эрекция не пропала. Тетенька говорит: "Ничего, ничего..." Снова мочит полотенце и водружает его на прежнее место. Эрекция не ослабевает. В помещении оживление, Кто-то из врачей заключает пари. Тетенька снимает полотенце, вновь подставляет его под струю холодной воды и говорит: " Ничего, сейчас мы..." Парень ее перебивает: "Хватит на моем хую тряпки сушить!" Немолодой.
Сына положили в больницу. Ничего трагичного, - формальное обследование. Он набрал себе разнообразного чтива. Навещая его, я, кроме прочего, интересовался - что он уже прочел, что понравилось, что не увлекло. Однажды спросил его: - А ребята в твоей палате что читают? - Папа, они не читают вообще. - Ты с ними сдружился? - Не сказал бы. Ну, иногда играем в карты… Мне с ними не о чем разговаривать. Они увидели томик Солженицына и долго ржали над названием. «Раковый корпус» у них ассоциируется только с позой «раком».
Выслушав его, я неожиданно рассмеялся. И тут же рассказал ему историю из своего детства, которую в этот момент вспомнил.
Мне было лет пять или шесть. Однажды мама, забирая меня из детского сада, радостно сообщила, что профком выделил ей для меня путевку в санаторий, на два месяца. Там я буду жить, получать лечебные процедуры, играть с ребятками… Санаторий располагается в сосновом бору, там прекрасный воздух. Это недалеко от нашего города и она будет меня там навещать. Воспитательница, слушая все это, подхватила: - Ну, надо же, какая удача! Я знаю, это хороший санаторий! Там прекрасное питание и воспитатели очень добрые, и детей любят! Ребята, которые слушали все это, смотрели на меня с завистью. Я был рад, что мне так в жизни повезло, и что мама за меня так рада.
Следующее воспоминание – мы с мамой идем с автобусной остановки к санаторию. В руках у меня роскошно иллюстрированная «Азбука», короткие рассказы из которой я уже умею по слогам читать и пластмассовый Буратино. Мы с мамой снова разговариваем о том, как мне будет в санатории хорошо, но губы у меня дрожат. И я чувствую тревожный холодок в груди. Мне предстоит впервые в жизни, осознано, на долгий срок, расстаться с мамой.
Забегая вперед, скажу, что в следующее воскресенье она забрала меня домой.
А в день приезда, добрая и очень приветливая воспитательница взяла меня за руку, похвалила мою книжку, и повела знакомиться с детьми. Мама, утирая слезы, незаметно ушла.
Через неделю она приехала навестить меня. Одна из сотрудниц пошла за мной, а другая рассказывала моей маме, как мне здесь нравится, как я хорошо с детками играю, и как дети любят слушать, чтобы я им читал. Тут привели меня. Увидев маму, я заревел, бросился к ней, вцепился в ее одежду. Она с трудом разобрала, что я говорил ей сквозь слезы: - Мама, забери меня отсюда! Здесь ребятки плохие, книжки не любят, они мою «Азбуку» порвали! __________________ * Контингент (здесь) – совокупность людей, составляющих какой-нибудь коллектив, какую-нибудь социальную группу.
Давно и с переменным успехом борюсь с расклейщиками объявлений и листовок. Если оставить на стене магазина на день-два хоть одну бумажку, будут лепить все кому не лень все что попало. (Молодая семья снимет..., Продается детская коляска и ВАЗ 2101, Пропала собака, Голосуйте...). Мне категорически не нравится фасад, облепленый бумажными лохмотьями и обляпаный пятнами клея. Способы борьбы разные. Самое главное -- срывать все, что наклеено. Однажды утром на стенах и колонннах висело 9 листовок формата А-4 о новом магазине по продаже облицовочной плитки. Клей уже схватился. Я часа два отдирал по клочку (оставлять нельзя,-- другие расклейщики подумают, что здесь дозволено и облепят все.) и все складывал в пакет. Потом взял ПВА, поехал к этому магазину плитки и все эти клочки наклеил на фасад, дверь, и окна. Через два часа, когда они открылись, приехал снова, поинтересовался,-- зачем они посрывали все, что я так старательно им наклеил? Чаще бывает проще. Просто звоню по указанному в объявлении телефону и вежливо объясняю, что там-то раслеивать бесполезно, т. к. я все равно не реже, чем 2 раза в день все срываю. Обычно люди реагируют вполне спокойно, иногда даже извиняются. Однажды звоню на какую-то фирму. - - Здравствуйте, я по поводу объявления "требуется уборщица". Отвечает приятный женский голос: - - А мы уже взяли... - - Нет, я вам другое хочу сказать. Видите ли, для объявлений установлены специальные доски, а расклеенные на стенах, они портят внешний вид зданий и требуется много труда и нервов, чтобы их отскоблить. Передайте, пожалуйста, руководству, что так делать больше не надо. - - Я передам, конечно, руководству, но я не думала, что существует такое "Положение...". - - Ой, девушка, вы не поверите, но такое Положение существует. Оно запрещает гадить в лифтах, выбрасывать мусор из окон, и пачкать стены... Она бросила трубку. Видать зацепило...
