Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: andreydv1
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
В 1886 году в Японии вышел русский роман, получивший в переводе название "Плачущие цветы и скорбящие ивы. Последний прах кровавых битв в Северной Европе". Книжка была довольно тонкой. Переводчик Мори Тай объяснил, что в оригинале было много лишнего, поэтому он взял на себя смелость выкинуть ненужное и оставить главное — любовную линию. Так Япония узнала "Войну и мир".
"Когда Гальба был простым гражданином, все считали его достойным большего и полагали способным стать императором, пока он им не стал." (Тацит, История 1:49)
Основатель компании Toyota, Сакити Тойода, постоянно пользовался правилом «пяти почему». Во всех непонятных ситуациях он использовал этот метод, и тот ему всегда помогал.
Вот это правило. Например, тебе хочется шубу. Спрашиваешь себя: почему я хочу шубу? Это первое «почему». Отвечаешь: потому что я хочу всех удивить.
Окей, второе «почему»: Почему ты хочешь всех удивить? Ответ: Потому что хочу, чтобы на меня обратили внимание.
Третье «почему»: Почему тебе нужно, чтобы на тебя обратили внимание? Ответ: Потому что я чувствую себя неуверенно.
Четвертое «почему»: Почему ты чувствуешь себя неуверенно? Ответ: Потому что я никак не могу реализоваться, потому что я сижу на одном месте.
Пятое «почему»: Почему ты не можешь реализовать себя? Ответ: Потому что я занимаюсь тем, что мне не нравится.
"Миссионер долго толковал о бесполезности войны и незначительности повода к ней. Вождь был сильно поколеблен в своем решении [начать войну с соседним племенем] и, по-видимому, сомневался; но, в конце концов, ему пришло в голову, что у него целый бочонок с порохом в плохом состоянии и скоро станет вовсе негодным. Это было представлено как неопровержимый довод в пользу необходимости немедленного объявления войны: о том, чтобы такое количество хорошего пороха пропало даром, не могло быть и речи, и это решило вопрос" (Ч. Дарвин, Путешествие на "Бигле").
Кто расскажет: Если на страну напали террористы, то зачем снижать цены на газ, распускать правительство и отправлять главу совета безопасности в отставку?
Бъём рекорды по смертности И рекорды по подлости Бъём рекорды по глупости И отсутствию совести Бъём своих, в силу трусости или рабской терпимости Бъём с особой жестокостью В силу их беззащитности.
Однажды к Соломону привели двух женщин, которые спорили, кому принадлежит мужик. Соломон предложил разрубить мужика. Обе женщины согласились.. Дело было в Питере.
Рассказала одна девушка: У меня слабое зрение, поэтому сегодня утром в метро я прямо зашлась от умиления, увидев парня, сидящего напротив и держащего в руках маленького рыжего котёнка, которого он время от времени целовал в лобик. Каково же было моё удивление, когда я надела очки и увидела, что он держит в руках чебурек.
Однажды барин, прогуливаясь по поместью, заметил работавшего в поле крестьянина, как две капли воды похожего на него. - А скажи-ка, холоп, - надменно обратился он к нему, - Не работала ли твоя маменька у батюшки моего в прислуге? - Нет, барин, не работала. А вот отец по молодости в усадьбе вашей конюхом служил…
У нас не было понятия "украсть с завода", нет, слово "украсть" было, но к заводу, как-то не привязывалось. Звучало: "взял на заводе", "принес с завода", но чтобы " украл на заводе"- так не сказали бы. Завод - это родное, своим считали, как можно у себя украсть? Кстати, командир горных заводов педантичный немец де Геннин, ещё в 18-ом веке, не в силах уразуметь этого феномена, строго наказывал приказчикам следить, чтоб с завода не тащили и на себя не работали. Короче, один хороший мужик работал на Трех тройках( почтовый ящик) и вот, в 80-х ему понадобилась лампа дневного света. Длинная такая, мы их об столбы били, они так прикольно с хлопком взрывались, ещё дымок такой голубоватый. Не знаю, может в школу ребёнку попросили, может ещё куда. Он взял в цехе лампу, там много в коробках стояло, кто их считал-то, засунул одним концом под пинжак, а другой пропустил под ремень в штанину и осторожно пошёл на проходную. Шкандыбает, такой, как аршин проглотил, одной рукой марширует потихоньку, а другой лампу локтем придерживает. Вроде и незаметно. И вот выплывает на проходную, а там надо пропуск показать, он не с той руки полез за пропуском, а как стал доставать, у него с кармана червонец выпал!... Вохровец кричит: Товарищ! Вы десятку обронили! Он бросился было к деньгам, а у него лампа проклятая от подмышки до колена, как нагнешься? натурально, на грани провала!.. И тогда сглотнул он скупую мужскую слезу, покачал головой грустно и твёрдо сказал: "Не мой это червонец, товарищ!" Вышел несгибаемой походкой за проходную, перешел Студенческую, и в первом же дворе, вытащил проклятую лампу да и убил её об угол.
