Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Леонид Хлыновский
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Все знают Владимира Ивановича Немировича-Данченко, его старший брат Василий известен гораздо меньше, а между тем это был человек по-своему замечательный. Василий Иванович прожил бурную молодость: сидел в петербургской тюрьме, был сослан в Архангельскую губернию, в качестве корреспондента газеты "Новое время" побывал на фронтах всех войн от русско-турецкой до Первой мировой и очень много путешествовал: сначала по Северо-Западу, Волге, Уралу и Кавказу, а потом за границей - по Германии и Голландии, по Испании, которую обожал, Италии, и, что совсем уж редкость, побывал в Латинской Америке, Малой Азии и Африке. И всегда, и везде - писал: стихи, очерки, заметки, репортажи, романы, повести и воспоминания. Первые стихи одиннадцатилетнего Васи был опубликованы в "Отечественных записках" в 1856 году, последние статьи Василия Ивановича датированы 1936 годом, а это 80 (!) лет литературной деятельности - Немирович-Данченко, безусловно, достоин упоминания в Книге рекордов Гиннесса! Неутомимо скрепя пером, Василий Иванович насочинял на 50 томов, даже Бальзаку и Диккенсу такое оказалось не под силу! Над плодовитостью Немировича-Данченко подсмеивались, кто добродушно, а кто и не очень. Называли "русским Дюма", говорили, что "у Василия Ивановича книг в два раза больше, чем у других писателей, потому что днём пишет Немирович, а ночью - Данченко". За фактические ошибки в репортажах прозвали "Невмеровичем-Вральченко", а более снисходительные замечали: "Немирович-Данченко пишет так много, что иногда - и хорошо". И даже младший брат иронизировал: "Если вы понравитесь Васе, он изобразит вас в 124-м томе испанкою". Впрочем, сам Василий Иванович насчёт своих достижений не заблуждался. Он считал себя посредственным романистом, неплохим журналистом и хорошим военным корреспондентом. Что ж, это немало...
Когда я смотрю на девушек, они мне кажутся очаровательными созданиями для дружбы и любви. Когда девушки смотрят на меня, они мне кажутся расчётливыми суками.
- Ребе, скажите, а можно ли правоверному еврею летать на самолётах по субботам? - Можно, но только если он будет пристёгнут ремнём. - Почему? - В таком случае самолёт не будет считаться транспортом, а будет считаться видом одежды.
Обычно, когда мозг даёт команду, тело её послушно выполняет... Но когда мозг даёт команду "Вылазь из Интернета", тело послушно выполняет команду "Убрать мозг".
Сыну было полтора годика. Говорить практически не умел, но шума от него… Сижу я на диване, а он с каким-то ужасным грохотом стучит пластиковой игрушкой по полу. Пытаясь его утихомирить, говорю: «Не стучи, там дядя внизу бай-бай» и показываю вниз. Вечером приходит муж с работы, мой малыш подходит к дивану, и показывая на место, где сидела я, говорит: «Дядя бай-бай». Круглые глаза моего любимого и его вопросы: «Какой дядя здесь бай-бай?» доставили мне много весёлых минут.
Рабинович приезжает в Израиль. Его друг Шлемензон, уже давно живущий там, встречает его в аэропорту. - Додик, какой величины территория Израиля? - спрашивает Рабинович после дружеских объятий. - Какой величины? Ну, четыреста километров в длину, сто в ширину и сто семьдесят сантиметров в высоту. - Как это - сто семьдесят сантиметров в высоту? - Ну, у меня рост метр восемьдесят семь, так Израиль (проводит ребром ладони по горлу) мне уже вот до сих!
Рабинович съездил в Израиль и рассказывает друзьям: - Там машины всех на свете марок: и японские, и европейские, и американские... - А что, своего автопрома у них нет? - Да вроде нет. - Повезло...
Конфеты "Раковая шейка" и "Гусиные лапки" существуют для единственной цели - подарить их иностранцу, дождаться, пока он их попробует, а потом, глядя ему в глаза, перевести их названия.
- Какой ты бессовестный! Стоит тебе увидеть смазливую девчонку, как ты забываешь, что женат! - Напротив, дорогая! Как раз тогда я тут же об этом вспоминаю!..
Сержант ставит возле орудия часового Рабиновича. Через некоторое время, обходя посты, сержант обнаруживает, что Рабинович исчез. Сержант обнаруживает его в казарме. Рабинович сладко спит. Сержант орёт на него. - Уверяю вас, - оправдывается Рабинович, - я поступил вовсе не безответственно. Когда вы ушли, я попробовал сдвинуть орудие с места, но оно даже не шелохнулось. Для одного человека оно слишком тяжёлое. Значит, Яша, сказал я себе, один человек орудие никак не утащит. А если придёт много людей, я один с ними всё равно не справлюсь. Поэтому я и пошёл себе спать.
В детстве я хотел быть писателем, как братья Стругацкие, и написать что-нибудь столь же увлекательное, как их "Трудно быть богом". Но с годами у меня зреет предчувствие, что роман будет автобиографический и называться он будет "Грустно быть долбо**ом".
- Да, жизнь вообще странная штуковина... Ещё вчера он был мудаком и оленем, который ни хрена не умеет парковаться, и который оторвал тебе боковое зеркало на стоянке около универа, а уже сегодня он твой преподаватель по теоретической механике.
Пора взрастить поколение борщистов. Это как бариста, только по борщу: узоры там разные на поверхности, сердечки, высокомерие, мозговая кость дымится, серебряная борщ-машина.
В детстве я ездил к родственникам, у которых в доме был свой магазин, в котором самым популярным товаром был лосьон. И я, наивный ребёнок, думал, что люди в деревне просто слишком много за собой ухаживают...