В нашем взводе женатым был только он. Из Серпухова, из семьи обрусевших татар. Ему 21 было. Мы дружили. Он весил примерно 76-78 кг, и был КМС по самбо-дзюдо. Не кичился этим нисколько. Объяснял, что выиграл случайно те категорийные соревнования. Пару раз повезло в схватках, а в решающей, более сильный соперник сломал палец, и получилась техническая победа. Особенно он хорош был в стойке - выведение из равновесия, подножки, подсечки... Меня он научил нескольким простым и эффективным приемам, коварным ударам, и однажды после армии мне это пригодилось.
Обычно он был немногословен. Спросят - ответит. Кратко и по существу. Но иногда удавалось его разговорить. Однажды поделился с ним своими мечтами, которые в совсем раннем детстве были - отрастить усы, научиться прыгать с парашютом и ездить верхом, купить карманные часы с крышкой и охотничье ружьё. Он ответил: - А у меня есть ружье. Тесть подарил. Винчестер трехзарядный. Патроны в подствольную коробку заряжаются, потом подаются в ствол. Там такие три лапки захватывают патрон, и одна была сломана. Я в мастерской в техникуме сделал новую, заменил, и ходил потом с тестем на охоту... И он начал рассказывать про охоту на гусей. Про рассвет, туман над водой, восходящее солнце, пение пробуждающихся птиц, чьи-то выстрелы вдалеке, пролет гусей, расходящийся дымок от своих выстрелов, и слышимый звук попадания дроби по плотному перьевому покрову...
Подтянув свою отвисшую челюсть, я сказал: - Серега! Да ты поэт! Он усмехнулся, и снова надолго замолчал.
Спросил его однажды - как получилось, что рано женился. Оказалось, они с девушкой встречались-встречались, но, поскольку ему после техникума в армию идти - свадьбу не планировали. А когда её отец работал в ночную смену, Серега ночевал у неё, и уходил на рассвете. Ну, и раз заспались... А отец пришел с работы - в коридоре Серегина обувь. Он заглянул в её комнату - спят в обнимку. Они просыпаются - слышат, как он на кухне что-то готовит. Спалились - что делать?! Оделись, обсудили, идут на кухню. Сергей к нему по имени отчеству: - ... мы любим друг друга и хотим пожениться, прошу руки вашей дочери. - Отец усмехнулся... Ну, ладно... А то я-то уж думал...
PS Про её маму и его родителей что-то вообще ничего не помню. Фамилию не называю - разрешения на этот пересказ у него тогда не брал, а без идентификации через 40 лет как бы можно. И имя изменил.
Кассир заболела, и я заменил ее в тесноватой для меня кассовой кабинке. В магазин зашли внук с дедом. Стариком этого деда не назвать, - высокий, плотный, спина прямая. Зато, как он откровенно млеет, когда внук звенит голосочком: «Де-ед, дедуля…»
Прошли они мимо меня к витрине с машинками. Слышу: - Ух, ты! Де-ед, смотри, красненькая машинка! - Это не машинка, это автобус. - Ух, ты! Красненький автобус! Де-ед, купим? - Ну конечно! Неси в кассу денежки, и скажи пятьдесят пять.
Мальчишка подбегает ко мне, я даю ему чек и сдачу со сторублевки.
Через минуту слышу, как жужжит инерционный двигатель. Мальчишка пускает по кафельному полу автобус. Бывают такие счастливые характеры, которые умеют радоваться любой малости.
- Вжжж! Ух, ты!!! Вжжж…
И вдруг: - Де-ед! Дедуля! А у тебя есть еще одни деньги? - Ну да. У нас же остались. - А давай еще вот эту зеленую купим!
Продавец проверяет для них еще одну машину, дед платит мне сорок три рубля, а мальчишка пускает по полу уже две машинки: - Ух, ты! Де-ед! Дедуля! Смотри!
Через некоторое время он спрашивает: - Де-ед, а у тебя есть еще одни деньги? - Да. А что еще нужно? - А вот тут мотоцикл желтый.
Мне нравится эта парочка, и вступаю в разговор: - Да куда же тебе еще мотоцикл? У тебя обе руки уже заняты.
Он кидает на меня неприязненно-испуганный взгляд и бежит к деду. Что-то сказал ему негромко, показывая рукой в мою сторону. Пожаловался, наверное. Дед, усмехаясь, заплатил за мотоцикл, (Ух ты! Желтый мотоцикл!) и они пошли к выходу.
Автобус мальчишка зажал подмышкой, а мотоцикл и машинку держит в руках. От пакета-маечки они отказались.
Когда они проходили мимо кассы, мальчишка обошел кабинку по большой дуге, и бросил реплику в мою сторону: - Плохой какой-то!