В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты.
Встречаются два мужика: - здарова, лёха, как дела? - норм, бордель открыл! - нифига! И почём там минет? - 100$ - а анал? - 200$ - а классика? - а классики нет - это как? - ну понимаешь, это стартап, я пока один в команде...
"В двухстах километрах от хонтийской границы, когда эшелон надолго застрял на запасных путях возле какой-то тусклой заплеванной станции, новоиспеченный рядовой второго разряда Зеф, договорившись по-хорошему с охранником, сбегал к колонке за кипятком и вернулся с портативным приемником. Он сообщил, что на станции творится совершеннейший бедлам, грузятся сразу две бригады, генералы перелаялись между собой, зазевались, и он, Зеф, смешавшись с окружавшей их толпой ординарцев, денщиков, адъютантов позаимствовал этот приемник у одного из них.
Теплушка встретила это сообщение смачным патриотическим ржанием. Все сорок человек немедленно сгрудились вокруг Зефа. Долгое время не могли устроиться, кому-то дали по зубам, чтобы не пихался, кого-то пырнули шилом в мягкое место, ругались и жаловались друг на друга, пока Максим, наконец, не гаркнул: "Тихо, подонки!" Тогда все успокоились. Зеф включил приемник и принялся ловить все станции подряд.
Сразу выяснились любопытные вещи. Во-первых, оказалось, что война еще не началась и что радиостанция "Голос Отцов", вопящая последнюю неделю о кровопролитных сражениях на нашей территории, врет самым безудержным образом. Никаких кровопролитных сражений не было. Хонтийская Патриотическая Лига в ужасе орала на весь мир о том, что эти бандиты, эти узурпаторы, эти так называемые Неизвестные Отцы воспользовались гнусной провокацией своих наймитов в лице так называемой и пресловутой Хонтийской Унии Справедливости и теперь сосредотачивают свои бронированные орды на границах многострадальной Хонти. В свою очередь Хонтийская Уния Справедливости костила Хонтийских Патриотов, этих платных агентов Неизвестных Отцов, последними словами и обстоятельно рассказывала, как кто-то превосходящими силами вытеснил чьи-то истощенные предшествующими боями подразделения через границу и не дает им возможности вернуться обратно, каковое обстоятельство и послужило предлогом для так называемых Неизвестных Отцов к варварскому вторжению, которого следует ожидать с минуты на минуту. И Лига, и Уния при этом почти в одинаковых выражениях считали своим долгом предупредить наглого агрессора, что ответный удар будет сокрушительным и туманно намекали на какие-то атомные ловушки.
Пандейское радио обрисовывало ситуацию в очень спокойных тонах и без всякого стеснения объявляло, что Пандею устроит любое развитие этого конфликта. Частные радиостанции Хонти и Пандеи развлекали слушателей веселой музыкой и скабрезными викторинами, а обе правительственные радиостанции Неизвестных Отцов непрерывно передавали репортажи с митингов Ненависти вперемежку с маршами. Зеф также поймал какие-то передачи на языках, известных только ему, и сообщил, что княжество Ондол, оказывается, еще существует и, более того, продолжает совершать разбойничьи налеты на остров Хаззалг. (Ни один человек в вагоне, кроме Зефа, никогда прежде не слышал ни об этом княжестве, ни о таком острове). Однако, главным образом эфир был забит невообразимой руганью между командирами частей и соединений, которые тужились протиснуться к Стальному Плацдарму по двум расхлябанным железнодорожным ниточкам.
— Опять мы к войне не готовы, массаракш, — заметил Зеф, выключая приемник и открывая прения.
С ним не согласились. По мнению большинства сила перла громадная, и хонтийцам теперь придет конец. Уголовники считали, что главное — перейти границу, а там каждый человек будет сам себе хозяин и каждый захваченный город будут отдавать на три дня. Политические, то-есть выродки, смотрели на положение более мрачно, не ждали от будущего ничего хорошего и прямо заявляли, что посылают их на убой, подрывать собою атомные мины, никто из них живой не останется, так что хорошо бы добраться до фронта и там где-нибудь залечь, чтобы не нашли. Точки зрения спорящих были настолько противоположны, что настоящего разговора не получилось, и патриотический диспут очень скоро выродился в однообразную ругань по адресу вонючих тыловиков, которые вторые сутки не дают жрать и уже, поди, успели разворовать всю положенную водку. Об этом предмете штрафники готовы были говорить ночь напролет..."
Аркадий и Борис Стругацкие, "Обитаемый остров", 1969 год
Фёдор Иванович Шаляпин вызывает как–то слугу. — Что прикажете, барин? — Иван! – говорит Шаляпин. – Только один раз я посылал тебя к балерине передать коробку конфет. Так? — Так, барин. — А теперь выясняется, что ты три раза это делал и всё от моего имени! Что это значит? — Барин!.. Коробка конфет стоит рубль, а она давала мне на чай три рубля… Вот я и решил подзаработать!
Девочку шести лет приводят в школу. На собеседовании её спрашивают, сколько она знает времен года… Девочка на минутку задумывается — и уверенно говорит: — Шесть!.. Директор тактично ей намекает: — А если подумать?.. Ну, подумай… Девочка снова на мгновение зависает — и говорит: — Честное слово, больше не помню... Шесть!.. Директор выразительно смотрит на побагровевшую мамашу девочки, покашливает и отправляет их на минуточку в коридор... Там мама возмущенно спрашивает дочку : — Ну, Лена, и что это было?! — Мама, мама... — со слезами на глазах отвечает дочка, — я и правда не помню больше никаких «Времен года», кроме Вивальди, Гайдна, Пьяццолы, Лусье, Чайковского и Глазунова!.. Мама: - Лена! А Десятников,а Кейдж!?
Забавно, что когда Сбербанк празднует свой юбилей, то он считает свою историю с 1841 года, а когда ему задают вопросы про вклады 1991 года, то оказывается, что это совершенно другой банк.
Однажды на лекции космонавта Валентина Лебедева спросили: - А в чем подвиг Гагарина? Космонавт Лебедев вздохнул, глянул добродушно на слушателей и ответил: - Вы видели 10-этажный дом? Все кивнули. - Ну вот представьте, что все это горючее. А наверху сидишь ты в маленьком шарике. И внизу поджигают со словами: Юра, ты обязательно вернёшься, мы всё посчитали.
Фантасты как всегда всё предсказали с точностью до наоборот. Они думали, что роботы будут заниматься тяжёлым физическим трудом, а человек - творчеством...
Когда работал над журналистским расследованием "Сокровища усадьбы Перси-Френч", искал материалы о германских шпионах в наших краях во время Первой Мировой. Тогда и напал на случай с австрийским фотографом. Сей достойный служитель тёмной профессии не нашёл ничего лучшего, чем снимать живописные виды в Симбирской губернии летом 1914 года. Уместно вспомнить, что происходило это на фоне совершенно беспрецедентной шпиономании. О таинственных летающих объектах взахлёб писали местные газеты, а керосиновые лавки и база Нобилей в Батраках даже ограничили отпуск горючего. Чтобы им, паче чаяния, не заправились басурманские аэропланы. А тут какой-то тип, который по-русски ни бельмеса, ходит и фотографирует. Тем более, что в Самаре, как раз в это время задержали двух таких туристов, которые усиленно снимали оборонные объекты. Подозрительный тип гражданской наружности был немедленно задержан и отправлен в жандармское управление. Сам он разведывательную направленность своего искусства решительно отрицал, утверждая, что служит исключительно музам, а проверить его слова не представлялось возможным. Съёмку он производил на неведомый в симбирской глубинке плёночный фотоаппарат. А плёнку здесь тогда проявлять не умели. Выручил незадачливого светописца полицейский пристав, который добросовестно опросил окрестных крестьян и подал рапорт. Далее цитирую почти дословно: "Все опрошенные единодушно подтвердили, что подозреваемый личность творческая. Ибо никто из них ни разу не видел его трезвым".
1993 год на дворе. Осень. Мне 14 лет. Подхожу к бате. — Бать, дай чего-нибудь интересное почитать! Батя снимает с книжной полки Ремарка. «Чёрный обелиск». — На, читай. Серьёзная книга. Расскажешь потом, что понял. Прочитал. Взахлёб. Книга и правда интересная. Подхожу к бате, вернуть книгу. — Ну как? — Отлично! Очень понравилось. Глубокая. — Понятно... Что-то ещё? Вот говорю. И протягиваю ему 25 советских рублей. Фиолетовую, с Лениным. Меж страниц закладка твоя была. Отец берет, крутит в руках, рассматривая. — Поздно... — Что поздно? — Поздно ты сынок, серьёзные книги читать начал...
Николай Рыбников очень любил играть в шахматы, был страстным и темпераментным игроком, бурно радовался победам и болезненно переживал поражения. Иногда к нему в гости заходили знаменитые шахматисты Борис Спасский или Ефим Геллер, и тогда он им обязательно предлагал сыграть партейку-другую. И, конечно же, проигрывал. Однажды вечером к Рыбникову заглянул Ефим Геллер, и сообщил, что Борис Спасский не придёт, дескать, он уехал на очередные соревнования. И тогда у Рыбникова возник коварный план — он предложил сыграть с отсутствующим Спасским по телефону. Якобы играет он сам, а на самом деле все его ходы будет совершать Геллер. Вот такой вот телефонный розыгрыш с надеждой на ничью с чемпионом мира. Дозвонились до Спасского, и игра началась. Рыбников совершал ходы, подсказанные Геллером, причём подсказанные с помощью молчаливых жестов – дабы противник на том конце телефонной линии не услышал голоса тайного советчика. Минут через десять Спасский задумался, а потом сказал: — Коля, ну-ка отдай трубку Ефиму!
